— Ты не осмелишься! — рявкнул Монтегью. — Стефан снесет тебе голову, если ты тронешь женщину благородных кровей. Ты… и так приговорен к казни как государственный преступник, а второй приговор получишь как насильник. Нет большего позора для рыцаря…
Де Ленгли остался невозмутим.
— Пока я держу в руках меч и со мной мои ратники, мне нечего опасаться короля и его прихвостней. Мы оба знаем, что Стефан глядит сквозь пальцы на подобные проделки своих баронов, включая и тебя с Честером. А что касается наших соседей, то они скорее согласятся сражаться на моей стороне, чем на твоей, лорд Монтегью! — Он ухмыльнулся. — Зови их под свои знамена, и ты убедишься, что я прав.
Монтегью словно бы не услышал то, что сказал ему де Ленгли.
— Ты запятнаешь грязью все сословие рыцарей, и никто не сядет за стол с негодяем. Все узнают…
— О да! Пусть все узнают. Именно этого я и добиваюсь. Я хочу, чтоб все лорды знали, что дочь Монтегью употребляли как шлюху все месяцы осады… — Он помедлил, а потом лукаво взглянул на собеседника. — За тобой выбор — какую из двух дочерей ты подаришь для утехи гарнизона? Или, может быть, мне первому следует назвать имя той, кто мне больше понравился?
С яростным криком Монтегью выхватил меч. Де Ленгли тут же отпрыгнул, загородившись от наступающего противника опрокинутым столом. Два меча сверкнули в воздухе, скрестившись, но тут стражники сэра Роберта вступили в схватку, оттеснили Монтегью, прижав его к стене.
Вопль Аделизы был ужасен. Она испугалась собственного крика и закрыла рот руками. Джоселин почувствовала, что еще мгновение, и ее чувствительная сестра упадет в обморок.
— Вы забылись, сэр. Постарайтесь держать себя в руках, — произнес де Ленгли холодно, вдруг перейдя на официальный тон. — По-моему, все сказано. А теперь убирайтесь вон, пока я еще способен сохранять выдержку и не отвечать на ваши безумные выпады.
Монтегью, беспомощный, но переполненный гневом, держал свой меч наготове. Он мысленно измерил расстояние, отделяющее его от де Ленгли, понял, что не сможет нанести ему смертельный удар, и вложил меч в ножны.
— У тебя есть время подумать до завтра. — Де Ленгли как ни в чем не бывало вернулся к прежнему развязному тону. — От того, что ты решишь, зависят и мои дальнейшие поступки. Я готовился к мести долгие годы. И уж, конечно, не упущу возможности отыграться на твоих милых дочках. С какой начать — решать тебе.
Монтегью посмотрел на Аделизу, но обратился к Джоселин.
— Защити свою сестру, — мрачно произнес он.
— Хорошо, отец.
— Папа… сделай все, что сможешь… — бормотала Аделиза, безуспешно пытаясь выглядеть мужественной. — Я люблю Брайана… Я люблю тебя, папа. Подумай обо мне!
Монтегью кивнул и отвернулся от дочерей.
— Ты ответишь за все, де Ленгли! Гореть тебе в аду!
Он проследовал к двери под неусыпным вниманием настороженных воинов де Ленгли и покинул комнату, больше не оглянувшись.
Роберт де Ленгли распорядился:
— Уведи женщин наверх, Джеффри. И позаботься, чтобы у них было все, в чем они нуждаются, вплоть до ночных горшков. Опорожнять их придется нашему часовому.
Джеффри, обнаживший меч во время воинственного выпада Монтегью, спрятал его в ножны и вежливо распахнул перед девушками дверь. Шагнув за порог, Джоселин не удержалась от едкого замечания:
— Замечательно разыгранный спектакль, милорд. Если б вы выступали на ярмарке, то набрали бы полный кошель монет.
Роберт де Ленгли остался холоден и не откликнулся на ее иронию. Джоселин знала, что он по-прежнему блефует. Ни один человек чести не решится свершить то, чем он угрожал ее отцу. Можно нарушать все законы, предавать, убивать, грабить — но этот закон незыблем.
А если она тешит себя обманом?
Аделизу было невозможно успокоить. В истерике она дрожала и металась по широкой постели, ударяясь головой о стену и деревянные спинки кровати. Никакие ласковые слова Джоселин или резкие пощечины не помогали. Наконец вся эта борьба ей надоела. Она приказала хныкающей Хейвиз разжечь пожарче огонь в камине, потом выгнала девушку прочь и налила себе полную чашу крепкого вина из кувшина, заблаговременно доставленного услужливым сэром Джеффри.
Устроившись на стуле поближе к огню, она предалась удовольствию — выпить в покое вина и чуть-чуть забыться. Не так уж плохо обстояли дела. Ее отец получил моральную оплеуху, которую заслужил, а тюремщик сэр Джеффри оказался отменно вежливым.
Она, глядя в огонь, отхлебнула еще вина. Там, на раскаленных углях, плясали крохотные саламандры, порожденные огнем и столь близкие ей существа. Джоселин могла следить за их веселым времяпрепровождением до бесконечности. Она была им сродни, снопы искр и клубы дыма были и ее стихией. Если ее когда-нибудь сожгут на костре как ведьму, это не будет страданием, а, наоборот, возвращением в тот вожделенный мир, которого ее почему-то лишили. Ей не хотелось думать о насущных проблемах, но надоедливая сестра вновь напомнила о себе.
Ее голова свесилась с кровати вниз, и она едва не задыхалась от рыданий. Джоселин посадила ее прямо, поднесла к губам кружку с горячим напитком. Аделиза отпила, закашлялась, но пришла в себя.
— Теперь мне нечего и помышлять о замужестве с Эдвардом. Все рухнуло… Я осквернена… Как я ненавижу это… чудовище. Он не человек… Он хуже самого мерзкого паука…
Джоселин убрала с потного лба сестры слипшиеся пряди тонких золотистых волос, заправила их за нежные, словно жемчужные раковины, ушки. К чему готовилась Аделиза, к чему предстоит готовиться ей, Джоселин? Кого из них первой пожрет дракон, и выручит ли их Ланселот — блистательный лорд Честер, пропитанный ложью настолько, что сам стал похож на Змия? Или на помощь поспеет благородный красавчик граф Эдвард Пелен?
— Ты получишь своего Эдварда, — без всякого убеждения в искренности своих слов сказала Джоселин. — Они с отцом — верные союзники. Разве устоит перед их объединенными усилиями де Ленгли? Едва лишь наступит завтра, ты ускачешь отсюда, и твой жених встретит тебя.
Аделиза отчаянно потрясла головой, как будто избавляясь от страшных паразитов, вцепившихся в ее волосы.
— О Боже, сестра… Он поцеловал меня. Он был так мерзок… Ты не знаешь, что это за чувство… Его гадкие… омерзительные губы…
Аделиза смежила веки, но жуткое видение не оставляло ее. Она вновь затряслась от рыданий.
— Если б папа услышал, что он сказал. Он показал мне место, где собирается овладеть мною… В темном углу в коридоре… на тюфяке… Я убью себя, если папа не явится вовремя. Да простит меня Матерь Божья, я лишу себя жизни, если он еще раз дотронется до меня.
— Не богохульствуй! — приказала Джоселин. — Никто не вправе лишать себя жизни, потому что только Господь располагает ею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104