При свете камина Шрусбери видел темные круги под глазами Бесс, но даже они казались ему прекрасными. Он смущенно пробормотал:
— Зима когда-нибудь кончится… ледом придет весна.
Бесс кивнула, а Шрусбери понял, что она едва сдерживает слезы.
Он потягивал сидр, страстно желая заключить Бесс в объятия. Правила приличия предписывали ему держаться на расстоянии. Осушир бокал, Толбот поставил его на каминную полку. Синтло задремал. Шрусбери приложил палец к губам и тихо направился к дверям библиотеки.
Бесс последовала за ним, и они спустились по элегантной лестнице. Бесс молча ждала, когда дворецкий поможет гостю надеть плащ и удалится.
— Спасибо, — шепнула она.
— Кембридж… — начал он и осекся, а Бесс покачала головой:
— Спасибо, что сдержали обещание.
Сэр Уильям Сент-Лоу умер в начале января, задолго до того, как появились первые весенние цветы. Королева Елизавета объявила день траура по своему преданному капитану стражи и старшему дворецкому, но не стала устраивать ему пышные похороны.
Бесс перевезла тело мужа в Лондон. Зная, что длинное путешествие зимой слишком утомительно для матери и тети Марси, она взяла с собой только сестру Джейн. На похоронах присутствовали трое сыновей Бесс, которые по-прежнему учились в Итоне. Сэра Уильяма Сент-Лоу похоронили в церкви святой Елены в Бишопсгейте, рядом с его отцом — сэром Джоном Сент-Лоу.
После панихиды Бесс повезла сыновей на кладбище Сент-Ботолфс в Олдгейте, на могилу отца. На душе у нее было очень тяжело. Только теперь она поняла, что до сих пор носит траур по Кавендишу. Происходящее представлялось Бесс кошмарным сном. Как вышло, что она пережила трех мужей? Чем заслужила такую долгую жизнь? Бесс не плакала: ею вновь овладело уже знакомое оцепенение.
В Чатсворт она вернулась совсем без сил и сразу удалилась в свои комнаты, которые так любила. Бесс не могла ни есть, ни спать. Но хуже всего было то, что она ничего не чувствовала.
Бесс перечитала завещание Синтло. Она давно знала, что он завещал ей все свои земли и поместья в Сомерсете и Глостершире, но руины монастыря и земли в Гластонбери стали для нее сюрпризом. Бесс прожила с Синтло четыре с половиной года, и большую часть времени он посвящал своим обязанностям при дворе. Она вновь просмотрела завещание. Синтло был беззаветно предан ей. Бесс питала к мужу привязанность, а он любил ее всем сердцем. Почему же она не чувствует ни вины, ни скорби, ни гневя Господи, что с ней стряслось?
Граф Шрусбери выразил соболезнования матери Бесс и тете Марси. Джейн поспешила наверх доложить Бесс о приезде гостя.
— Извинись за меня перед лордом Толботом, Джейн. Я никого не хочу видеть.
— Бесс, но ведь это граф Шрусбери! Я не могу отказать ему!
— А я могу, и не раз делала это, — безучастно отозвалась Бесс. — Пожалуйста, Джейн, оставь меня в покое. Смущенная Джейн спустилась в гостиную.
— Моя сестра приносит глубочайшие извинения, но сегодня она никого не желает видеть.
Толбот в полном недоумении посмотрел на Джейн:
— А вы сообщили ей о моем приезде?
Джейн покраснела.
— Дело не в вас, милорд. Бесс нуждается в уединении.
— А по-моему, дело именно во мне. Будьте любезны, передайте миледи, что если она немедленно не спустится, я сам поднимусь к ней.
— Лорд Толбот! — воскликнула Элизабет. Марселла нахмурилась, ибо давно уже поняла, что между Бесс и графом что-то происходит.
— Поднимитесь к ней, граф. Только человек с сильной волей способен вернуть ее к жизни.
Шрусбери не пришлось упрашивать. Он мигом взлетел по лестнице и безошибочно нашел комнату Бесс. Постучав, Толбот не стал ждать ответа. Он распахнул дверь и вошел.
— Кто вам разрешил войти сюда? — отчужденно спросила Бесс.
— Я не привык спрашивать разрешения.
Бесс стояла у окна, держа что-то в руках. В черном платье она казалась воплощением скорби. Подойдя ближе, Шрусбери заметил, что в лице ее ни кровинки. Толбот взял из рук Бесс странный предмет. Она не сопротивлялась. Шрусбери внимательно осмотрел книжечку в золотом переплете, усеянном рубинами. Внутри оказались два портрета — Бесс и Уильяма Кавендиша.
— Боже милостивый, ты до сих пор скорбишь по Кавендишу! — Подавив жгучую ревность, он положил книжечку на стол. Подхватив Бесс на руки, он отнес ее к мягкой кушетке у камина, усадил к себе на колени и с безграничной нежностью прижал к груди. — Успокойся, успокойся, Бесс!
Гладя ее по волосам, Толбот с восхищением смотрел, как на них пляшут отблески огня. Вдруг Бесс задрожала. Он стиснул объятия, словно пытаясь уберечь ее от беды, и с бесконечным терпением ждал, когда лед в ее сердце растает.
— Тебе слишком долго приходилось быть сильной. Теперь я стану твоей силой.
Она все дрожала, а Шрусбери ласково гладил ее по спине. Постепенно Бесс начала успокаиваться, приглушенно всхлипнула и наконец разразилась слезами.
Целый час она провела в объятиях Шрусбери, вскрикивая и захлебываясь рыданиями, замолкая и разражаясь истерическим смехом. Наконец Бесс вскочила и заметалась по комнате, бранясь, крича и швыряя все, что попадалось ей под руки. Эта буря ужаснула бы любого, но только не Толбота, терпеливо сносившего язвительные тирады Гертруды.
А потом Бесс начала без умолку говорить, признаваясь во всех своих грехах, во всех недостатках и пытаясь оправдать себя.
Шрусбери удивленно покачал головой. Такой страстной женщины он еще не видывал, но любил ее без памяти. Выждав еще несколько минут, Толбот твердо сказал:
— Довольно, моя прелесть. — Поднявшись, он начал расстегивать ее платье.
— Что ты делаешь?
— Раздеваю тебя.
Ее заплаканные глаза расширились.
— Ты не посмеешь!
— Не болтай чепухи — конечно, посмею. Я просто раздену тебя и уложу в постель. — Толбот так деловито расстегивал пуговицы, словно раздевал Бесс каждый вечер. Под траурным платьем и черными нижними юбками оказалось самое простое белье. — А это еще что такое? Почему же ты сразу не облачилась в рубище и не посыпала голову пеплом?
Бесс скорбно уставилась на него. Сняв с нее подвязки и чулки, Шрусбери подошел к комоду и достал ночную сорочку — самую простую, шерстяную, которая согрела бы Бесс в просторной пустой постели. Подержав рубашку перед огнем, он надел ее на Бесс. Потом, подхватив на руки, отнес ее в соседнюю спальню, заботливо укрыл одеялом и развел огонь в большом мраморном камине. Убедившись, что пламя разгорелось, Шрусбери задернул плотные занавески на всех четырех окнах.
Начался снегопад, и Толбот понял, что на обратном пути наверняка промерзнет. Он зажег свечу и поставил ее на столике у постели. У Бесс слипались глаза, мокрые от слез ресницы подрагивали на бледных щеках.
Спустившись вниз, Шрусбери увидел трех женщин, с надеждой взирающих на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107