На нем осталась только набедренная повязка.
Рейн прикусила нижнюю губу, чтобы удержать восхищенное восклицание при виде его великолепного тела. Затем она посмотрела на глубокую, длиной в десять дюймов рану, шедшую поперек живота, и язвительно сказала:
— Ты что, совсем себя не любишь? Рана довольно серьезная. Ее надо промыть, продезинфицировать, а потом зашить.
— Даже не думай тыкать своими длинными иглами мне в голову или еще куда-нибудь, — предупредил Селик и попятился. — Я такого не позволю.
Рейн мягко усмехнулась.
— Такой большой храбрый воин и боится маленькой иголки? Не беспокойся. Я получу много удовольствия, глядя, как ты корчишься от боли, даже не очень сильной. Ты или не ты заставил меня сегодня утром бегать по лесу?
Она толкнула его к постели и, когда он лег на спину, встала на колени рядом с ним. Быстро работая, она наложила шов на рану и перевязала ее чистой тряпкой. Он не издал ни звука, только наблюдал за каждым ее движением, словно пытаясь решить какую-то задачу. Он даже отказался от болеутоляющего, сказав, что другим оно нужнее.
Когда она закончила, Селик усмехнулся и одним быстрым движением опрокинул ее на спину рядом с собой.
— Мне кажется, тебе стоит остаться здесь на ночь.
— Забудь об этом. Я уже говорила, что не буду с тобой развлекаться. Кроме того, ты сейчас не в форме.
— Ха! Позволь мне самому решать, когда я в форме и когда нет. И не забудь, твои кости не привлекают меня как мужчину.
— Что?
— Закрой рот, закрой глаза и спи, сладкий снежок.
— Снежок? — возмутилась она. — Меня зовут Рейн. И мне не нравятся твои шутки.
— Я думаю, имя Рейн тебе не подходит. Оно говорит о мягкости, о возрождении весны и… о надежде.
Рейн изумленно вздохнула, дивясь интуиции Селика. В самом деле, разве не для этого она была послана суровому воину — смягчить его жестокое сердце, напомнить, что даже самая заблудшая душа еще может возродиться, и, самое главное, дать надежду, эту вечную весну всех несчастных, мечтающих о переменах.
Долгое молчание Селика говорило о многом. Рейн знала, что он думает о том же самом, и наконец он заговорил:
— На самом деле, Дождь — лучшее имя для тебя. Снежок серый и мягкий, его можно легко стряхнуть, не то что тебя. А дождь обрушивается быстро, без предупреждения, колотит так, что его нельзя не заметить, и часто производит настоящее опустошение. Да, я, наверно, буду звать тебя Дождь. Или Дождь Со Снегом.
— Ты невозможен!
Рейн преувеличенно активно завозилась, устраиваясь поудобнее, но Селик прижал ее к ложу, положив руку поперек груди и захватив правой ногой ее ноги.
— Дай мне встать.
— Нет, ты сбежишь.
— Сбегу? Куда?
— Твоя слава лекарки, несомненно, распространится с быстротой огня Святого Антония. Саксы назначат цену за твою голову, как за мою, только ты им будешь нужна живая. Хорошие лекари в цене, особенно при дворе короля саксов.
Рейн почувствовала, как ее заливает теплая волна радости. Значит, он все-таки оценил ее способности и умение.
— Хорошо, но если я остаюсь здесь, по крайней мере, убери с меня свои лапы.
Улыбнувшись, Селик убрал руку и ногу. Рейн повернулась к нему спиной и улеглась поудобнее. Вскоре она почувствовала, что с Селиком что-то не так.
— Что еще?
— Да хватает всякого. Так много людей… так много друзей… отправилось в мир иной… и без отпевания в христианской церкви, и без норвежского огненного обряда — начала пути в Валгаллу. Человеку это необходимо для обретения покоя. У меня сегодня плохой день.
— Разве ты не видишь, как бесполезна эта битва для обеих сторон? Во всех войнах жертвы напрасны.
— Война не кончилась… По крайней мере, для меня. Я буду убивать каждого сакса, который встретится на моем пути, пока не удовлетворюсь местью… или не уйду в Валгаллу.
— Ох, Селик, — вздохнула Рейн, сердцем приняв его боль и его бесполезную жажду мести.
Помолчав немного, Селик заговорил снова:
— Ладно, хватит обо мне. Расскажи мне побольше о своих неприятностях, Дождик.
— Что?
— О том, что у тебя не получалось в постели.
— А собственно, и говорить не о чем. Просто я вполне могу обойтись без секса.
Рейн смутилась. Господи Боже! Как она может обсуждать такие интимные вещи с незнакомцем? Впрочем, Селик для нее не незнакомец. Ей казалось, что она знает его всю жизнь. Кроме того, беседуя на эту тему, она надеялась отвлечь Селика от мрачных мыслей.
— Кровь Тора! Ты просто глупая.
— Ты сам меня спросил, — жалобно проговорила она.
— Когда ты в последний раз обнимала мужчину?
— Ты сам спрашиваешь глупости, — усмехнулась Рейн, но, помедлив, ответила: — Два года назад.
— Серьезно? Мне трудно в это поверить. Есть женщины, которых отталкивают такие развлечения, но мне кажется, что у тебя более горячая кровь, чем у них. Возможно, ты не встретила мужчину, который умеет правильно обращаться с женщиной.
— Ой, пожалуйста, избавь меня от мужского эгоизма. Меня не отталкивает секс, и я знаю оргазм, как всякая женщина. Вообще-то, на женском теле есть пятьдесят семь эрогенных зон. Если мужчина не может найти ни одну из них, ему нужно дать свечку и учебник по сексологии.
Господи! Неужели она это говорит? От необычайного путешествия у нее совсем развязался язык, а может, и мозги тоже. Она надеялась, что Селик оценит ее стремление отвлечь его от серьезных мыслей.
А он зашелся в смехе.
— Всего пятьдесят семь? — наконец спросил он. — А у мужчины тоже столько? Или больше?
Рейн знала, что он дразнит ее. Что ж, она ему покажет. И она выдала лучшую в своей жизни лекцию из серии «Сексуальное образование для медицинских школ». Когда она остановилась, грудь Селика тряслась от смеха.
— Что смешного?
— Ты. Ты знаешь все в подробностях о сношении мужчины и женщины. Как поганая книга, а не женщина. Могу поспорить, ты никогда не чувствовала себя как чувствует настоящая женщина в руках настоящего мужчины. Ты, может быть, даже и не знаешь, чего ты хочешь от мужчины.
— Ага! Я скажу тебе одну вещь, мистер Всезнайка. Лучший секс, который я испытала, был не… не… скажем, проникновение…
Осознав, в какой тупик завел ее вконец распустившийся язык, Рейн почти прошептала последнее слово. Но он услышал.
На его приглушенное хихиканье она добавила с фальшивой бравадой:
— Этого объяснения тебе достаточно?
— Я думаю, ты просто дразнишь меня. Тебе вовсе не нравятся те возмутительные вещи, о которых ты говоришь.
— Нет. Я хочу сказать, да.
— Ты возьмешь свои слова назад, женщина?
— Нет! И не думай, будто я не понимаю. Ты просто подзуживаешь меня, чтобы я болтала всякие глупости.
— Ты хочешь сказать, что я заставляю тебя говорить ложь?
Рейн возмутилась:
— Какую ложь?
— Ну, то, что ты говорила насчет… проникновения.
— Ох, — пробормотала Рейн и деланно зевнула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Рейн прикусила нижнюю губу, чтобы удержать восхищенное восклицание при виде его великолепного тела. Затем она посмотрела на глубокую, длиной в десять дюймов рану, шедшую поперек живота, и язвительно сказала:
— Ты что, совсем себя не любишь? Рана довольно серьезная. Ее надо промыть, продезинфицировать, а потом зашить.
— Даже не думай тыкать своими длинными иглами мне в голову или еще куда-нибудь, — предупредил Селик и попятился. — Я такого не позволю.
Рейн мягко усмехнулась.
— Такой большой храбрый воин и боится маленькой иголки? Не беспокойся. Я получу много удовольствия, глядя, как ты корчишься от боли, даже не очень сильной. Ты или не ты заставил меня сегодня утром бегать по лесу?
Она толкнула его к постели и, когда он лег на спину, встала на колени рядом с ним. Быстро работая, она наложила шов на рану и перевязала ее чистой тряпкой. Он не издал ни звука, только наблюдал за каждым ее движением, словно пытаясь решить какую-то задачу. Он даже отказался от болеутоляющего, сказав, что другим оно нужнее.
Когда она закончила, Селик усмехнулся и одним быстрым движением опрокинул ее на спину рядом с собой.
— Мне кажется, тебе стоит остаться здесь на ночь.
— Забудь об этом. Я уже говорила, что не буду с тобой развлекаться. Кроме того, ты сейчас не в форме.
— Ха! Позволь мне самому решать, когда я в форме и когда нет. И не забудь, твои кости не привлекают меня как мужчину.
— Что?
— Закрой рот, закрой глаза и спи, сладкий снежок.
— Снежок? — возмутилась она. — Меня зовут Рейн. И мне не нравятся твои шутки.
— Я думаю, имя Рейн тебе не подходит. Оно говорит о мягкости, о возрождении весны и… о надежде.
Рейн изумленно вздохнула, дивясь интуиции Селика. В самом деле, разве не для этого она была послана суровому воину — смягчить его жестокое сердце, напомнить, что даже самая заблудшая душа еще может возродиться, и, самое главное, дать надежду, эту вечную весну всех несчастных, мечтающих о переменах.
Долгое молчание Селика говорило о многом. Рейн знала, что он думает о том же самом, и наконец он заговорил:
— На самом деле, Дождь — лучшее имя для тебя. Снежок серый и мягкий, его можно легко стряхнуть, не то что тебя. А дождь обрушивается быстро, без предупреждения, колотит так, что его нельзя не заметить, и часто производит настоящее опустошение. Да, я, наверно, буду звать тебя Дождь. Или Дождь Со Снегом.
— Ты невозможен!
Рейн преувеличенно активно завозилась, устраиваясь поудобнее, но Селик прижал ее к ложу, положив руку поперек груди и захватив правой ногой ее ноги.
— Дай мне встать.
— Нет, ты сбежишь.
— Сбегу? Куда?
— Твоя слава лекарки, несомненно, распространится с быстротой огня Святого Антония. Саксы назначат цену за твою голову, как за мою, только ты им будешь нужна живая. Хорошие лекари в цене, особенно при дворе короля саксов.
Рейн почувствовала, как ее заливает теплая волна радости. Значит, он все-таки оценил ее способности и умение.
— Хорошо, но если я остаюсь здесь, по крайней мере, убери с меня свои лапы.
Улыбнувшись, Селик убрал руку и ногу. Рейн повернулась к нему спиной и улеглась поудобнее. Вскоре она почувствовала, что с Селиком что-то не так.
— Что еще?
— Да хватает всякого. Так много людей… так много друзей… отправилось в мир иной… и без отпевания в христианской церкви, и без норвежского огненного обряда — начала пути в Валгаллу. Человеку это необходимо для обретения покоя. У меня сегодня плохой день.
— Разве ты не видишь, как бесполезна эта битва для обеих сторон? Во всех войнах жертвы напрасны.
— Война не кончилась… По крайней мере, для меня. Я буду убивать каждого сакса, который встретится на моем пути, пока не удовлетворюсь местью… или не уйду в Валгаллу.
— Ох, Селик, — вздохнула Рейн, сердцем приняв его боль и его бесполезную жажду мести.
Помолчав немного, Селик заговорил снова:
— Ладно, хватит обо мне. Расскажи мне побольше о своих неприятностях, Дождик.
— Что?
— О том, что у тебя не получалось в постели.
— А собственно, и говорить не о чем. Просто я вполне могу обойтись без секса.
Рейн смутилась. Господи Боже! Как она может обсуждать такие интимные вещи с незнакомцем? Впрочем, Селик для нее не незнакомец. Ей казалось, что она знает его всю жизнь. Кроме того, беседуя на эту тему, она надеялась отвлечь Селика от мрачных мыслей.
— Кровь Тора! Ты просто глупая.
— Ты сам меня спросил, — жалобно проговорила она.
— Когда ты в последний раз обнимала мужчину?
— Ты сам спрашиваешь глупости, — усмехнулась Рейн, но, помедлив, ответила: — Два года назад.
— Серьезно? Мне трудно в это поверить. Есть женщины, которых отталкивают такие развлечения, но мне кажется, что у тебя более горячая кровь, чем у них. Возможно, ты не встретила мужчину, который умеет правильно обращаться с женщиной.
— Ой, пожалуйста, избавь меня от мужского эгоизма. Меня не отталкивает секс, и я знаю оргазм, как всякая женщина. Вообще-то, на женском теле есть пятьдесят семь эрогенных зон. Если мужчина не может найти ни одну из них, ему нужно дать свечку и учебник по сексологии.
Господи! Неужели она это говорит? От необычайного путешествия у нее совсем развязался язык, а может, и мозги тоже. Она надеялась, что Селик оценит ее стремление отвлечь его от серьезных мыслей.
А он зашелся в смехе.
— Всего пятьдесят семь? — наконец спросил он. — А у мужчины тоже столько? Или больше?
Рейн знала, что он дразнит ее. Что ж, она ему покажет. И она выдала лучшую в своей жизни лекцию из серии «Сексуальное образование для медицинских школ». Когда она остановилась, грудь Селика тряслась от смеха.
— Что смешного?
— Ты. Ты знаешь все в подробностях о сношении мужчины и женщины. Как поганая книга, а не женщина. Могу поспорить, ты никогда не чувствовала себя как чувствует настоящая женщина в руках настоящего мужчины. Ты, может быть, даже и не знаешь, чего ты хочешь от мужчины.
— Ага! Я скажу тебе одну вещь, мистер Всезнайка. Лучший секс, который я испытала, был не… не… скажем, проникновение…
Осознав, в какой тупик завел ее вконец распустившийся язык, Рейн почти прошептала последнее слово. Но он услышал.
На его приглушенное хихиканье она добавила с фальшивой бравадой:
— Этого объяснения тебе достаточно?
— Я думаю, ты просто дразнишь меня. Тебе вовсе не нравятся те возмутительные вещи, о которых ты говоришь.
— Нет. Я хочу сказать, да.
— Ты возьмешь свои слова назад, женщина?
— Нет! И не думай, будто я не понимаю. Ты просто подзуживаешь меня, чтобы я болтала всякие глупости.
— Ты хочешь сказать, что я заставляю тебя говорить ложь?
Рейн возмутилась:
— Какую ложь?
— Ну, то, что ты говорила насчет… проникновения.
— Ох, — пробормотала Рейн и деланно зевнула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93