Когда вечер закончился, и он взял мою руку, чтобы поцеловать ее на прощание, я почувствовала, как он сунул записочку мне в ладонь.
– Доброй ночи, ваше величество, – сказал он. – И аu revoir, до свидания.
– Доброй ночи, граф. До следующей встречи.
Я не могла дождаться, когда же останусь одна, чтобы прочесть записку.
«Могу ли я прийти завтра после полудня в Маленький Трианон? – писал он. – Скажите «да», умоляю вас».
Я отправила в покои Акселя записку, в которой содержалось всего одно слово:
«Да».
7 января 1778 года.
Я могу думать только об одном: Аксель… Аксель… Аксель…
Мой мир перевернулся с ног на голову, а я счастливо кружусь в подхватившем меня вихре. Какое очаровательное смущение!
Я толком не знаю, какими словами выразить свои чувства, потому что слова здесь бессильны – я просто не могу описать, что со мной происходит. Я словно родилась заново. Как будто шагнула через порог в новый, неведомый мир, мир собственного сердца.
Аббат Вермон читал мне о Блаженном видении, когда святой прозревает лицо Господа Бога нашего и перед ним открывается новый мир. Мне тоже предстало блаженное видение. На краткий миг, словно впервые, я увидела лик истинной любви.
Вчера Аксель пришел ко мне в Маленький Трианон, и я распорядилась, чтобы Лупу немедленно отослала его наверх. Он переступил порог, протянул мне руки, и я бросилась к нему, а он обнял меня так крепко, словно не собирался отпускать никогда.
– Как такое может быть? – пролепетала я, когда он наконец разжал руки, но мы все равно стояли, обнявшись и глядя в глаза друг другу. – Как я могу любить вас так, когда даже не знаю?
Я говорила без всякой задней мысли и была поражена своей искренностью. Тем не менее, слова мои были чистой правдой. Так почему я не могу произнести их вслух?
– Мой маленький ангел, вряд ли у меня можно искать объяснения. Мне известно лишь то, что вы покорили меня.
И тогда он поцеловал меня, поцеловал долгим и жарким поцелуем, и в течение следующего часа мною владело сладкое пламя наслаждения и радости. Он был опытным и нежным любовником, снова и снова повторял мне, какая я красивая, называя меня своим маленьким ангелом. Когда он нежно гладил меня по щеке или проводил рукой по волосам, я замирала в его объятиях. А когда мы смотрели друг на друга, я не могла оторваться от его голубых глаз, настолько очарована оказалась их прекрасной глубиной, яркостью и бесконечным выражением любви.
Я предприняла кое-какие шаги, чтобы нам никто не мешал до самого вечера. Мы пообедали сладким мороженым с клубникой и паштетом из гусиной печени. Аксель рассказывал о своей жизни, время от времени наклоняясь, чтобы поцеловать меня. Мне нравится слушать, как он рассказывает. Он говорит по-немецки и по-французски очень хорошо, хотя и со смешным шведским акцентом. Голос у него низкий и глубокий, говорит он неторопливо, и вообще все, что делает, он делает неспешно и изящно.
Его отец – видный дворянин в Швеции, советник самого короля. Аксель хочет быть во всем похожим на него. Он обладает многочисленными знаками военной доблести и наградами, и ему уже приходилось участвовать в битвах. Он шутит на этот счет, но я уверена, что на самом деле он очень храбр.
Я не могу думать ни о ком, кроме Акселя. Такое чувство, будто любовь к нему поглотила меня, и я плыву и тону в этом бескрайнем море любви, нежась в его тепле и ласке. Говорят, что любовь между двумя людьми возникает и развивается медленно и постепенно, в течение некоторого времени, и с каждым прожитым годом становится все ярче и сильнее. Какая глупость! Теперь я знаю, что любовь врывается в нашу жизнь подобно шторму или урагану. Она мгновенна и неуправляема. Иногда ее называют любовью с первого взгляда. И больше ничего не имеет значения, все остальное теряет смысл. Разум, ограничения, осуждение – все это смывает на своем пути бурное течение реки под названием «любовь», и ничто – ни мысли или чувства, ни ощущения или сама жизнь – никогда уже не будут прежними.
15 января 1778 года.
Аксель пробудет у нас очень недолго. Он отправляется в Америку с генералом Рокамбо. Они возглавляют экспедиционные войска, чтобы помочь американцам, разгромить британцев, наших злейших врагов. Им предстоит сражаться в совершеннейшей глуши, отражать нападения диких животных. Они будут подвергаться ужасной опасности. Я очень беспокоюсь о нем, но Аксель лишь смеется в ответ, заявляя, что, по его мнению, и Версальский двор – не самое спокойное место на свете.
На утренний прием к Луи он явился в полной военной форме. Когда его представили, Людовик, молча уставился на его широкую грудь, украшенную лентами, сверкающими звездами и прочими золотыми медалями. Я молча, стояла рядом, не зная, что сказать.
Людовик подошел к Акселю очень близко и довольно громко поинтересовался:
– Откуда у вас все эти украшения? Должно быть, вы их украли?
Аксель улыбнулся.
– Вот эту мне дали за то, что я очень хорошо пригибался под огнем, – сказал он, указывая на одну из сверкающих медалей. – А это награда за то, что я держался вне досягаемости артиллерийских пушек.
Громкий хохот Людовика можно было расслышать в самом дальнем уголке огромного салона. Он похлопал Акселя по спине.
– Очень хорошо. Я запомню ваши слова. Держаться вне досягаемости артиллерийских пушек… Очень хорошо. Сам я еще никогда не бывал в сражении, – заявил, он, внимательно глядя на Акселя, чтобы не пропустить его реакцию.
– Жизнь вашего величества слишком важна для королевства, чтобы подвергать ее опасности, – последовал искусный ответ. – Вы должны управлять ходом сражений, а не принимать в них участие.
– Полагаю, вы правы. Собственно говоря, я, наверное, только путался бы под ногами, – откровенно признался Людовик.
– Мне говорили, что у вашего величества имеется прекрасная коллекция карт, – сказал Аксель, меняя тему разговора, чтобы не продолжать обсуждать дальше сомнительную значимость Людовика на поле брани. – Не найдется ли у вас карт британских колоний в Америке? Мне было бы интересно взглянуть на них.
Я отошла в сторону, чтобы побеседовать с представителями итальянской знати, поэтому не слышала более их разговора. Я чувствовала себя неловко, стоя рядом с ними, с моим супругом и мужчиной, которого я любила сильнее всего на свете. Мне оставалось только надеяться, что я не покраснела от смущения. При этом дворе, как и в Шенбрунне, женщины общаются со своими любовниками и мужьями очень свободно и непринужденно. Однако для меня такая разновидность обмана пока еще внове. Я никогда не испытывала ни малейшей неловкости или смущения относительно своей влюбленности в Эрика, потому как он был всего лишь слугой. Ни один слуга не способен по-настоящему соперничать с королем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92