Боярин Федор Андреевич Кобыла за диковинным столом с когтистыми ногами хищной птицы обучал грамоте сына, шестилетнего мальчугана.
— Аз, буки, веди… — повторял за отцом тоненький голос.
Отстегнув шлем, Лютовер поставил его у своих ног. Боярин Федор Андреевич поднялся со скамьи и пошел навстречу гостю.
— Боярин Лютовер, — сказал он, вглядываясь, — от великого князя Литовского? Милости прошу!
— Под Можайском напали татары, — сказал Лютовер, будто оправдываясь, — меня заарканили… обеспамятовал, чуть жив остался. Письмо великого князя к Тохтамышу попало, кольцо сохранил. — Он снял с пальца перстень. — А ханская ласка — на спине…
Хозяин молча осмотрел кольцо. На внутренней стороне было вырезано маленькими буквами: «Великий князь Литовский и Русский».
— Я, боярин, с послом московского князя Романом Голицей ехал. У него спроси, если не веришь. — В голосе гостя послышалась обида.
Федор Андреевич возвратил кольцо.
— Не обижайся, боярин, всякое бывает, — сказал он, поглаживая реденькую бородку мочалкой, казавшуюся лишней на его лице. — А ведомо тебе, о чем в письме речь шла?.. Да ты садись, в ногах правды нет.
Лютовер сел на лавку.
— Ведомо, боярин. Великий князь Ягайла просит тебя отписать, какова лицом московская княжна София. Не худа ли? На тот год свадьба сговорена, так вот…
— Не будет свадьбы, — вздохнув, сказал Федор Андреевич, — другому отдает Дмитрий свою дочь.
Он погладил по головке сына, смотревшего на гостя удивленными глазами.
— Как — не будет? — вскричал Лютовер. — Посол великого князя боярин Роман Голица привез согласие князю Ягайле.
— Пока послы ездили, в Москве подул другой ветер… А как тебя Тохтамыш встретил? — перевел разговор на другое хозяин.
Лютовер почесал спину, где еще не зажили рубцы от ханского кнута, но ничего не сказал. Слова хана он перескажет только великому князю Ягайле.
— Из верных ли уст о княжне наслышан? — все еще не веря, спросил Лютовер.
— Да уж куда вернее, — усмехнулся боярин, вспоминая недавний разговор. — Великий князь на всю Москву сказал, не скрывает. По зимней дороге послы отказ повезут.
Бояре помолчали. Лютовер думал о бесчестье для своего князя. Поступок московского князя Дмитрия казался ему предательством. Федор Андреевич поправил фитиль коптившей свечи.
— В Литве слух был, — сказал Лютовер, словно в отместку, — татары сильно Москву разорили и дань великую Тохтамыш наложил. Не скоро оправится теперь московский князь. Правда ли сие?
— Разорил Москву Тохтамыш, верно. Обманом город взял. Ни плачущего, ни стонущего в Москве не осталось, всех побил татарский зверюга. От трупов смрад — упаси бог, ни подойти, ни подъехать. В церквах, кои целы остались, двери раскрыты настежь, и внутри жены и детища малые в куски порублены. И хоронить некому. Триста серебряных рублей на погребение князь отдал. И я думал, не поднимется город. Ан не так вышло, заново велика Москва… После Мамаева побоища русские окрепли духом, не боятся татар. Московский князь снова собирает силы. Не знаю только, откуда и силы берутся, и упрямство… Тщится орда удержать власть над Русью, но, видать, скоро наступит конец татарскому царству. Слабеет орда.
— Пожалуй, ты прав, боярин, — согласился Лютовер, — слабеют татары.
Слуги принесли большой оловянный кувшин с медом и на серебряных подставках два турьих рога.
Бояре выпили игристого меда. Беседа стала задушевнее. Оплыли свечи в железных подсвечниках.
Мальчуган, уронив голову на книгу, давно спал.
Глава двадцать шестая. ЛУЧШЕ БЫТЬ РЫЦАРЕМ, ЧЕМ ОРУЖЕНОСЦЕМ
Старый дубовый лес к северу от Медников славился множеством дичи. Сюда заходили туры и зубры. На озерах священный лось лакомился сочной зеленью, на полянах щипали траву олени. Но особенно много водилось в лесу кабанов. Говорили, что дуб здесь растет особенный, с очень жесткими листьями и крупными желудями, от которых кабаны быстро набирают жир. А от трав и пряных кореньев, растущих обильно в лесу, кабанье мясо делается сочным и душистым.
В этих заповедных местах охотился только великий князь со своей дружиной, всем остальным охота запрещалась, под страхом смертной казни. В самой чащобе, на берегу лесной речушки с чистой и всегда холодной водой, высился деревянный охотничий замок. Река серьгой охватывала невысокий холм, на котором он стоял. Грозный владыка князь Ольгерд очень любил охоту на кабанов. И брат его Кейстут охотился в здешних местах.
А когда великим князем стал Ягайла, замок сделался его любимым жилищем.
Рядом с замком, в густом орешнике, темнел бревенчатый сруб обширной конюшни, а чуть ниже по течению реки виднелся приземистый дом престарелого княжеского ловчего Выдайлы. Он охранял замок и заповедный лес…
Люди великого князя подошли к дому Выдайлы поздно, когда зажглись звезды. Гонцы потеряли тропу и долго блуждали в зарослях. Если бы не кони, привыкшие к лесу, ночевать бы им где-нибудь под деревом. Старший ловчий открыл дверь с опаской. За его спиной стояли сыновья с тяжелыми палицами в руках, скалили зубы сторожевые псы.
Гонцы попятились. Длиннорукий, с квадратным опухшим лицом, заросший седыми волосами, Выдайла показался им страшным лесным призраком.
— Великий князь приказал готовить замок, — произнес старший, — через три дня он будет здесь с малой дружиной… Ну и глухомань!
— Входите в дом, — узнал людей ловчий. — Это ты, Колтун? Ребята, — обернулся он к сыновьям, — поставьте в конюшню лошадей да засыпьте им корму.
Ночью к избушке подходили медведи. От истошного собачьего лая люди проснулись и слышали, как царапают по бревенчатым стенам когтистые лапы зверей. Выдайла зажег на всякий случай в горнице огонь, однако выходить из дома не стал.
Проснувшись поутру, гонцы собрались в обратную дорогу. Один из них, худой, длинноносый охотник с черным пластырем на левом глазу, пожаловался на боль в груди и остался в лесной избушке.
Выдайла постелил больному две медвежьи шкуры помягче, а сам вместе с женой и сыновьями стал готовить замок к приезду князя. Жена убирала и проветривала горницы, а старик, чтобы прогнать из дома лесную сырость, затопил печи.
Великокняжеская охота была не только забавой. В охотничьей дружине проходили выучку отважные юноши, будущие литовские витязи. Кто был находчив и вынослив на охоте, не терялся и на войне. Охотничья дружина, главное ядро княжеского войска, всегда была готова дать отпор врагу. А когда назревала большая война, дружинники добывали всякого зверя. Дичину заготовляли впрок для пропитания войска.
Желающих вступить в охотничью дружину было много, но принимались только те, кто проходил трудные и сложные испытания.
Главный ловчий княжеской охоты Симеон Крапива был, пожалуй, одним из самых почитаемых людей в государстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
— Аз, буки, веди… — повторял за отцом тоненький голос.
Отстегнув шлем, Лютовер поставил его у своих ног. Боярин Федор Андреевич поднялся со скамьи и пошел навстречу гостю.
— Боярин Лютовер, — сказал он, вглядываясь, — от великого князя Литовского? Милости прошу!
— Под Можайском напали татары, — сказал Лютовер, будто оправдываясь, — меня заарканили… обеспамятовал, чуть жив остался. Письмо великого князя к Тохтамышу попало, кольцо сохранил. — Он снял с пальца перстень. — А ханская ласка — на спине…
Хозяин молча осмотрел кольцо. На внутренней стороне было вырезано маленькими буквами: «Великий князь Литовский и Русский».
— Я, боярин, с послом московского князя Романом Голицей ехал. У него спроси, если не веришь. — В голосе гостя послышалась обида.
Федор Андреевич возвратил кольцо.
— Не обижайся, боярин, всякое бывает, — сказал он, поглаживая реденькую бородку мочалкой, казавшуюся лишней на его лице. — А ведомо тебе, о чем в письме речь шла?.. Да ты садись, в ногах правды нет.
Лютовер сел на лавку.
— Ведомо, боярин. Великий князь Ягайла просит тебя отписать, какова лицом московская княжна София. Не худа ли? На тот год свадьба сговорена, так вот…
— Не будет свадьбы, — вздохнув, сказал Федор Андреевич, — другому отдает Дмитрий свою дочь.
Он погладил по головке сына, смотревшего на гостя удивленными глазами.
— Как — не будет? — вскричал Лютовер. — Посол великого князя боярин Роман Голица привез согласие князю Ягайле.
— Пока послы ездили, в Москве подул другой ветер… А как тебя Тохтамыш встретил? — перевел разговор на другое хозяин.
Лютовер почесал спину, где еще не зажили рубцы от ханского кнута, но ничего не сказал. Слова хана он перескажет только великому князю Ягайле.
— Из верных ли уст о княжне наслышан? — все еще не веря, спросил Лютовер.
— Да уж куда вернее, — усмехнулся боярин, вспоминая недавний разговор. — Великий князь на всю Москву сказал, не скрывает. По зимней дороге послы отказ повезут.
Бояре помолчали. Лютовер думал о бесчестье для своего князя. Поступок московского князя Дмитрия казался ему предательством. Федор Андреевич поправил фитиль коптившей свечи.
— В Литве слух был, — сказал Лютовер, словно в отместку, — татары сильно Москву разорили и дань великую Тохтамыш наложил. Не скоро оправится теперь московский князь. Правда ли сие?
— Разорил Москву Тохтамыш, верно. Обманом город взял. Ни плачущего, ни стонущего в Москве не осталось, всех побил татарский зверюга. От трупов смрад — упаси бог, ни подойти, ни подъехать. В церквах, кои целы остались, двери раскрыты настежь, и внутри жены и детища малые в куски порублены. И хоронить некому. Триста серебряных рублей на погребение князь отдал. И я думал, не поднимется город. Ан не так вышло, заново велика Москва… После Мамаева побоища русские окрепли духом, не боятся татар. Московский князь снова собирает силы. Не знаю только, откуда и силы берутся, и упрямство… Тщится орда удержать власть над Русью, но, видать, скоро наступит конец татарскому царству. Слабеет орда.
— Пожалуй, ты прав, боярин, — согласился Лютовер, — слабеют татары.
Слуги принесли большой оловянный кувшин с медом и на серебряных подставках два турьих рога.
Бояре выпили игристого меда. Беседа стала задушевнее. Оплыли свечи в железных подсвечниках.
Мальчуган, уронив голову на книгу, давно спал.
Глава двадцать шестая. ЛУЧШЕ БЫТЬ РЫЦАРЕМ, ЧЕМ ОРУЖЕНОСЦЕМ
Старый дубовый лес к северу от Медников славился множеством дичи. Сюда заходили туры и зубры. На озерах священный лось лакомился сочной зеленью, на полянах щипали траву олени. Но особенно много водилось в лесу кабанов. Говорили, что дуб здесь растет особенный, с очень жесткими листьями и крупными желудями, от которых кабаны быстро набирают жир. А от трав и пряных кореньев, растущих обильно в лесу, кабанье мясо делается сочным и душистым.
В этих заповедных местах охотился только великий князь со своей дружиной, всем остальным охота запрещалась, под страхом смертной казни. В самой чащобе, на берегу лесной речушки с чистой и всегда холодной водой, высился деревянный охотничий замок. Река серьгой охватывала невысокий холм, на котором он стоял. Грозный владыка князь Ольгерд очень любил охоту на кабанов. И брат его Кейстут охотился в здешних местах.
А когда великим князем стал Ягайла, замок сделался его любимым жилищем.
Рядом с замком, в густом орешнике, темнел бревенчатый сруб обширной конюшни, а чуть ниже по течению реки виднелся приземистый дом престарелого княжеского ловчего Выдайлы. Он охранял замок и заповедный лес…
Люди великого князя подошли к дому Выдайлы поздно, когда зажглись звезды. Гонцы потеряли тропу и долго блуждали в зарослях. Если бы не кони, привыкшие к лесу, ночевать бы им где-нибудь под деревом. Старший ловчий открыл дверь с опаской. За его спиной стояли сыновья с тяжелыми палицами в руках, скалили зубы сторожевые псы.
Гонцы попятились. Длиннорукий, с квадратным опухшим лицом, заросший седыми волосами, Выдайла показался им страшным лесным призраком.
— Великий князь приказал готовить замок, — произнес старший, — через три дня он будет здесь с малой дружиной… Ну и глухомань!
— Входите в дом, — узнал людей ловчий. — Это ты, Колтун? Ребята, — обернулся он к сыновьям, — поставьте в конюшню лошадей да засыпьте им корму.
Ночью к избушке подходили медведи. От истошного собачьего лая люди проснулись и слышали, как царапают по бревенчатым стенам когтистые лапы зверей. Выдайла зажег на всякий случай в горнице огонь, однако выходить из дома не стал.
Проснувшись поутру, гонцы собрались в обратную дорогу. Один из них, худой, длинноносый охотник с черным пластырем на левом глазу, пожаловался на боль в груди и остался в лесной избушке.
Выдайла постелил больному две медвежьи шкуры помягче, а сам вместе с женой и сыновьями стал готовить замок к приезду князя. Жена убирала и проветривала горницы, а старик, чтобы прогнать из дома лесную сырость, затопил печи.
Великокняжеская охота была не только забавой. В охотничьей дружине проходили выучку отважные юноши, будущие литовские витязи. Кто был находчив и вынослив на охоте, не терялся и на войне. Охотничья дружина, главное ядро княжеского войска, всегда была готова дать отпор врагу. А когда назревала большая война, дружинники добывали всякого зверя. Дичину заготовляли впрок для пропитания войска.
Желающих вступить в охотничью дружину было много, но принимались только те, кто проходил трудные и сложные испытания.
Главный ловчий княжеской охоты Симеон Крапива был, пожалуй, одним из самых почитаемых людей в государстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115