Алексей Копыто пользовался большим доверием иванских купцов. На совете они поручили Алексею Копыто разузнать важные и тайные дела, связанные с мореходством на Варяжском море. Новгород был по-прежнему могуч и богат. Может быть, удастся, думали русские купцы, извлечь выгоду из грядущих событий. Быть может, бросив на чашу весов увесистый золотой, удастся склонить ее в свою сторону.
Церковь Ивана Предтечи на Опоках была известна далеко за пределами Новгорода. Она служила оплотом богатейших купцов-вощаников, державших в своих руках обширную новгородскую торговлю. Заморские купцы, югорские и другие купеческие объединения Новгорода так или иначе были зависимы от иванских купцов. Иванские старосты играли видную роль в политической жизни Новгорода.
Незаметно наступило утро. Северо-восточный ветер угнал за море облака, и солнце всходило зримо. Огромное и багровое, оно медленно выползало из-за леса, окровавленного зарей.
Изредка Алексей Копыто поглядывал на берег. Там было пустынно. От костров, горевших ночью, не осталось и следа. И люди, и лодка, и оружие, выгруженное с лодьи, — все исчезло, словно и не было ничего. Только одинокий сизый дымок вился над далеким лесом.
Дружинники, помолясь богу, выбрали якорь. Кормщик приказал поднять все паруса, и лодья быстро набрала скорость. Путь был на юг, к Кенигсбергскому замку, что стоит над рекой Пригорой.
После полудня лодья «Петр из Новгорода» обогнула песчаные берега Самбии и вошла в узкий пролив с быстрым течением. И ветер, и море благоприятствовали плаванию. Всем казалось, что лодья скоро станет у спокойной городской пристани. Но ветер внезапно стих, паруса обвисли, и корабль остановился. Ждать ветра в этих местах опасно: морские разбойники кишат в заливах. Новгородцы спустили большой карбас, на двенадцать весел, привязали толстой пеньковой веревкой лодью за нос и, споро загребая веслами, потащили ее в реку. Старшим на карбасе был Анцифер Туголук. Двенадцать мечей, двенадцать круглых щитов и двенадцать сулиц лежали под руками у гребцов.
Лодейный повар Волкохищенная Собака затянул песню. И полилась удалая русская песня по реке Пригоре, разносясь эхом от лесков и пригорков.
Андрейша прикрыл глаза, и ему показалось, что он видит широкую, могучую реку в весеннем разливе и на ней острогрудый корабль, дремучий лес без конца и края, шумящий на ветру вершинами, снежную равнину и мчащуюся тройку. И еще он видел чистые девичьи глаза, черные ресницы и тяжелые косы.
От такой песни забьется сердце русского человека, закружится голова, и почудится ему, что огромная волна подхватила и понесла куда-то далеко-далеко…
Лодья шла среди низких, болотистых берегов, покрытых кустарником, камышом и высокими травами. Вдали виднелись леса. Пруссы, ловившие на реке рыбу, оборачивались и долго смотрели вслед большому кораблю с медведями на парусах и с орлами на флагах. Рыбаки дивились огромным голубым глазам лодьи «Петр из Новгорода». Их не напрасно нарисовал богомаз ладожского монастыря. Говорили, что корабль с глазами видит скалы и берег и может сам отвернуть от опасности.
Скоро новгородцам густой синей тенью открылся вдали орденский замок, а чуть правее — высокий городской собор.
Андрейша давно собрался в дальнюю дорогу. Вместе с московскими боярами он стоял у передней мачты и смотрел на медленно приближавшиеся стены и башни замка. Он был рад и не рад поездке в Вильню. Ему хотелось подольше задержаться в Альтштадте — там ждала его невеста, дочь литовца Бутрима.
Однако сопровождать московских бояр в Вильню — дело почетное. Андрейша понимал, что ему оказано большое доверие.
Глава четвертая. СЧАСТЬЕ РЫЦАРЯ — НА ОСТРИЕ КОПЬЯ
На орденском ристалище продолжалось единоборство. С лязгом и грохотом сшиблись на всем скаку еще два рыцаря. Копья их разлетелись на несколько кусков. Кони чутко вздыбились, рыцари покачнулись, но усидели в седлах.
Заиграла дикая музыка крестоносцев. Ухали барабаны, звонили колокола и цимбалы, по-звериному трубили трубы.
— Победитель получит боевые доспехи и коня с чепраком? — закричали бирючи.
Собираясь продолжать схватку, рыцари отъехали каждый в свою сторону. К ним бежали оруженосцы с новыми копьями.
Гости, сидевшие на скамейках, оживились, заговорили. Одни утверждали, что победит австрийский рыцарь в красном плаще, с красными перьями на железном шлеме. Другие стояли за француза, рыцаря в зеленом плаще и дорогих доспехах. На его золоченом шлеме развевался кружевной женский платок. Среди гостей прошел слух, что австриец оступился, садясь в седло, а это плохой знак.
Дамы с жадным любопытством смотрели на единоборство и вскрикивали всякий раз, когда раздавался звон оружия.
Орденские братья в белых плащах невинности чинно расселись возле великого магистра; они занимали три ряда скамеек. Братья сидели молча, внимательно наблюдая за каждым движением сражающихся. Борьба опытных рыцарей была хорошей школой. В поединке важна не только победа, но и умение изящно держаться на коне, красиво наносить удары.
Князь Витовт с женой Анной сидели на почетных местах, недалеко от благочестивого капитула, и громко обсуждали с боярами промахи и удачи сражающихся.
Знакомый голос заставил князя повернуть голову. «Лютовер, — узнал он, — стремянный боярин Ягайлы. Совсем недавно великий князь наградил его боярской шапкой. Может быть, он убийца моего отца?!»
— Жди меня здесь, — торопливо бросил Витовт княгине.
Волна гнева подняла его с места.
— Убийца! — сказал он, подойдя к Лютоверу и хватаясь за меч. — И ты, холоп, осмелился поднять руку на великого Кейстута!
— Неправда, князь, — спокойно ответил Лютовер и тоже встал.
Ростом он был высок, Витовт рядом с ним казался мальчиком. Лютовер был сильным и бесстрашным, как кабан. Его лицо покрывали многие шрамы от вражеских ударов.
— Я не убивал твоего отца, клянусь… пусть я превращусь в прах! — притрагиваясь к руке Витовта, сказал боярин.
Витовт замолчал, лицо его сделалось спокойнее.
— Хорошо, убил не ты, я верю. Но кто же убийца?
— Не знаю, князь, — глядя в глаза Витовту, твердо сказал Лютовер, — но твоего отца я любил.
— Спасибо, Лютовер, — не сразу ответил Витовт, — спасибо на добром слове… Ягайле я никогда не прощу. А я верил ему! Он говорил хорошие слова, а за спиной готовил нам смерть. Отец боялся зла от Ягайлы и говорил, что у него двойное сердце. Я виноват, я легковерный.
Лютовер молчал, поглаживая толстую золотую цепь на шее, подарок великого князя Ягайлы.
— Знаю, княже и господине, священна твоя месть, и все же скорблю, — Лютовер взглянул в глаза Витовту. — Ради прекрасной земли наших предков прости его.
— Замолчи, безумец, ты не знаешь, что говоришь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115