— Не бойся, князь, худа тебе не сделаем, — услышал он голос, твердо выговаривавший русские слова.
Киевский воевода открыл глаза и увидел двух пожилых казаков в барашковых шапках.
— Гетман Христофор Косинский хочет с тобой говорить, вот и поедешь с нами в Киев.
«Как они меня вывезут из замка? — мелькнуло в голове у князя. — В воротах и на башнях стража. И почему в Киев? Неужели город в руках гетмана?!»
— Пойдем, князь, наверх. — И один из казаков, в синем кунтуше, подтолкнул Острожского. — Вон туда, к лестнице.
Под ногами князя и казаков лестница чуть поскрипывала. Поднимаясь, киевский воевода, боясь задохнуться, силился выпихнуть языком засунутую в рот тряпку. Наконец окончился утомительный подъем, от которого у князя кружилась голова. Казаки повели его по настилу галереи.
Человек в синем кунтуше, это был Степан Гурьев, выглянул из окна. Казаки должны были у подножия стены зажечь два костра, один подле другого. Огней не было. Значит, они еще не пришли.
Не торопясь мореходы расстелили на досках старую конскую попону и положили на нее князя. Завернули и крепко обвязали веревками. Получился небольшой сверток, из которого выглядывала усатая седая голова князя. К свертку привязали длинную веревку. Когда князь понял, как хотят его вывезти из замка, он замотал головой и замычал, желая показать, что такой способ ему не по душе.
Ни Степан Гурьев, ни Федор Шубин не обратили внимания на яростные знаки князя. Вскоре совсем стемнело. На небе собирались дождевые тучи, закрывая и звезды и луну. Огней внизу все еще не было.
Степан и Федор вспомнили, как они темной ночью плыли по Днепру, пробираясь из Смоленска в Киев. Укутанный в попону, прерывисто дышал киевский воевода, выкатив страшные, налитые кровью глаза.
* * *
Через два часа после ухода старого князя в его кабинет вошел придворный лекарь, венецианец Винченце Скарлотти, с серебряной чашей. Он что-то размешивал в ней стеклянной палочкой.
Старший сын князя Острожского Януш сидел, задумавшись, у камина, положив ноги ближе к огню. Слуга недавно подбросил несколько охапок сухих дров, и они ярко пылали. Колеблющееся пламя освещало огромную комнату. В трубе тоскливо завывал ветер, убаюкивая князя Януша.
— Где милостивый пан Константин? — кашлянув в руку, спросил лекарь. — Время для приема лекарства давно миновало.
— Он пошел исповедоваться, — не сразу отозвался Януш.
— Нет. Отец Дамиан ждет его у дверей спальни.
— Он пошел в церковь.
Януш забеспокоился. Прошло много времени. Разве случилась беда — вчера отец жаловался на боль в сердце.
Князь ударил в гонг.
— Позови отца Дамиана, — приказал он появившемуся в дверях слуге.
Вошел отец Дамиан с озабоченным лицом.
— Где князь? — грозно нахмурясь, спросил Януш.
— Я два часа жду его у спальни, — смиренно ответил поп. — Он должен сегодня исповедоваться и причаститься.
Дело пошло не совсем так, как предполагал поп Дамиан. Старый князь не стал дожидаться его прихода, а пошел в церковь сам. Однако поп узнал об этом, видел, как московиты схватили и связали Острожского. И тогда поп решил, что ему в церкви находиться опасно да и незачем, закрыл ее на замок, а сам для отвода глаз стал дожидаться у княжеской опочивальни. На дворе стемнело давно, и он был уверен, что казаки увезли пленника в Киев.
— Знаю, но он пошел в церковь, — опять сказал Януш. — Пойдем, поп, искать князя. — И князь Януш поднялся с кресла.
Поп Дамиан стал прикидывать, удалось ли москалям выкрасть старого князя, и по его расчетам выходило, что удалось. Темнота наступила давно, и старый князь должен был находиться где-нибудь верстах в двадцати от замка. «Спаси нас, господи, и помилуй», — попросил поп у бога и сказал:
— Пойдемте, милостивый пан.
Четверо слуг, придворный лекарь и князь Януш вслед за попом вышли из замка и, пройдя мощенную булыжниками площадь, очутились у церкви. Двери оказались закрытыми. Повозившись с тяжелым навесным замком, поп толкнул дверь, она со скрипом распахнулась.
Церковь освещалась одинокой лампадой, горевшей в среднем ряду иконостаса.
Темно и тихо. Разговаривали вполголоса. Слуга зажег толстую восковую свечу и обошел все темные углы: старого князя нигде не было.
У подножия винтовой лестницы Януш увидел голубой шелковый платок, принадлежавший старому князю.
— Отец! — громко позвал он. — Ты здесь?
По-прежнему в церкви было тихо. Чуть слышно потрескивала свеча в руках у слуги.
— Спасите, спас… — раздался вдруг голос старого князя откуда-то сверху.
Ему удалось вытолкнуть языком тряпку, и он успел крикнуть. Степан Гурьев тут же снова заткнул ему рот.
Князь Януш, выхватив на ходу саблю, ринулся наверх по винтовой лестнице. За ним кинулись слуги, громко стуча подкованными сапогами.
— Отец! — вопил князь Януш. — Отзовись, отец…
Поп Дамиан, подняв кверху глаза, молил бога о милости. «Что случилось, почему они все еще там? Все пропало!»— мелькнуло у него в голове.
— Спасайся, Федор! — крикнул Степан. — Там их много! Привяжи веревку за железный прут и по стене спускайся на землю.
— Не пойду без тебя.
— Скорей! Если ты быстро спустишься, я тоже успею.
Федор Шубин понял, что Степан прав. Другого выхода не было. Даже если бы сейчас они успели спустить князя на землю и казаки с лошадьми были бы на месте, все равно им не уйти от погони… Накинув конец веревки на торчавший в стене железный прут, он привязал ее, а свободный конец выбросил в окно. Не теряя времени, Федор стал спускаться. В этот миг внизу загорелись два костра.
Над настилом галереи показалась голова князя Януша. Степан выхватил из-за пояса пистоль и медленно стал отступать. Очутившись у окна, он выстрелил в князя, лег на живот и, ухватившись за веревку, пополз вниз.
Пуля не задела князя Януша, шевельнув ему только волосы. Изрыгая проклятья, он подбежал к окну и саблей рассек голову Степану Гурьеву. Мореход выпустил из рук веревку и безжизненным телом свалился на землю.
Оглянувшись, князь Януш увидел своего отца, завернутого в пропахшую конским потом попону, с тряпкой во рту, полузадохшегося, с выпученными глазами. Януш выхватил тряпку.
— Переловить мерзавцев! — сразу стал хрипеть старый князь. — Они здесь, под стеной.
— Кто они, отец?
— Люди гетмана Христофора Косинского! — хрипел князь. — Не теряйте времени, гетман хотел взять с меня присягу на верность.
Слуги не сразу развязали князя. Связан он был крепко и надежно. Его долго переворачивали с боку на бок, пока потерявший терпение Януш не перерезал веревки саблей.
Глава сорок вторая. НЕ ДЕЛАЙ СВОЕГО ХОРОШЕГО, А ДЕЛАЙ МОЕ ХУДОЕ
Во вторник 11 мая из Москвы в Углич прискакал человек.
— Правитель наказал немедля закладывать храм святому Дмитрию, — передал гонец дьяку Битяговскому, — а сделаешь, часу не теряй, вести в Москву шли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125