Капитан «Сан-Фернандо» нахмурился и сказал что-то мужчине, стоявшему слева от него, тогда как на лице священника снова мелькнула и исчезла слабая тень усмешки.
После этого на палубу из трюма вынесли кое-какие вещи и оружие из трофеев, захваченных нами у испанцев, которые мы не успели выбросить за борт; все это было предъявлено сэру Джасперу, и он, вежливо улыбаясь, принялся излагать всякие небылицы о каждом из предметов, что, несомненно, свидетельствовало о чрезвычайно пылком его воображении, но никак не совпадало с историей, рассказанной им прежде. Я даже застонал про себя, когда заметил снова тень усмешки на лице священника.
Я в душе на чем свет стоит ругал сэра Джаспера за его безрассудство, поскольку, считая себя обреченным, я полагал, что он своим враньем сует в петлю и свою шею, и шеи моих товарищей, ибо на лицах священника и капитана «Сан-Фернандо» не было ни намека на жалость и милосердие.
Наконец сэр Джаспер закончил декламировать свои фантазии, отвесил низкий поклон и принялся с довольным видом невозмутимо подкручивать кончики своих усов, что он проделывал всегда, когда ему случалось выступить с речью, неважно, на какую тему или перед какой аудиторией.
— Итак, отец мой, — обратился капитан к священнику, — что вы скажете об этой любопытной истории?
— Ересь и ложь, — глухим, низким голосом ответил монах. — Господь направил этих людей в наши руки, и Святая Церковь займется их спасением. Но мне хотелось бы побеседовать с вами наедине, капитан.
— Очень хорошо, — согласился капитан. — И вас, дон Гомес, я попрошу проследовать за нами в каюту.
В ответ на это предложение монах недовольно поморщился, но промолчал, и капитан, отдав приказание стражникам, отвернулся, намереваясь уходить, но тут человек с родимым пятном вежливо тронул его за рукав, отвел немного в сторону и принялся что-то нашептывать на ухо.
— О-о, это уже выглядит весьма странно, — услышал я слова капитана, и он с любопытством посмотрел на меня, прежде чем солдаты сомкнулись вокруг нас и отвели обратно в трюм; вот когда я пожалел, что не тому проломил голову в том памятный день на дороге в Плимут.
— Итак, — сказал сэр Джаспер, когда дверь нашей тюрьмы за нами захлопнулась, — дела у нас, кажется, складываются неважно.
— Во многом благодаря вам, сэр, — холодно заметил я.
— Что ты имеешь в виду? — быстро спросил он.
— Вы забыли, что я знаю латынь, и поэтому понимаю немного по-испански, — ответил я. — Меня просто удивляет, какую несусветную чушь вы наплели этим «донам»!
— Мастер Клефан, ты прав, — покорно согласился он, — и я приношу свои извинения; но я решил именно таким образом показать этим мерзавцам, что мы их ни капельки не боимся!
— Как? — воскликнули мы в один голос.
— А вот так, друзья мои: я подслушал кое-какие их разговоры между собой и, зная язык немного лучше, чем мой юный друг, только что так справедливо упрекнувший меня, понял одно: нас всех собираются казнить, причем каким-то странным способом, суть которого я, сколько ни прислушивался, так и не уяснил; по крайней мере, хоть не повесят, и за то спасибо! Знаете, я сочинил пару куплетов, сам того не желая; моя муза, оказывается, в прекрасной форме, жаль только, что скоро ей придет конец!
Он продолжал болтать, то и дело прочищая нос и посмеиваясь чему-то про себя, тогда как остальные сидели в молчании, охваченные ужасом, пытаясь отыскать путь к спасению, — по крайней мере, такова была моя реакция на сообщение сэра Джаспера, ибо мне очень не нравилась внешность капитана «Сан-Фернандо», а тем более священника.
— Боже, спаси нас всех! — пробормотал наконец мастер Трелони.
— Боюсь, только Он может это сделать, — сказал сэр Джаспер, — а что касается твоего последнего слова, то оно и вовсе лишнее, так как, по моему мнению, мы или все спасемся, или все отправимся в рай, поскольку эти испанские дьяволы не признают полумер!
— Мастер Роджерс, сэр, — спросил один из матросов, — не можете ли вы сказать, каким способом нас убьют, если это случится?
— Не знаю, парень, не знаю; но боюсь, священник приложил к этому руку.
— Тогда да смилуется над нами Господь, — сказал моряк, — потому что мой брат погиб от их рук в Испании, а одному из тех, кто сидел с ним в тюрьме, удалось бежать, и — о Джим, бедный Джим!
Рыдания, вырвавшиеся из его груди, прервали фразу, но нам нетрудно было домыслить все остальное: ведь в те дни именем Святой Инквизиции пугали капризных детей и у многих сильных мужчин при этом имени мороз пробирал по коже.
Долгое время мы сидели молча, каждый погруженный в собственные мысли, и тогда сэр Джаспер, который ни при каких обстоятельствах не в состоянии был удержать язык за зубами, неожиданно хрипло засмеялся.
— Печальная у нас компания, джентльмены, — сказал он. — Клянусь честью, мы еще не покойники и, слава Богу, нам не заткнули рты; так что же мешает нам грянуть веселую песню и показать этим испанцам, что мы мужчины, да к тому же англичане! Прошу прощения, мастер Клефан, — добавил он, низко поклонившись мне при свете тусклого фонаря, раскачивавшегося на проволоке; затем довольно мелодичным голосом громко затянул:
— Скажи мне, приятель, и дай ответ:
в чем сила британца, открой мне секрет?
— В любви беспредельной к лесам и лугам
и к Англии милой родным берегам!
Мы все хором подхватили так, что задрожали переборки нашей тюрьмы:
— В любви беспредельной к лесам и лугам
и к Англии милой родным берегам!
Сэр Джаспер продолжал:
— Скажи мне, приятель, и дай мне ответ:
в чем вера британца, открой мне секрет?
— А верит он в Бога, в свой меч, в свой закон,
и в друга надежного верует он!
— Скажи мне, приятель, и дай мне ответ:
кто враг у британца, открой мне секрет?
— Шотландец, француз и турецкий ага,
но нету испанца коварней врага!
— Мы просим у вас прощения за этот куплет, мастер Клефан!
— Пустяки! — возразил я. — В нем очень просто заменить, например, британца на шотландца, а шотландца, скажем, на католика — и тогда все будет в порядке!
— Отличный ответ, клянусь честью! — засмеялся сэр Джаспер. — Но хор у нас, ребята, получился отменный: он заставит расшевелиться это унылое преподобие, монаха, тощего, как сушеная треска!
— Теперь напоследок, приятель, ответь,
за что же британец готов умереть?
— Готов он за честь, за Отчизну свою
и за королеву погибнуть в бою!
— Веселее, джентльмены, больше жизни! — кричал сэр Джаспер, и хор нестройно, конечно, но зато от души и так громогласно, как только позволяли здоровенные легкие в крепкие глотки, — снова подхватил:
— Готов он за честь, за Отчизну свою
И за королеву погибнуть в бою!
Не успели мы закончить, как дверь распахнулась, и на пороге появился испанский капитан в сопровождении джентльмена в черном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
После этого на палубу из трюма вынесли кое-какие вещи и оружие из трофеев, захваченных нами у испанцев, которые мы не успели выбросить за борт; все это было предъявлено сэру Джасперу, и он, вежливо улыбаясь, принялся излагать всякие небылицы о каждом из предметов, что, несомненно, свидетельствовало о чрезвычайно пылком его воображении, но никак не совпадало с историей, рассказанной им прежде. Я даже застонал про себя, когда заметил снова тень усмешки на лице священника.
Я в душе на чем свет стоит ругал сэра Джаспера за его безрассудство, поскольку, считая себя обреченным, я полагал, что он своим враньем сует в петлю и свою шею, и шеи моих товарищей, ибо на лицах священника и капитана «Сан-Фернандо» не было ни намека на жалость и милосердие.
Наконец сэр Джаспер закончил декламировать свои фантазии, отвесил низкий поклон и принялся с довольным видом невозмутимо подкручивать кончики своих усов, что он проделывал всегда, когда ему случалось выступить с речью, неважно, на какую тему или перед какой аудиторией.
— Итак, отец мой, — обратился капитан к священнику, — что вы скажете об этой любопытной истории?
— Ересь и ложь, — глухим, низким голосом ответил монах. — Господь направил этих людей в наши руки, и Святая Церковь займется их спасением. Но мне хотелось бы побеседовать с вами наедине, капитан.
— Очень хорошо, — согласился капитан. — И вас, дон Гомес, я попрошу проследовать за нами в каюту.
В ответ на это предложение монах недовольно поморщился, но промолчал, и капитан, отдав приказание стражникам, отвернулся, намереваясь уходить, но тут человек с родимым пятном вежливо тронул его за рукав, отвел немного в сторону и принялся что-то нашептывать на ухо.
— О-о, это уже выглядит весьма странно, — услышал я слова капитана, и он с любопытством посмотрел на меня, прежде чем солдаты сомкнулись вокруг нас и отвели обратно в трюм; вот когда я пожалел, что не тому проломил голову в том памятный день на дороге в Плимут.
— Итак, — сказал сэр Джаспер, когда дверь нашей тюрьмы за нами захлопнулась, — дела у нас, кажется, складываются неважно.
— Во многом благодаря вам, сэр, — холодно заметил я.
— Что ты имеешь в виду? — быстро спросил он.
— Вы забыли, что я знаю латынь, и поэтому понимаю немного по-испански, — ответил я. — Меня просто удивляет, какую несусветную чушь вы наплели этим «донам»!
— Мастер Клефан, ты прав, — покорно согласился он, — и я приношу свои извинения; но я решил именно таким образом показать этим мерзавцам, что мы их ни капельки не боимся!
— Как? — воскликнули мы в один голос.
— А вот так, друзья мои: я подслушал кое-какие их разговоры между собой и, зная язык немного лучше, чем мой юный друг, только что так справедливо упрекнувший меня, понял одно: нас всех собираются казнить, причем каким-то странным способом, суть которого я, сколько ни прислушивался, так и не уяснил; по крайней мере, хоть не повесят, и за то спасибо! Знаете, я сочинил пару куплетов, сам того не желая; моя муза, оказывается, в прекрасной форме, жаль только, что скоро ей придет конец!
Он продолжал болтать, то и дело прочищая нос и посмеиваясь чему-то про себя, тогда как остальные сидели в молчании, охваченные ужасом, пытаясь отыскать путь к спасению, — по крайней мере, такова была моя реакция на сообщение сэра Джаспера, ибо мне очень не нравилась внешность капитана «Сан-Фернандо», а тем более священника.
— Боже, спаси нас всех! — пробормотал наконец мастер Трелони.
— Боюсь, только Он может это сделать, — сказал сэр Джаспер, — а что касается твоего последнего слова, то оно и вовсе лишнее, так как, по моему мнению, мы или все спасемся, или все отправимся в рай, поскольку эти испанские дьяволы не признают полумер!
— Мастер Роджерс, сэр, — спросил один из матросов, — не можете ли вы сказать, каким способом нас убьют, если это случится?
— Не знаю, парень, не знаю; но боюсь, священник приложил к этому руку.
— Тогда да смилуется над нами Господь, — сказал моряк, — потому что мой брат погиб от их рук в Испании, а одному из тех, кто сидел с ним в тюрьме, удалось бежать, и — о Джим, бедный Джим!
Рыдания, вырвавшиеся из его груди, прервали фразу, но нам нетрудно было домыслить все остальное: ведь в те дни именем Святой Инквизиции пугали капризных детей и у многих сильных мужчин при этом имени мороз пробирал по коже.
Долгое время мы сидели молча, каждый погруженный в собственные мысли, и тогда сэр Джаспер, который ни при каких обстоятельствах не в состоянии был удержать язык за зубами, неожиданно хрипло засмеялся.
— Печальная у нас компания, джентльмены, — сказал он. — Клянусь честью, мы еще не покойники и, слава Богу, нам не заткнули рты; так что же мешает нам грянуть веселую песню и показать этим испанцам, что мы мужчины, да к тому же англичане! Прошу прощения, мастер Клефан, — добавил он, низко поклонившись мне при свете тусклого фонаря, раскачивавшегося на проволоке; затем довольно мелодичным голосом громко затянул:
— Скажи мне, приятель, и дай ответ:
в чем сила британца, открой мне секрет?
— В любви беспредельной к лесам и лугам
и к Англии милой родным берегам!
Мы все хором подхватили так, что задрожали переборки нашей тюрьмы:
— В любви беспредельной к лесам и лугам
и к Англии милой родным берегам!
Сэр Джаспер продолжал:
— Скажи мне, приятель, и дай мне ответ:
в чем вера британца, открой мне секрет?
— А верит он в Бога, в свой меч, в свой закон,
и в друга надежного верует он!
— Скажи мне, приятель, и дай мне ответ:
кто враг у британца, открой мне секрет?
— Шотландец, француз и турецкий ага,
но нету испанца коварней врага!
— Мы просим у вас прощения за этот куплет, мастер Клефан!
— Пустяки! — возразил я. — В нем очень просто заменить, например, британца на шотландца, а шотландца, скажем, на католика — и тогда все будет в порядке!
— Отличный ответ, клянусь честью! — засмеялся сэр Джаспер. — Но хор у нас, ребята, получился отменный: он заставит расшевелиться это унылое преподобие, монаха, тощего, как сушеная треска!
— Теперь напоследок, приятель, ответь,
за что же британец готов умереть?
— Готов он за честь, за Отчизну свою
и за королеву погибнуть в бою!
— Веселее, джентльмены, больше жизни! — кричал сэр Джаспер, и хор нестройно, конечно, но зато от души и так громогласно, как только позволяли здоровенные легкие в крепкие глотки, — снова подхватил:
— Готов он за честь, за Отчизну свою
И за королеву погибнуть в бою!
Не успели мы закончить, как дверь распахнулась, и на пороге появился испанский капитан в сопровождении джентльмена в черном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100