— закричал Саймон — А кто это сейчас стал нудным брюзгой и мрачным предсказателем?
Сэр Джаспер рассмеялся и признал, что Саймон взял над ним верх, после чего мы все трое пересчитали камни и взяли их на заметку.
Я уже говорил, что внутри черепа находилось двенадцать камней меньшего размера, чем рубиновые глаза, и в общем так оно и было, однако в глубокой выемке у основания черепа, носящей название «турецкое седло», лежал тринадцатый камень, полностью заполнявший собой впадину «седла», и этот камень был крупнее всех остальных и совершенно на них не похож. Он был округлой формы и довольно тусклой окраски, пока солнечный свет не упал на него, и тогда он заблестел и заиграл всеми цветами радуги, точно маленькая птичка-колибри, поскольку не было ни одной краски, ни одного оттенка, которые бы не светились в нем, — розовые, ярко-алые и багровые, зеленые, синие и золотые цвета — все смешивалось и переливалось в нем, как в перламутровых мантиях огромных тропических раковин, пока глаза не уставали любоваться этой роскошной феерией красок.
— Что это? — воскликнул я, не только ничего не понимая в драгоценных камнях, но даже не зная названий многих из них.
— Опал, — сказал сэр Джаспер, — но ни один христианин не видел еще ничего подобного. Клянусь собственной головой, Саймон, ты не прогадал, спасая того старого мошенника-индейца. И подумать только: с этаким приданым он позволил женщине обвести себя вокруг пальца! У меня просто нет слов!
— «Mon Dieu!», — подхватил я, — как сказал бы в данном случае де Кьюзак. Ну а что же остальные камни?
— Вот изумруд, — продолжал сэр Джаспер, выбирая из общей кучки зеленый камень. — А вот эти, голубые, — сапфиры, хотя, на мой взгляд, только один из трех имеет по-настоящему большую ценность; эти четыре прозрачных, словно горная роса, как ты знаешь, алмазы; маленький красный камешек — рубин, как и его родичи снаружи, а вот что это такое — я не знаю! — И он поднял овальный камень цвета зеленого яблока, простенький, как булыжник, но настолько яркой, живой окраски, что именно она и составляла всю его прелесть. Я часто ломал себе голову с тех пор над вопросом, что это был за камень, ибо, как вы узнаете впоследствии, если не бросите читать, опасения сэра Джаспера оказались небезосновательными, и, насколько мне известно, камень так и не попал в руки истинного знатока такого рода вещей.
Закончив осмотр и оценку камней, мы сложили их снова в череп ц, отставив его в сторону, приступили к трапезе, которую приготовил нам сэр Джаспер. Если кто-нибудь полагает, будто я отказался от участия в ней, отягченный страшными воспоминаниями о жестокой схватке в дупле мертвого дерева, то он ошибается: усталость и молодой аппетит взяли свое, тем более что мясо анаконды действительно оказалось довольно вкусным, похожим на куриное, хоть и отдавало немного мускусом. Во время еды я рассказал своим спутникам о своих ощущениях во время танца со змеей, и Саймон со смехом преподнес мне на память один из огромных зубов, который он вырезал из головы удава. Сейчас, когда я пишу эти строки, я вижу этот зуб перед собой висящим на стене среди прочих диковин и вспоминаю чудовищную голову рептилии, поднимающуюся из полумрака в ответ на мои крики, и дрожь снова пробирает меня, хотя с тех пор прошло уже много лет, и пальцы, сжимавшие шею удава, стали худыми и костлявыми и пригодными лишь для того, чтобы сжимать перо, восстанавливая на бумаге события далекого прошлого…
— Теперь мы обеспечены на всю жизнь, — заявил сэр Джаспер, — остается только доставить сокровище домой; но нам надо быть очень осторожными, и вот что я вам скажу: у меня есть план. Давайте разделим на троих три больших самоцвета — оба рубина и опал, поскольку ценность каждого из них, я считаю, намного превышает стоимость остальных, вместе взятых, — и пусть каждый припрячет свой камень где-нибудь на себе: если мы попадем в руки индейцев или испанцев, они заберут череп и другие камни, но им и в голову не придет обыскивать нас, поскольку они будут уверены, что нашли все!
— А почему бы не разделить все, а череп выбросить? — спросил я.
— Потому, что я очень опасаюсь того парня, Сквобблза. Зачем он сбежал на берег в Порту д'Эспань, если ему ничего не было известно о наших поисках? И помни: он мог где-нибудь услышать легенду о сокровищах мертвой головы. Что скажешь, Саймон?
— Я с вами совершенно согласен: наш приятель Ионас, как вы сказали, знает чересчур много и лучше потерять часть, чём лишиться всего.
— Значит, так тому и быть, — заключил я. — Только обещайте, что какой бы из камней ни достался мне по жребию, череп тоже переходит в мою собственность.
Клянусь собственной головой, — сказал сэр Джаспер, — ты никак решил заняться черной магией? Со змеиным зубом и черепом индейского царя ты сможешь конкурировать с самим Сатаной, тем более что мы находимся поблизости от его владений! Или у тебя распух ли мозги и потребовался дополнительный сосуд для их размещения?
Маленький рыцарь рассмеялся своей шутке и весело шлепнул себя по ляжке.
— Увы, — отпарировал я, — если это все, что способны выдать ваши мозги по данному вопросу, то их давно уже пора переместить в сосуд поменьше, а то как бы они совсем не затерялись в таком крупном черепе, как ваш! Однако давайте тянуть жребий!
Саймон протянул нам зажатые в кулаке три палочки, одна из которых была короче и означала «опал»; две других были одинаковы, поскольку рубины ничем не отличались друг от друга и было безразлично, кому какой достанется. Сэр Джаспер тянул первым, я за ним: конечно, я вытянул короткую палочку, на что маленький рыцарь глубокомысленно заметил: «Масть идет к масти!»
— Ладно, — сказал я, — но помните: череп остается у меня, как договорились! — После этого мы тщательно и надежно запрятали каждый свой камень, и я аккуратно удалил остатки серебряной оправы из глазниц черепа, причем заметил, что судорога больше не скрючивает мои пальцы. Отдохнув до наступления вечерней прохлады, я вновь почувствовал себя в прежней форме, хотя мышцы рук долго еще продолжали давать о себе знать. Но вот над нами опустился ночной мрак, ведь в здешних краях не бывает сумерек, и мы, установив между собой порядок дежурств, расположились на ночлег. Странное и чарующее зрелище представляло собой при свете полной луны старое дерево сейба, возвышаясь на пустынной вершине голой скалы, точно одинокий часовой, угрюмо и неподвижно смотрящий в беспредельную морскую даль. Ночной ветерок, шелестя листвой деревьев, напевал тихую печальную песенку, словно оплакивал мертвого владыку здешних мест, чьи бренные останки остались лежать между корней истлевшего лесного великана, в дупле которого он прожил столько лет…
С первыми лучами солнца мы покинули это негостеприимное место и направились на запад, обсуждая по пути планы наших дальнейших Действий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Сэр Джаспер рассмеялся и признал, что Саймон взял над ним верх, после чего мы все трое пересчитали камни и взяли их на заметку.
Я уже говорил, что внутри черепа находилось двенадцать камней меньшего размера, чем рубиновые глаза, и в общем так оно и было, однако в глубокой выемке у основания черепа, носящей название «турецкое седло», лежал тринадцатый камень, полностью заполнявший собой впадину «седла», и этот камень был крупнее всех остальных и совершенно на них не похож. Он был округлой формы и довольно тусклой окраски, пока солнечный свет не упал на него, и тогда он заблестел и заиграл всеми цветами радуги, точно маленькая птичка-колибри, поскольку не было ни одной краски, ни одного оттенка, которые бы не светились в нем, — розовые, ярко-алые и багровые, зеленые, синие и золотые цвета — все смешивалось и переливалось в нем, как в перламутровых мантиях огромных тропических раковин, пока глаза не уставали любоваться этой роскошной феерией красок.
— Что это? — воскликнул я, не только ничего не понимая в драгоценных камнях, но даже не зная названий многих из них.
— Опал, — сказал сэр Джаспер, — но ни один христианин не видел еще ничего подобного. Клянусь собственной головой, Саймон, ты не прогадал, спасая того старого мошенника-индейца. И подумать только: с этаким приданым он позволил женщине обвести себя вокруг пальца! У меня просто нет слов!
— «Mon Dieu!», — подхватил я, — как сказал бы в данном случае де Кьюзак. Ну а что же остальные камни?
— Вот изумруд, — продолжал сэр Джаспер, выбирая из общей кучки зеленый камень. — А вот эти, голубые, — сапфиры, хотя, на мой взгляд, только один из трех имеет по-настоящему большую ценность; эти четыре прозрачных, словно горная роса, как ты знаешь, алмазы; маленький красный камешек — рубин, как и его родичи снаружи, а вот что это такое — я не знаю! — И он поднял овальный камень цвета зеленого яблока, простенький, как булыжник, но настолько яркой, живой окраски, что именно она и составляла всю его прелесть. Я часто ломал себе голову с тех пор над вопросом, что это был за камень, ибо, как вы узнаете впоследствии, если не бросите читать, опасения сэра Джаспера оказались небезосновательными, и, насколько мне известно, камень так и не попал в руки истинного знатока такого рода вещей.
Закончив осмотр и оценку камней, мы сложили их снова в череп ц, отставив его в сторону, приступили к трапезе, которую приготовил нам сэр Джаспер. Если кто-нибудь полагает, будто я отказался от участия в ней, отягченный страшными воспоминаниями о жестокой схватке в дупле мертвого дерева, то он ошибается: усталость и молодой аппетит взяли свое, тем более что мясо анаконды действительно оказалось довольно вкусным, похожим на куриное, хоть и отдавало немного мускусом. Во время еды я рассказал своим спутникам о своих ощущениях во время танца со змеей, и Саймон со смехом преподнес мне на память один из огромных зубов, который он вырезал из головы удава. Сейчас, когда я пишу эти строки, я вижу этот зуб перед собой висящим на стене среди прочих диковин и вспоминаю чудовищную голову рептилии, поднимающуюся из полумрака в ответ на мои крики, и дрожь снова пробирает меня, хотя с тех пор прошло уже много лет, и пальцы, сжимавшие шею удава, стали худыми и костлявыми и пригодными лишь для того, чтобы сжимать перо, восстанавливая на бумаге события далекого прошлого…
— Теперь мы обеспечены на всю жизнь, — заявил сэр Джаспер, — остается только доставить сокровище домой; но нам надо быть очень осторожными, и вот что я вам скажу: у меня есть план. Давайте разделим на троих три больших самоцвета — оба рубина и опал, поскольку ценность каждого из них, я считаю, намного превышает стоимость остальных, вместе взятых, — и пусть каждый припрячет свой камень где-нибудь на себе: если мы попадем в руки индейцев или испанцев, они заберут череп и другие камни, но им и в голову не придет обыскивать нас, поскольку они будут уверены, что нашли все!
— А почему бы не разделить все, а череп выбросить? — спросил я.
— Потому, что я очень опасаюсь того парня, Сквобблза. Зачем он сбежал на берег в Порту д'Эспань, если ему ничего не было известно о наших поисках? И помни: он мог где-нибудь услышать легенду о сокровищах мертвой головы. Что скажешь, Саймон?
— Я с вами совершенно согласен: наш приятель Ионас, как вы сказали, знает чересчур много и лучше потерять часть, чём лишиться всего.
— Значит, так тому и быть, — заключил я. — Только обещайте, что какой бы из камней ни достался мне по жребию, череп тоже переходит в мою собственность.
Клянусь собственной головой, — сказал сэр Джаспер, — ты никак решил заняться черной магией? Со змеиным зубом и черепом индейского царя ты сможешь конкурировать с самим Сатаной, тем более что мы находимся поблизости от его владений! Или у тебя распух ли мозги и потребовался дополнительный сосуд для их размещения?
Маленький рыцарь рассмеялся своей шутке и весело шлепнул себя по ляжке.
— Увы, — отпарировал я, — если это все, что способны выдать ваши мозги по данному вопросу, то их давно уже пора переместить в сосуд поменьше, а то как бы они совсем не затерялись в таком крупном черепе, как ваш! Однако давайте тянуть жребий!
Саймон протянул нам зажатые в кулаке три палочки, одна из которых была короче и означала «опал»; две других были одинаковы, поскольку рубины ничем не отличались друг от друга и было безразлично, кому какой достанется. Сэр Джаспер тянул первым, я за ним: конечно, я вытянул короткую палочку, на что маленький рыцарь глубокомысленно заметил: «Масть идет к масти!»
— Ладно, — сказал я, — но помните: череп остается у меня, как договорились! — После этого мы тщательно и надежно запрятали каждый свой камень, и я аккуратно удалил остатки серебряной оправы из глазниц черепа, причем заметил, что судорога больше не скрючивает мои пальцы. Отдохнув до наступления вечерней прохлады, я вновь почувствовал себя в прежней форме, хотя мышцы рук долго еще продолжали давать о себе знать. Но вот над нами опустился ночной мрак, ведь в здешних краях не бывает сумерек, и мы, установив между собой порядок дежурств, расположились на ночлег. Странное и чарующее зрелище представляло собой при свете полной луны старое дерево сейба, возвышаясь на пустынной вершине голой скалы, точно одинокий часовой, угрюмо и неподвижно смотрящий в беспредельную морскую даль. Ночной ветерок, шелестя листвой деревьев, напевал тихую печальную песенку, словно оплакивал мертвого владыку здешних мест, чьи бренные останки остались лежать между корней истлевшего лесного великана, в дупле которого он прожил столько лет…
С первыми лучами солнца мы покинули это негостеприимное место и направились на запад, обсуждая по пути планы наших дальнейших Действий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100