Так или иначе, но миновала вторая ночь, и буря постепенно утихла, хотя она занесла нас в опасное место, поскольку в нашей бешеной гонке мы проскочили Дуврский пролив, и теперь на востоке нам открылись страшные песчаные мели Гудвина, где, вслед за великим эрлом, немало моряков отдали Богу душу. И в самом деле, стоило рассвету начаться чуть позже, нас бы тоже вынесло на эти предательские пески и разбило в щепки; однако мы вовремя свернули на север и, миновав в опасной близости Кентские утесы, подошли к устью Темзы в самом начале прилива, воспользовавшись которым, благополучно поднялись против течения, проплывая мимо низких топких берегов и многочисленных мелких суденышек, благодаря Господа за спасение, а Саймона Гризейла — за знакомство с местным фарватером.
Как только мы очутились в спокойных водах, сэр Джаспер первым делом принялся приводить в порядок свой туалет, и после обильной трапезы, устроенной нам в честь прибытия, ничто не могло доставить ему большего удовольствия, чем вывесить на грот-мачте английский флаг над приспущенным флагом Испании; правда, во время этой процедуры его постигло несчастье: он оступился на выбленках и свалился с вант, вывихнув себе лодыжку, которая распухла и болела.
Оказавшись свидетелем подобного героического проявления патриотизма, я отправился в форпик и, найдя там большое синее полотнище без всяких эмблем и гербов, перекрестил его из угла в угол двумя белыми полосами и вывесил этот флаг на корме, ибо я недаром был рожден к северу от Твида и счел недопустимым для шотландца, чтобы флаг святого Георгия развевался над «Санта-Марией», не разделяя компанию со святым Андреевским флагом. Сэр Джаспер попытался было сорвать флаг, но Саймон усмехнулся и одобрительно кивнул.
— Ты прав, приятель, — сказал он. — Этот крест — символ отважных, и он с честью прошел по всем морям! Дай Бог, чтобы оба флага когда-нибудь соединились, и горе тогда их врагам!
— Аминь, — отозвался я, — хоть я и боюсь, что для этого мало шансов!
И вот в такой торжественной и горделивой манере мы поднялись с первым утренним приливом вверх по реке. Я приготовил на носу большой якорь, проследив, чтобы все было в полном порядке, и по сигналу Саймона бросил его за борт; никогда еще до моего слуха не доносился более приятный звук, чем грохот якорной цепи, прочно соединившей нас с английской землей.
28. Об ударе шпагой и о лице в толпе
Мы бросили якорь с южной стороны, напротив небольшой деревушки под названием Гринвич, которую Саймон знал, как собственную ладонь, и вскоре заметили, что наше прибытие вызвало на берегу немалое замешательство. Видно было, как люди сбегаются к воде и целая толпа собирается у большого продолговатого здания, одного из королевских дворцов, как объяснил Саймон, и мы отсалютовали ему выстрелом из пушки и приспустив наши флаги.
Убрав паруса, мы с Саймоном спустили на воду маленькую лодку, избежавшую повреждений во время шторма, и, поскольку сэр Джаспер не мог сойти на берег из-за своей больной лодыжки, а Саймон не хотел оставлять его одного с пленными испанцами и Базаном на борту, пришлось мне отправляться с новостью о нашем призе, чтобы зарегистрировать его в судовом реестре, ибо я давно понял, что все дела следует исполнять «аккуратно, честно и со старанием», как говорится в Писании. Сэр Джаспер был ужасно огорчен необходимостью оставаться на борту, так как он очень любил находиться в центре внимания и быть первым глашатаем новостей, однако я сказал, что так ему и надо и что Бог наказал его за попытку сорвать мой флаг; в конце концов маленькому рыцарю пришлось смириться с неизбежностью и извлечь из нее как можно больше выгоды. Саймон подробно объяснил мне, что я должен делать и куда пойти, а сэр Джаспер, прежде чем я оттолкнулся от борта, вручил мне небольшой кошелек с деньгами, который он нашел в ящике стола в капитанской каюте.
— Ради Бога, Джереми, — взмолился он, — раздобудь мне, если сможешь, коробку романтизированной помады, потому что эти варвары-испанцы при завивке усов обходятся лишь собственными слюнями и больше ничем, а мои прежние запасы уже кончились!
Я рассмеялся и пообещал доставить ему все, что он пожелает, после чего вставил весла в уключины и направился к широким каменным ступеням на берегу, спускающимся к самой воде. Подплыв поближе, я, к моему немалому изумлению, увидел рядом со ступенями большую черную барку, пышно декорированную шелковыми тканями, сверкающую позолотой и украшенную тонкой резьбой; подле нее были пришвартованы еще две, поменьше и не так богато разукрашенные. Роскошный балдахин из плотной пурпурной материи прикрывал корму барки, на которой находились всего два человека: один из них, хмурого вида здоровенный увалень, стоял на носу с тяжелым веслом в руке, следя за тем, чтобы барка не колотилась о нижнюю ступеньку причала. Когда я подогнал сюда лодку и зацепил швартовый конец за врезанное в гранитный парапет кольцо, он сердито обернулся ко мне.
— Эй, держись-ка отсюда подальше, деревенщина! — окликнул он меня.
— Сам катись отсюда подальше! — огрызнулся я.
Он замахнулся на меня веслом, но я вовремя перехватил его и, дернув на себя, заставил парня потерять равновесие и кубарем свалиться в реку. Он поднялся из воды, отплевываясь и ругаясь на чем свет стоит, но я больше не обращал внимания ни на него, ни на других, а, привязав лодку, шагнул из нее на широкие ступени лестницы. Но, пока я занимался всем этим, а злополучный лодочник выбирался из воды, промокший до нитки и проклинающий меня почем зря, где-то поблизости раздались звуки фанфар, и, к моему ужасу, на верхней площадке лестницы появилась яркая красочная процессия. Едва я успел отступить в сторону, толпа окружила меня так, что на широком спуске к воде просто некуда было деться от нарядных дам и кавалеров, среди которых я, обросший щетинистой бородой, грязный, нечесаный, в разорванном платье, выглядел последним бродягой.
— Дорогу! Дорогу королеве! — послышался крик, сопровождаемый очередным трубным звуком фанфар. Вперед вышли два герольда, и за ними потянулась длинная цепочка людей; однако я был настолько ошеломлен и захвачен врасплох, что стоял неподвижно посреди широких ступеней, точно каменный истукан, пока до меня не донесся резкий голос:
— Что это значит, сударь? Так-то вы обращаетесь с моими верными слугами?
Я поднял глаза и понял в ту же минуту, что нахожусь в присутствии Елизаветы, королевы Англии. К счастью, у меня хватило присутствия духа, чтобы прийти в себя и низко поклониться, после чего я прямо взглянул на нее, так как знал, что не совершил никаких поступков, которых мог бы стыдиться. Королева была женщина высокая, очень величественная и красивая к тому же, однако в глазах у нее не было ни капли милосердия или сострадания;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100