Захотелось покачаться, словно на качелях? Нелепое предположение, но ведь в природе ничего не совершается просто так, без причины. Что-то, значит, заставило его бросить все дела, покинуть родной муравейник и карабкаться на травинку. Свихнулся? Раз мы не знаем причин, это шутливое Женькино объяснение отнюдь не хуже других.
Забрался на травинку и качается… Интересно, и долго он будет так сидеть?
Чья-то тень легла на траву. Прямо перед моим носом появилась лошадиная морда. Это мой Росинант шлепнул пухлыми губами, вкусно хрупнул – и травинка с муравьем отправилась к нему в желудок.
«Вот и кончились научные наблюдения», – подумал я, и мне стало смешно.
– Сумасшествие и отрыв от коллектива никогда до добра не доводят! – наставительно проговорил я, отмахиваясь от лошади, которая теперь тянулась ко мне. – Сидел бы ты, муравей, уж лучше на твердой земле. Нет, захотелось, видите ли, покачаться. А о том не подумал, что придет какая-нибудь лошадь или овца…
Овца?!
А почему нет? Ведь мы находили в муравьях и вирусы и вибрионы.
Вместе или поврозь?!
Я вскочил так резко, что испуганная лошадь, всхрапнув, рванулась в сторону.
– Мария! – закричал я. – Ты много набрала муравьев?
– Порядочно. А что?
– Лови скорее свою лошадь, и едем в лагерь!
И вот золотые пальцы Марии ловко и осторожно наносят на предметное стекло тонкий мазок…
Сейчас мы узнаем, кто прячется в «сумасшедших» муравьях.
Стекло вставляется в микроскоп…
– Есть, – шепотом говорит Мария и отодвигается, давая мне заглянуть в окуляр.
Да, вот они, зловещие, едва двигающиеся вибрионы, заметно распухшие от пробравшихся в них вирусов.
А в обычных, «нормальных» муравьях таких вибрионов нет!
Чтобы проверить это, мы исследуем чуть ли не сотню муравьев. Почти в каждом попадаются обычные вибрионы. Но ни в одном нет вибрионов, пораженных вирусом, – только в «сумасшедших»!
Мы смотрим с Марией друг на друга и все еще никак не можем поверить: неужели нам в самом деле посчастливилось найти, наконец, последнее ускользавшее звено?! И неужели истинным убийцей оказался самый безобидный обитатель долины?
Забегая вперед, не могу не рассказать, какие поразительные вещи выяснили специалисты-мирмекологи, специально занявшиеся позднее «сумасшествием» муравьев. Они провели в долине немало дней под нещадно палящим солнцем, наблюдая таинства муравьиной жизни.
Почти в каждом муравье паразитируют вибрионы. И многие муравьи, забираясь в норы грызунов, подхватывают от них и вирус – возбудитель болезни Робертсона. Эти вирусы размножаются в нервных клетках муравьев, но пока еще не опасны.
Вибрионы в основном обитают в желудочке муравья. Но бывает, некоторые из них проникают и в нервные центры – ганглии. Тут-то и происходит роковая встреча вируса с вибрионом, чреватая столь опасными последствиями.
Такой муравей бросает все дела, забирается на какую-нибудь травинку и висит на ней часами, пока в его ганглиях усиленно размножаются и «дозревают» уже ставшие смертоносными для человека вибрионы с вирусами внутри них.
Приходит на пастбище овца, съедает травинку с повисшим на ней муравьем – и болезнь отправляется дальше, поближе к людским поселениям.
Весь этот сложный и довольно длительный процесс, который теперь в деталях проследили ученые, кажется прямо-таки целеустремленным. Словно природа специально задалась целью поразить человека да еще изобрела для этого способ похитрее.
Конечно, это не так. У природы нет никаких целей, Женя говорил уже об этом в одной и своих записей. Но в ней постоянно и непрестанно действует великий закон выживаемости наиболее приспособленных. Он-то и заставляет вибрионы и вирусы размножаться и расселяться любым, даже вот таким удивительным способом. А человек лишь натыкается на эту запутанную цепочку – и тогда ему приходится плохо.
Что заставляет некоторые вибрионы проникать именно в ганглии? Какие природные условия породили столь сложные пути распространения болезни? Этого мы пока еще не знаем. Но первооткрывателем, имя которого теперь занесено, как говорится, в «анналы науки», по праву надо считать нашего покойного друга. Ведь Женя первый подметил странное поведение муравьев.
И раз болезнь поражает у муравьев именно нервные центры, то и шутливая кличка «сумасшедших», которую он им дал, вдруг неожиданно оказалась пророческой! Вот ведь как оно бывает…
Все на свете имеет конец. Пришел конец и нашей работе. Свернуты палатки. Неуютно чернеет выжжен–ная земля на том месте, где собирались мы вечерами возле костра. Упакованы вещи, и Николай Павлович уже пошел за лошадьми. Сейчас мы навьючим их и навсегда покинем эту долину.
Почему-то каждый раз, когда приходится вот так свертывать лагерь и двигаться дальше, мне становится грустно. Наверное, потому, что, уезжая, оставляешь навсегда какой-то отрезок своей жизни… И понимаешь, что его уже не вернуть.
А здесь мы оставили больше…
Мария сидит в сторонке на камне и смотрит на пенящуюся у ее ног речку. Но видит ли она ее?
Вздохнув, я открываю блокнот, в котором помаленьку набрасываю черновик отчета о нашей работе. Когда вернемся в институт, писанины будет много.
Интересно, удалось ли им там создать вакцину?
Свое дело мы сделали. Никаких загадок не осталось, вся цепочка распространения болезни прослежена от начала до конца. И теперь ясно, как с ней бороться.
Надо просто «ранней весной, когда муравьи только начнут „сходить с ума“, обработать какими-нибудь химикатами все пастбища и норы грызунов в тех местах, где мы обнаружили основные „хранилища“ болезни. И через несколько лет загадочная вездесущая смерть будет поминаться лишь в легендах да преданиях стариков.
Химики теперь творят чудеса, им нетрудно подобрать какую-нибудь отраву, чтобы она уничтожала только опасных муравьев, а других насекомых не губила.
Но работы, которые намечалось вести в долине, можно начинать и сейчас, не ожидая полного искоренения болезни. Нужно лишь принимать определенные меры предосторожности. Раз убийца разоблачен, от него уже нетрудно защититься. Да и наши товарищи в институте, наверное, уже нашли или непременно создадут в ближайшее время предохранительную вакцину.
– Пришел попрощаться, – заставив меня вздрогнуть от неожиданности, вдруг произносит рядом Мария усталым, каким-то мертвым голосом.
Я и не заметил, когда она подошла.
– Ты что? – встревоженно спрашиваю я. – О чем ты?
Она молча кивает, предлагая мне обернуться.
На скале, точно в такой же окаменелой позе, каким мы увидели его впервые, стоит Хозяин. Вокруг него сидят четыре пса, разморенные зноем и разинув–шие пасти. А где же остальная свора? Прячется в кустах?
Да, похоже, старик пришел попрощаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Забрался на травинку и качается… Интересно, и долго он будет так сидеть?
Чья-то тень легла на траву. Прямо перед моим носом появилась лошадиная морда. Это мой Росинант шлепнул пухлыми губами, вкусно хрупнул – и травинка с муравьем отправилась к нему в желудок.
«Вот и кончились научные наблюдения», – подумал я, и мне стало смешно.
– Сумасшествие и отрыв от коллектива никогда до добра не доводят! – наставительно проговорил я, отмахиваясь от лошади, которая теперь тянулась ко мне. – Сидел бы ты, муравей, уж лучше на твердой земле. Нет, захотелось, видите ли, покачаться. А о том не подумал, что придет какая-нибудь лошадь или овца…
Овца?!
А почему нет? Ведь мы находили в муравьях и вирусы и вибрионы.
Вместе или поврозь?!
Я вскочил так резко, что испуганная лошадь, всхрапнув, рванулась в сторону.
– Мария! – закричал я. – Ты много набрала муравьев?
– Порядочно. А что?
– Лови скорее свою лошадь, и едем в лагерь!
И вот золотые пальцы Марии ловко и осторожно наносят на предметное стекло тонкий мазок…
Сейчас мы узнаем, кто прячется в «сумасшедших» муравьях.
Стекло вставляется в микроскоп…
– Есть, – шепотом говорит Мария и отодвигается, давая мне заглянуть в окуляр.
Да, вот они, зловещие, едва двигающиеся вибрионы, заметно распухшие от пробравшихся в них вирусов.
А в обычных, «нормальных» муравьях таких вибрионов нет!
Чтобы проверить это, мы исследуем чуть ли не сотню муравьев. Почти в каждом попадаются обычные вибрионы. Но ни в одном нет вибрионов, пораженных вирусом, – только в «сумасшедших»!
Мы смотрим с Марией друг на друга и все еще никак не можем поверить: неужели нам в самом деле посчастливилось найти, наконец, последнее ускользавшее звено?! И неужели истинным убийцей оказался самый безобидный обитатель долины?
Забегая вперед, не могу не рассказать, какие поразительные вещи выяснили специалисты-мирмекологи, специально занявшиеся позднее «сумасшествием» муравьев. Они провели в долине немало дней под нещадно палящим солнцем, наблюдая таинства муравьиной жизни.
Почти в каждом муравье паразитируют вибрионы. И многие муравьи, забираясь в норы грызунов, подхватывают от них и вирус – возбудитель болезни Робертсона. Эти вирусы размножаются в нервных клетках муравьев, но пока еще не опасны.
Вибрионы в основном обитают в желудочке муравья. Но бывает, некоторые из них проникают и в нервные центры – ганглии. Тут-то и происходит роковая встреча вируса с вибрионом, чреватая столь опасными последствиями.
Такой муравей бросает все дела, забирается на какую-нибудь травинку и висит на ней часами, пока в его ганглиях усиленно размножаются и «дозревают» уже ставшие смертоносными для человека вибрионы с вирусами внутри них.
Приходит на пастбище овца, съедает травинку с повисшим на ней муравьем – и болезнь отправляется дальше, поближе к людским поселениям.
Весь этот сложный и довольно длительный процесс, который теперь в деталях проследили ученые, кажется прямо-таки целеустремленным. Словно природа специально задалась целью поразить человека да еще изобрела для этого способ похитрее.
Конечно, это не так. У природы нет никаких целей, Женя говорил уже об этом в одной и своих записей. Но в ней постоянно и непрестанно действует великий закон выживаемости наиболее приспособленных. Он-то и заставляет вибрионы и вирусы размножаться и расселяться любым, даже вот таким удивительным способом. А человек лишь натыкается на эту запутанную цепочку – и тогда ему приходится плохо.
Что заставляет некоторые вибрионы проникать именно в ганглии? Какие природные условия породили столь сложные пути распространения болезни? Этого мы пока еще не знаем. Но первооткрывателем, имя которого теперь занесено, как говорится, в «анналы науки», по праву надо считать нашего покойного друга. Ведь Женя первый подметил странное поведение муравьев.
И раз болезнь поражает у муравьев именно нервные центры, то и шутливая кличка «сумасшедших», которую он им дал, вдруг неожиданно оказалась пророческой! Вот ведь как оно бывает…
Все на свете имеет конец. Пришел конец и нашей работе. Свернуты палатки. Неуютно чернеет выжжен–ная земля на том месте, где собирались мы вечерами возле костра. Упакованы вещи, и Николай Павлович уже пошел за лошадьми. Сейчас мы навьючим их и навсегда покинем эту долину.
Почему-то каждый раз, когда приходится вот так свертывать лагерь и двигаться дальше, мне становится грустно. Наверное, потому, что, уезжая, оставляешь навсегда какой-то отрезок своей жизни… И понимаешь, что его уже не вернуть.
А здесь мы оставили больше…
Мария сидит в сторонке на камне и смотрит на пенящуюся у ее ног речку. Но видит ли она ее?
Вздохнув, я открываю блокнот, в котором помаленьку набрасываю черновик отчета о нашей работе. Когда вернемся в институт, писанины будет много.
Интересно, удалось ли им там создать вакцину?
Свое дело мы сделали. Никаких загадок не осталось, вся цепочка распространения болезни прослежена от начала до конца. И теперь ясно, как с ней бороться.
Надо просто «ранней весной, когда муравьи только начнут „сходить с ума“, обработать какими-нибудь химикатами все пастбища и норы грызунов в тех местах, где мы обнаружили основные „хранилища“ болезни. И через несколько лет загадочная вездесущая смерть будет поминаться лишь в легендах да преданиях стариков.
Химики теперь творят чудеса, им нетрудно подобрать какую-нибудь отраву, чтобы она уничтожала только опасных муравьев, а других насекомых не губила.
Но работы, которые намечалось вести в долине, можно начинать и сейчас, не ожидая полного искоренения болезни. Нужно лишь принимать определенные меры предосторожности. Раз убийца разоблачен, от него уже нетрудно защититься. Да и наши товарищи в институте, наверное, уже нашли или непременно создадут в ближайшее время предохранительную вакцину.
– Пришел попрощаться, – заставив меня вздрогнуть от неожиданности, вдруг произносит рядом Мария усталым, каким-то мертвым голосом.
Я и не заметил, когда она подошла.
– Ты что? – встревоженно спрашиваю я. – О чем ты?
Она молча кивает, предлагая мне обернуться.
На скале, точно в такой же окаменелой позе, каким мы увидели его впервые, стоит Хозяин. Вокруг него сидят четыре пса, разморенные зноем и разинув–шие пасти. А где же остальная свора? Прячется в кустах?
Да, похоже, старик пришел попрощаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29