Ты сам просил его?
Тонкая улыбка мелькнула на губах португальца.
— Я знал, что сеньорита не откажет мне, — сказал он, — и что ваше сиятельство уважит ее просьбу.
— Ты рассчитал очень верно. Ну, дальше?
— Когда я произнес ваше имя и сказал, что желаю поступить к вашему сиятельству в услужение, сеньорита очень покраснела, но не сказала ни слова и дала мне письмо.
— Ну, и что же?
— Я заключил из этого, что ваше сиятельство и есть этот самый…
— Замолчи! — отрывисто проговорил де Шато-Мальи.
— Позвольте мне сказать еще одно словечко.
— Что такое?
— Дон Хозе умер.
— Знаю.
— Сеньорита Концепчьона все еще не замужем.
— И это знаю.
— Она воротилась.
Герцог подпрыгнул на постели.
— Воротилась! — вскрикнул он. — Она воротилась?! Она воротилась?
— Вчера утром.
— И с герцогом?
— С герцогом и с герцогиней.
При этом известии мысли герцога как-то перепутались. Он поспешно вскочил и начал одеваться, как будто собирался ехать сейчас же.
* * *
Но это лихорадочное нетерпение было непродолжительно, холодный рассудок одержал верх, и герцог де Шато-Мальи ограничился тем, что спокойно спросил Цампу:
— Каким образом узнал ты, что герцог де Салландрера воротился?
— Мне сказал вчера вечером его камердинер.
— А?..
— И я думал, что ваше сиятельство будете не прочь узнать эту новость.
— Хорошо, ступай! — отрывисто проговорил герцог. Цампа вышел безмолвно, а герцог де Шато-Мальи сел к бюро, облокотясь головою на руки, и задумался.
— Боже мой! — проговорил он наконец после минуты молчания. — Если Цампа сказал правду! Если… она… любит меня… Боже мой.
Герцог взялся за перо и дрожащею рукою написал следующее письмо герцогу де Салландрера:
«Герцог, теперь, вероятно, вы уже знаете через графиню Артову, как важно и необходимо для меня переговорить с вами. Узы близкого родства, связывающие нас, служат мне гарантией вашей благосклонности, и вы совершенно осчастливите меня, если позволите приехать к вам.
С истинным к вам почтением имею честь быть
Вашим покорным слугой. Герцог де Шато-Мальи».
Запечатав письмо, герцог позвонил.
— Цампа, — сказал он вошедшему слуге, — отнеси это письмо в отель де Салландрера и подожди там ответа.
— Слушаю-с, ваше сиятельство.
Цампа взял письмо и направился к двери.
— Возьми мой кабриолет или верховую лошадь, чтобы ехать скорее.
Цампа поклонился и вышел.
По утрам герцог постоянно ездил верхом, и во дворе его всегда стояла готовая оседланная лошадь.
— По приказанию барина, — сказал Цампа, взяв лошадь из рук конюха и проворно вскакивая в седло.
И Цампа помчался в Сюренскую улицу, где жил Рокамболь в своем рыжем парике. Цампа подал ему письмо, которое Рокамболь распечатал с своею обычной ловкостью и прочитал. Затем Цампа рассказал ему свой недавний разговор с барином.
— Что прикажете делать? — спросил он.
— Исполнять в точности мои вчерашние приказания.
— Это письмо ничего в них не изменяет?
— Решительно ничего. Только… Рокамболь как будто обдумывал что-то.
— Тебе известно, — спросил он, — куда герцог положил рукопись своего родственника?
— Он спрятал ее в шкатулку сандалового дерева, где лежат также различные бумаги, акции, банковые билеты.
— Где стоит эта шкатулка?
— На письменном столе, в кабинете.
— Хорошо. Рокамболь задумался.
— Шкатулка всегда стоит там? — спросил он.
— Нет. Герцог прячет иногда ее в бюро. Но сегодня она на письменном столе, и герцог слишком взволнован, чтобы заниматься ею.
— Есть у тебя второй ключ к этой шкатулке?
— Еще бы!
— Отлично!
— Что прикажете делать?
— Во-первых, отнести это письмо и пасть к стопам сеньориты Концепчьоны, ты знаешь, зачем.
— Хорошо. А потом?
— Потом принеси мне ответ герцога де Салландрера к Шато-Мальи. Ступай.
Цампа ушел от Рокамболя и помчался, как стрела, в отель де Салландрера. Ему сказали, что герцог еще не просыпался, и он попросил лакея доложить сеньорите Концепчьоне, что он желает ее видеть.
Концепчьона плохо спала ночь и встала с рассветом.
Она очень удивилась, что Цампа желает ее видеть, и велела горничной привести его к себе.
Концепчьона чувствовала какое-то отвращение к Цампе; она знала, что он наперсник дона Хозе, и при жизни последнего не могла видеть его равнодушно. Но теперь любопытство победило в ней отвращение, и она приняла его.
Цампа вошел, по обыкновению, смиренно и униженно, отвесил низкий поклон сеньорите де Салландрера и взглянул на горничную. Концепчьона поняла, что он желает остаться с нею наедине, и выслала горничную.
— Сеньорита, — начал тогда Цампа, — к вам пришел молить о милосердии и прощении великий грешник, терзаемый упреками совести.
И Цампа преклонил колена.
— Какое же преступление сделали вы, Цампа? — спросила изумленная Концепчьона.
— Я изменил вам.
— Изменили… мне?
— Да, — ответил он униженно.
— Это каким образом? — спросила она надменно. — Разве вы были когда-нибудь у меня в услужении?
— Я служил у дона Хозе.
— Ну, так что же?
— И дон Хозе сделал меня вашим шпионом.
— А! — проговорила она презрительно.
— Я был предан моему господину, я готов был умереть за него, все приказания его исполнялись слепо.
— И вы… подсматривали за мной?
— Позвольте мне объяснить вам, каким образом я это делал.
— Говорите.
— Дон Хозе знал, что вы его не любите и повиновались только воле вашего родителя. Он знал или, лучше сказать, догадывался, что вы любите другого.
Концепчьона вздрогнула, выпрямилась и окинула Цампу презрительным взглядом с головы до ног.
— Дон Хозе, — продолжал он, — велел мне ходить вечером в окружности вашего отеля.
Молодая девушка побледнела.
— Он был убежден, что если вы не любите его, стало быть, любили герцога де Шато-Мальи.
— Ложь! — вскрикнула с живостью Концепчьона.
— Однажды вечером я стоял на бульваре Инвалидов… Цампа остановился. Концепчьона задрожала.
—У набережной, — продолжал португалец, — вышел из купе мужчина и отправился пешком к садовой калитке. Его ждал ваш негр.
— Молчи, негодяй! — воскликнула с гневом Концепчьона.
— Благоволите выслушать меня до конца, и тогда вы, может быть, простите меня.
— Ну говори, — сказала Концепчьона, дрожа.
— Я видел, как вошел этот мужчина, как он вышел через час.
— И вы… его… узнали?
— Нет. То был не герцог де Шато-Мальи, а кто-то другой, кого я совсем не знаю.
Концепчьона вздохнула свободнее.
— На другой день, — продолжал Цампа, — я рассказал это дону Хозе.
— Что же он?
— Он сказал мне: «Ну, тем лучше, что это не Шато-Мальи, которого я ненавижу всей душой. Я перенесу соперничество всего мира скорее, чем одного герцога».
— А ты… не старался узнать…
— Кто был этот мужчина?
— Да, — прошептала Концепчьона.
— Нет, сеньорита, потому что дона Хозе убили в тот же день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Тонкая улыбка мелькнула на губах португальца.
— Я знал, что сеньорита не откажет мне, — сказал он, — и что ваше сиятельство уважит ее просьбу.
— Ты рассчитал очень верно. Ну, дальше?
— Когда я произнес ваше имя и сказал, что желаю поступить к вашему сиятельству в услужение, сеньорита очень покраснела, но не сказала ни слова и дала мне письмо.
— Ну, и что же?
— Я заключил из этого, что ваше сиятельство и есть этот самый…
— Замолчи! — отрывисто проговорил де Шато-Мальи.
— Позвольте мне сказать еще одно словечко.
— Что такое?
— Дон Хозе умер.
— Знаю.
— Сеньорита Концепчьона все еще не замужем.
— И это знаю.
— Она воротилась.
Герцог подпрыгнул на постели.
— Воротилась! — вскрикнул он. — Она воротилась?! Она воротилась?
— Вчера утром.
— И с герцогом?
— С герцогом и с герцогиней.
При этом известии мысли герцога как-то перепутались. Он поспешно вскочил и начал одеваться, как будто собирался ехать сейчас же.
* * *
Но это лихорадочное нетерпение было непродолжительно, холодный рассудок одержал верх, и герцог де Шато-Мальи ограничился тем, что спокойно спросил Цампу:
— Каким образом узнал ты, что герцог де Салландрера воротился?
— Мне сказал вчера вечером его камердинер.
— А?..
— И я думал, что ваше сиятельство будете не прочь узнать эту новость.
— Хорошо, ступай! — отрывисто проговорил герцог. Цампа вышел безмолвно, а герцог де Шато-Мальи сел к бюро, облокотясь головою на руки, и задумался.
— Боже мой! — проговорил он наконец после минуты молчания. — Если Цампа сказал правду! Если… она… любит меня… Боже мой.
Герцог взялся за перо и дрожащею рукою написал следующее письмо герцогу де Салландрера:
«Герцог, теперь, вероятно, вы уже знаете через графиню Артову, как важно и необходимо для меня переговорить с вами. Узы близкого родства, связывающие нас, служат мне гарантией вашей благосклонности, и вы совершенно осчастливите меня, если позволите приехать к вам.
С истинным к вам почтением имею честь быть
Вашим покорным слугой. Герцог де Шато-Мальи».
Запечатав письмо, герцог позвонил.
— Цампа, — сказал он вошедшему слуге, — отнеси это письмо в отель де Салландрера и подожди там ответа.
— Слушаю-с, ваше сиятельство.
Цампа взял письмо и направился к двери.
— Возьми мой кабриолет или верховую лошадь, чтобы ехать скорее.
Цампа поклонился и вышел.
По утрам герцог постоянно ездил верхом, и во дворе его всегда стояла готовая оседланная лошадь.
— По приказанию барина, — сказал Цампа, взяв лошадь из рук конюха и проворно вскакивая в седло.
И Цампа помчался в Сюренскую улицу, где жил Рокамболь в своем рыжем парике. Цампа подал ему письмо, которое Рокамболь распечатал с своею обычной ловкостью и прочитал. Затем Цампа рассказал ему свой недавний разговор с барином.
— Что прикажете делать? — спросил он.
— Исполнять в точности мои вчерашние приказания.
— Это письмо ничего в них не изменяет?
— Решительно ничего. Только… Рокамболь как будто обдумывал что-то.
— Тебе известно, — спросил он, — куда герцог положил рукопись своего родственника?
— Он спрятал ее в шкатулку сандалового дерева, где лежат также различные бумаги, акции, банковые билеты.
— Где стоит эта шкатулка?
— На письменном столе, в кабинете.
— Хорошо. Рокамболь задумался.
— Шкатулка всегда стоит там? — спросил он.
— Нет. Герцог прячет иногда ее в бюро. Но сегодня она на письменном столе, и герцог слишком взволнован, чтобы заниматься ею.
— Есть у тебя второй ключ к этой шкатулке?
— Еще бы!
— Отлично!
— Что прикажете делать?
— Во-первых, отнести это письмо и пасть к стопам сеньориты Концепчьоны, ты знаешь, зачем.
— Хорошо. А потом?
— Потом принеси мне ответ герцога де Салландрера к Шато-Мальи. Ступай.
Цампа ушел от Рокамболя и помчался, как стрела, в отель де Салландрера. Ему сказали, что герцог еще не просыпался, и он попросил лакея доложить сеньорите Концепчьоне, что он желает ее видеть.
Концепчьона плохо спала ночь и встала с рассветом.
Она очень удивилась, что Цампа желает ее видеть, и велела горничной привести его к себе.
Концепчьона чувствовала какое-то отвращение к Цампе; она знала, что он наперсник дона Хозе, и при жизни последнего не могла видеть его равнодушно. Но теперь любопытство победило в ней отвращение, и она приняла его.
Цампа вошел, по обыкновению, смиренно и униженно, отвесил низкий поклон сеньорите де Салландрера и взглянул на горничную. Концепчьона поняла, что он желает остаться с нею наедине, и выслала горничную.
— Сеньорита, — начал тогда Цампа, — к вам пришел молить о милосердии и прощении великий грешник, терзаемый упреками совести.
И Цампа преклонил колена.
— Какое же преступление сделали вы, Цампа? — спросила изумленная Концепчьона.
— Я изменил вам.
— Изменили… мне?
— Да, — ответил он униженно.
— Это каким образом? — спросила она надменно. — Разве вы были когда-нибудь у меня в услужении?
— Я служил у дона Хозе.
— Ну, так что же?
— И дон Хозе сделал меня вашим шпионом.
— А! — проговорила она презрительно.
— Я был предан моему господину, я готов был умереть за него, все приказания его исполнялись слепо.
— И вы… подсматривали за мной?
— Позвольте мне объяснить вам, каким образом я это делал.
— Говорите.
— Дон Хозе знал, что вы его не любите и повиновались только воле вашего родителя. Он знал или, лучше сказать, догадывался, что вы любите другого.
Концепчьона вздрогнула, выпрямилась и окинула Цампу презрительным взглядом с головы до ног.
— Дон Хозе, — продолжал он, — велел мне ходить вечером в окружности вашего отеля.
Молодая девушка побледнела.
— Он был убежден, что если вы не любите его, стало быть, любили герцога де Шато-Мальи.
— Ложь! — вскрикнула с живостью Концепчьона.
— Однажды вечером я стоял на бульваре Инвалидов… Цампа остановился. Концепчьона задрожала.
—У набережной, — продолжал португалец, — вышел из купе мужчина и отправился пешком к садовой калитке. Его ждал ваш негр.
— Молчи, негодяй! — воскликнула с гневом Концепчьона.
— Благоволите выслушать меня до конца, и тогда вы, может быть, простите меня.
— Ну говори, — сказала Концепчьона, дрожа.
— Я видел, как вошел этот мужчина, как он вышел через час.
— И вы… его… узнали?
— Нет. То был не герцог де Шато-Мальи, а кто-то другой, кого я совсем не знаю.
Концепчьона вздохнула свободнее.
— На другой день, — продолжал Цампа, — я рассказал это дону Хозе.
— Что же он?
— Он сказал мне: «Ну, тем лучше, что это не Шато-Мальи, которого я ненавижу всей душой. Я перенесу соперничество всего мира скорее, чем одного герцога».
— А ты… не старался узнать…
— Кто был этот мужчина?
— Да, — прошептала Концепчьона.
— Нет, сеньорита, потому что дона Хозе убили в тот же день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42