Он был бледнее мертвеца, губы его судорожно подергивались, а глаза горели каким-то особенным огнем.
Он подошел к испуганному Октаву и с необыкновенною силой поставил его на колени.
— Милостивый государь, — сказал он хриплым голосом, — вы, вероятно, узнали меня — я граф Артов — тот самый, над честью которого вы издевались целый час. Я мог бы тотчас же убить вас — даже без всякого оружия… но вы еще ребенок, у вас, может быть, есть мать, которая любит вас, и я оставляю вам жизнь… я прощаю вас, но только с одним условием.
В этот момент граф был положительно страшен и так величествен, что обоих юношей объял ужас. Октав, дрожа как осенний лист, пробормотал какое-то извинение.
Граф поднял его и сказал:
— Милостивый государь, вы должны поклясться мне, что воротитесь немедленно домой, не будете целые сутки никуда выходить и не увидитесь с Ролланом де Клэ.
— Клянусь!.. — прошептал Октав.
— Помните, что если вы не сдержите этой клятвы, то я убью вас… хотя мне нужна не ваша жизнь… но его…
И, сказав это, граф вышел.
— Роллан погиб! — пробормотал Октав.
Мы должны теперь вернуться несколько назад и познакомиться покороче с доктором-мулатом, занимавшимся специально излечением болезней, зарожденных под тропиками.
Доктору было уже сорок лет.
Он родился в Гваделупе и всю свою жизнь занимался токсикологией, то есть наукой о ядах.
Доктор Самуил Альбо занимал прекрасную квартиру в первом этаже отеля, в предместье Сент-Оноре, при его доме находился огромный тенистый сад.
В тот день, как граф Артов нечаянно услышал разговор Октава в Арменонвильском павильоне, — маркиз де Шамери приехал к доктору и застал его занятым в рабочем кабинете, который его многочисленные клиенты прозвали «палатою ядов».
По стенам этой комнаты тянулись огромные полки с книгами; на столах стояли химические реторты, склянки, кувшины, колбы. Здесь он проводил научные исследования.
Когда Рокамболь вошел к нему, то доктор сидел перед столом и тщательно рассматривал в увеличительное стекло ткань широкого, зеленоватого сухого листа, который по своей форме и объему не принадлежал к европейским растениям.
— Здравствуйте, доктор! — сказал ему Рокамболь, протягивая руку. — Извините, что я потревожил вас. Но я проезжал мимо и, вспомнив, что вы спасли моего бедного матроса и что я еще не успел поблагодарить вас, не мог не завернуть к вам и не загладить свою ошибку.
Произнося эти слова вежливым тоном вельможи, Рокамболь небрежно положил на камин банковский билет в тысячу франков.
Доктор предложил маркизу садиться и пододвинул ему стул.
— Вы слишком добры и любезны, маркиз, — сказал он, — что обеспокоили себя из-за таких пустяков.
— А разве вы считаете ни во что удовольствие видеть вас, доктор?
Мулат молча поклонился.
— Вот, — продолжал Рокамболь, — вы опять за своими книгами, допрашивая постоянно науку и медленно убивая себя над изысканиями новых средств для скорейшего исцеления своих ближних…
— Маркиз! — ответил скромно доктор. — Чем больше изучаешь науку, тем яснее видишь, что в ней есть тайны, которые можно уразуметь только после больших затруднений.
Рокамболь завел тогда разговор о ядах и, узнав, от доктора, что у него есть яд, производящий почти мгновенное помешательство, незаметно, во время выхода доктора из кабинета, украл немного этого яда и, спрятав, простился с ним и уехал.
Ровно в час пополудни он приехал домой. На дворе отеля стоял наемный фиакр.
— Это еще что? — подумал удивленный маркиз де Шамери. — Кто это еще пожаловал ко мне?
И, обратившись к лакею, он спросил: — У кого гости?
— У господина виконта — граф Артов.
— Граф Артов?! — повторил с удивлением маркиз.
— Точно так-с…
— Ого, должно быть, случилось что-нибудь новенькое, — подумал Рокамболь, — бьюсь об заклад, что взрыв уже последовал… надо быть вполне осторожным!
И Рокамболь торопливо отправился к Фабьену, сидевшему в кабинете вдвоем с графом Артовым.
Лицо графа было бледно, а губы судорожно подергивались.
Фабьен обрадовался приходу своего шурина.
Рокамболь невольно приостановился на пороге и молча посмотрел на встревоженные лица собеседников, как бы спрашивая себя, что произошло между ними.
Граф Артов оставил Октава ошеломленным происшедшею сценой и опять помчался к заставе «Звезда».
Здесь он остановился, соскочил с лошади, отдал ее своему кучеру и сел в первый попавшийся ему наемный купе.
— Вернэльская улица! — крикнул он кучеру. — Отель де Шамери…
Граф желал видеть Фабьена, вспомнив про то, что накануне тот сжег записку Роллана де Клэ.
А если Фабьен поступил таким образом, то это ясно указывало на то, что он посвящен в тайны Роллана.
Поступок Роллана, конверт, рассказ Октава — все это сложилось так вместе, что могло убедить самого недоверчивого человека, а в душе графа все еще шевелилось сомнение, до такой степени он любил свою жену и веровал в нее… до такой степени чистою и благородною она казалась ему еще вчера… Но сомнение графа было непродолжительно. Он понял, что виконт Фабьен д'Асмолль скажет ему всю правду, если он вынудит его к тому, и поэтому-то и отправился к нему.
Фабьен спокойно писал письмо, когда граф явился к нему, как снег на голову.
— Любезный граф, вас ли я вижу? — проговорил Фабьен, догадавшись по его бледности, что случилось что-нибудь особенное.
— Я к вам по делу…— ответил ему граф.
Фабьен подвинул ему стул и не заметил даже, что граф не подал ему руки.
— Любезный виконт! — начал граф, не садясь на предложенный ему стул. — Вы, кажется, очень дружны с господином де Клэ?
— Пожалуй, да, а пожалуй, и нет, — ответил Фабьен, слегка вздрогнув, — собственно говоря, наши отцы были друзьями, а я обещал только его дяде-опекуну наблюдать за ним…
— Мы ведь с вами дружны уже семь лет… не так ли?
— Совершенно верно, любезный граф.
— Вы серьезно ведь были моим другом?
— Сколько мне кажется, я и теперь не переменился… Но, — добавил Фабьен, улыбаясь, — к чему этот церемонный тон, мой милый граф?
— То есть вы хотите сказать — торжественный?
— Пожалуй, хоть и так.
— Дело в том, что завтра в это же время один из ваших друзей — я или господин де Клэ — будет убит.
Фабьен вскочил со стула.
— Вы, кажется, сошли с ума? — сказал он.
— Любезный виконт, я задам вам теперь один серьезный и очень важный для меня вопрос и именем нашей дружбы попрошу вас ответить на него.
— Извольте, граф.
— Третьего дня Роллан де Клэ получил в клубе письмо.
— Да.
— И показал это письмо вашему шурину маркизу де Шамери.
— Это верно.
— Затем вы вырвали его из рук де Клэ…
— И это все правда.
— И сожгли.
Фабьен утвердительно кивнул головой.
— Зачем же вы сожгли его?
Этот вопрос был сделан графом каким-то странным, отрывистым голосом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42