Но…
Цампа остановился в нерешительности.
— Говори! — повелительно произнесла Концепчьона.
— Но, — сказал Цампа, как бы делая над собою усилия, — я знаю, кто убил моего бедного барина.
Концепчьона побледнела, как мертвец.
— И я поклялся отомстить за него! Концепчьоне показалось, что земля разверзается под ее ногами, она чуть не упала.
Неужели этот холоп знал ее тайну?
— Дон Хозе убит герцогом де Шато-Мальи, — продолжал Цампа.
— Он? — воскликнула Концепчьона и чуть не закричала:— Ложь! Не он убил его!
Но сказать это — не значило ли погубить себя, не значило ли признаться Цампе, что ей известен настоящий убийца дона Хозе? Она склонила голову и молчала.
— Когда я убедился в том, — докончил Цампа, — я возымел только одну цель, одно пламенное желание: отомстить за своего господина! Потому-то, сеньорита, и припадаю я к стопам вашим, умоляя.
Концепчьона велела Цампе встать с колен.
— Мне кажется, вы помешались, Цампа, — сказала она, — потому что я решительно не понимаю, в чем просите вы у меня прощения. Вы мне не изменяли, так как служили не у меня, а у дона Хозе.
— Да, но я осмелился подделаться под ваш почерк…
— Под мой почерк?
— И явился к герцогу де Шато-Мальи с вашим рекомендательным письмом.
— Каким образом? Зачем? — спросила с живостью Концепчьона.
— С целью поступить к нему в услужение.
— И он… взял вас?
— Я теперь его лакей.
Молния негодования сверкнула в глазах гордой испанки. Ей хотелось выгнать этого человека, хотелось сказать ему: «Вон отсюда! Я попрошу герцога, чтобы он прогнал вас».
Но она воздержалась. Цампа знал часть ее тайны, он видел, как ее негр проводил ночью через садовую калитку незнакомого мужчину, который, без всякого сомнения, шел к ней…
И, помолчав немного, Концепчьона посмотрела на Цампу и сказала ему:
— Хорошо, я ничего не скажу герцогу, вашему господину, но зачем же вы поступили к нему?
— Затем, чтобы мстить за дона Хозе!
— Каким образом?
— Не допустив герцога жениться на вас.
— Разве он еще не оставил этого намерения? — спросила Концепчьона, снова задрожав.
— Он мечтает об этом пуще прежнего! Концепчьона вздрогнула всем телом.
Цампа продолжал:
— Герцог де Шато-Мальи пуще прежнего добивается вашей руки, и если б я смел рассказать…
— Рассказывайте! — произнесла Концепчьона с внезапной энергией.
— Я могу ясно доказать всю низость этого человека. Концепчьона с недоумением посмотрела на Цампу: как мог герцог быть низким?
Но португалец сумел придать своей физиономии выражение такой искренности и добродушия, что молодая девушка была поражена.
— Ради бога, сеньорита, — сказал он, — благоволите выслушать меня до конца.
— Говорите.
— Неделю назад графиня Артова и герцог де Шато-Мальи сговорились придумать новое средство для достижения вашей руки.
— Графиня Артова?
— Да, это произошло еще до катастрофы.
— Какой катастрофы?
— Ах, да! Вы, сеньорита, приехали только вчера и еще не знаете ничего.
— Что же такое случилось?
— Граф все узнал.
— Что все?
— Поведение своей жены, ее интригу с Ролланом де Клэ.
Концепчьона онемела от изумления.
— Последовала дуэль.
— Дуэль!
— Но граф приехал туда уже помешанный, до такой степени любил он свою жену, — и дуэль не состоялась.
— Но ведь это ужасно, отвратительно! — воскликнула молодая девушка, имевшая до сей поры самое прекрасное мнение о Баккара.
— Позвольте, это еще не все. Кажется, графиня и герцог… были очень дружны, и не удивительно! Граф большой приятель герцога, графиня, как милый дружок, хотела женить герцога на вас. Но…
Цампа остановился.
— Да говорите же! — сказала Концепчьона нетерпеливо.
— Дней десять назад графиня приехала вечером к герцогу одна, под вуалью и закутанная шалью. Я был в уборной, смежной с кабинетом его сиятельства, и мог слышать их разговор.
— А! Что же они говорили?
— Во-первых, графиня бесцеремонно развалилась в кресле и сказала герцогу, взявшему ее за обе руки: «Сегодня утром, мой милый мальчик, мне пришла в голову отличная идея». — «Какая?» — спросил герцог. — «Сделать тебя грандом Испании». — «Но ведь это не удалось уже тебе один раз». — «То было при жизни дона Хозе». — «Твоя правда». — «А теперь все пойдет как по маслу». — «Что же это за идея?» — «У тебя есть родственники в России. Мы с тобой выдумаем историйку, будто ты получил оттуда письмо, в котором тебе сообщают как тайну и доказывают ясно как божий день, что ты имеешь все права носить фамилию Салландрера, как и отец Концепчьоны». — «Но ведь это нелепость!»—«Нисколько не нелепость. Я уже придумала славную историйку», — и она наклонилась к уху герцога и долго шепталась с ним так, что я не мог ничего расслышать. Но когда шептанье их кончилось, я слышал, как герцог сказал: «Историйка твоя, право, недурна, но где же мы возьмем такое письмо?» — «Вот пустяки! Мы найдем палеографа, которому и поручим это дело».
«Тут герцог, позвонил, и я ничего больше не слыхал», — докончил Цампа.
Концепчьона была уничтожена и не отвечала.
— Теперь, сеньорита, — прибавил португалец, — если вам угодно довериться мне, то клянусь вам, что я уличу герцога де Шато-Мальи.
Концепчьона не успела ответить Цампе, как вошла ее горничная и сказала Цампе, что его сиятельство ждет его.
— Это ответ моему барину на письмо, которое я принес, — сказал Цампа шепотом молодой девушке. — Мы увидимся, — прибавил он, выходя из комнаты.
— Ну, мой бедный Цампа! — сказал герцог де Салландрера, только что прочитавший принесенное им письмо, — ты служишь теперь у герцога де Шато-Мальи?
— Только временно, ваше сиятельство, потому что вам известно, что я принадлежу вашему сиятельству телом и душой.
— Я сделаю что-нибудь для тебя в память моего бедного дона Хозе, который очень тебя любил.
Цампа приложил руку к глазам и отер воображаемую слезу.
— Но, — продолжал герцог, — черт меня побери, если я понимаю хоть одно слово из письма твоего нового господина. Впрочем, вот отнеси ему этот ответ.
Цампа взял записку герцога и побежал в Сюренскую улицу, где ждал его Рокамболь, который распечатал письмо тем же самым способом и прочитал следующее:
«Герцог, я не получал никакого письма от графини Артовой, если она писала мне, то, по всей вероятности, письмо пришло в Салландреру после моего отъезда, и его пришлют мне в Париж. Не знаю, на каких родственников намекаете вы, и буду очень рад, если вы объясните мне это. Жду вас к себе.
Ваш герцог де Салландрера».
Рокамболь запечатал опять письмо и, подумав с минуту, сказал Цампе:
— Твой барин одет?
— Они были в халате, когда я пошел.
— Куда кладет он ключи от бюро и от шкатулки?
— Всегда в карман, если он выезжает, и на камин в кабинете, когда одевается.
— Так, слушай меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Цампа остановился в нерешительности.
— Говори! — повелительно произнесла Концепчьона.
— Но, — сказал Цампа, как бы делая над собою усилия, — я знаю, кто убил моего бедного барина.
Концепчьона побледнела, как мертвец.
— И я поклялся отомстить за него! Концепчьоне показалось, что земля разверзается под ее ногами, она чуть не упала.
Неужели этот холоп знал ее тайну?
— Дон Хозе убит герцогом де Шато-Мальи, — продолжал Цампа.
— Он? — воскликнула Концепчьона и чуть не закричала:— Ложь! Не он убил его!
Но сказать это — не значило ли погубить себя, не значило ли признаться Цампе, что ей известен настоящий убийца дона Хозе? Она склонила голову и молчала.
— Когда я убедился в том, — докончил Цампа, — я возымел только одну цель, одно пламенное желание: отомстить за своего господина! Потому-то, сеньорита, и припадаю я к стопам вашим, умоляя.
Концепчьона велела Цампе встать с колен.
— Мне кажется, вы помешались, Цампа, — сказала она, — потому что я решительно не понимаю, в чем просите вы у меня прощения. Вы мне не изменяли, так как служили не у меня, а у дона Хозе.
— Да, но я осмелился подделаться под ваш почерк…
— Под мой почерк?
— И явился к герцогу де Шато-Мальи с вашим рекомендательным письмом.
— Каким образом? Зачем? — спросила с живостью Концепчьона.
— С целью поступить к нему в услужение.
— И он… взял вас?
— Я теперь его лакей.
Молния негодования сверкнула в глазах гордой испанки. Ей хотелось выгнать этого человека, хотелось сказать ему: «Вон отсюда! Я попрошу герцога, чтобы он прогнал вас».
Но она воздержалась. Цампа знал часть ее тайны, он видел, как ее негр проводил ночью через садовую калитку незнакомого мужчину, который, без всякого сомнения, шел к ней…
И, помолчав немного, Концепчьона посмотрела на Цампу и сказала ему:
— Хорошо, я ничего не скажу герцогу, вашему господину, но зачем же вы поступили к нему?
— Затем, чтобы мстить за дона Хозе!
— Каким образом?
— Не допустив герцога жениться на вас.
— Разве он еще не оставил этого намерения? — спросила Концепчьона, снова задрожав.
— Он мечтает об этом пуще прежнего! Концепчьона вздрогнула всем телом.
Цампа продолжал:
— Герцог де Шато-Мальи пуще прежнего добивается вашей руки, и если б я смел рассказать…
— Рассказывайте! — произнесла Концепчьона с внезапной энергией.
— Я могу ясно доказать всю низость этого человека. Концепчьона с недоумением посмотрела на Цампу: как мог герцог быть низким?
Но португалец сумел придать своей физиономии выражение такой искренности и добродушия, что молодая девушка была поражена.
— Ради бога, сеньорита, — сказал он, — благоволите выслушать меня до конца.
— Говорите.
— Неделю назад графиня Артова и герцог де Шато-Мальи сговорились придумать новое средство для достижения вашей руки.
— Графиня Артова?
— Да, это произошло еще до катастрофы.
— Какой катастрофы?
— Ах, да! Вы, сеньорита, приехали только вчера и еще не знаете ничего.
— Что же такое случилось?
— Граф все узнал.
— Что все?
— Поведение своей жены, ее интригу с Ролланом де Клэ.
Концепчьона онемела от изумления.
— Последовала дуэль.
— Дуэль!
— Но граф приехал туда уже помешанный, до такой степени любил он свою жену, — и дуэль не состоялась.
— Но ведь это ужасно, отвратительно! — воскликнула молодая девушка, имевшая до сей поры самое прекрасное мнение о Баккара.
— Позвольте, это еще не все. Кажется, графиня и герцог… были очень дружны, и не удивительно! Граф большой приятель герцога, графиня, как милый дружок, хотела женить герцога на вас. Но…
Цампа остановился.
— Да говорите же! — сказала Концепчьона нетерпеливо.
— Дней десять назад графиня приехала вечером к герцогу одна, под вуалью и закутанная шалью. Я был в уборной, смежной с кабинетом его сиятельства, и мог слышать их разговор.
— А! Что же они говорили?
— Во-первых, графиня бесцеремонно развалилась в кресле и сказала герцогу, взявшему ее за обе руки: «Сегодня утром, мой милый мальчик, мне пришла в голову отличная идея». — «Какая?» — спросил герцог. — «Сделать тебя грандом Испании». — «Но ведь это не удалось уже тебе один раз». — «То было при жизни дона Хозе». — «Твоя правда». — «А теперь все пойдет как по маслу». — «Что же это за идея?» — «У тебя есть родственники в России. Мы с тобой выдумаем историйку, будто ты получил оттуда письмо, в котором тебе сообщают как тайну и доказывают ясно как божий день, что ты имеешь все права носить фамилию Салландрера, как и отец Концепчьоны». — «Но ведь это нелепость!»—«Нисколько не нелепость. Я уже придумала славную историйку», — и она наклонилась к уху герцога и долго шепталась с ним так, что я не мог ничего расслышать. Но когда шептанье их кончилось, я слышал, как герцог сказал: «Историйка твоя, право, недурна, но где же мы возьмем такое письмо?» — «Вот пустяки! Мы найдем палеографа, которому и поручим это дело».
«Тут герцог, позвонил, и я ничего больше не слыхал», — докончил Цампа.
Концепчьона была уничтожена и не отвечала.
— Теперь, сеньорита, — прибавил португалец, — если вам угодно довериться мне, то клянусь вам, что я уличу герцога де Шато-Мальи.
Концепчьона не успела ответить Цампе, как вошла ее горничная и сказала Цампе, что его сиятельство ждет его.
— Это ответ моему барину на письмо, которое я принес, — сказал Цампа шепотом молодой девушке. — Мы увидимся, — прибавил он, выходя из комнаты.
— Ну, мой бедный Цампа! — сказал герцог де Салландрера, только что прочитавший принесенное им письмо, — ты служишь теперь у герцога де Шато-Мальи?
— Только временно, ваше сиятельство, потому что вам известно, что я принадлежу вашему сиятельству телом и душой.
— Я сделаю что-нибудь для тебя в память моего бедного дона Хозе, который очень тебя любил.
Цампа приложил руку к глазам и отер воображаемую слезу.
— Но, — продолжал герцог, — черт меня побери, если я понимаю хоть одно слово из письма твоего нового господина. Впрочем, вот отнеси ему этот ответ.
Цампа взял записку герцога и побежал в Сюренскую улицу, где ждал его Рокамболь, который распечатал письмо тем же самым способом и прочитал следующее:
«Герцог, я не получал никакого письма от графини Артовой, если она писала мне, то, по всей вероятности, письмо пришло в Салландреру после моего отъезда, и его пришлют мне в Париж. Не знаю, на каких родственников намекаете вы, и буду очень рад, если вы объясните мне это. Жду вас к себе.
Ваш герцог де Салландрера».
Рокамболь запечатал опять письмо и, подумав с минуту, сказал Цампе:
— Твой барин одет?
— Они были в халате, когда я пошел.
— Куда кладет он ключи от бюро и от шкатулки?
— Всегда в карман, если он выезжает, и на камин в кабинете, когда одевается.
— Так, слушай меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42