уже построившись в ряды, всадники ждали сигнала своего верховного командующего, сатрапа Спифридата.
Неистовым галопом подскакали двое дозорных.
— Господин, нас атакуют! — кричали они.
— Так за мной! — приказал Спифридат, не желая больше ждать. — Прогоним обратно этих яунов, сбросим их в море, на корм рыбам! Вперед! Вперед!
Под звуки рогов земля задрожала от топота копыт огненных низейских скакунов. В первом ряду были мидийцы и хорасмии с большими луками двойного изгиба, позади шли оксидраки и кадузы с длинными изогнутыми саблями, а замыкали строй саки и дранги, сжимавшие в руках огромные кривые мечи.
Как только конница двинулась вперед, за ней шагом в сомкнутом строю последовала тяжелая пехота греческих наемников.
— Анатолийские наемники! — крикнул им Мемнон, подняв копье. — Проданные мечи! У вас нет ни родины, ни дома, куда вернуться! Вам остается лишь победить или умереть. Помните, никто над нами не сжалится, потому что, хотя мы и греки, мы сражаемся за Великого Царя. Солдаты, наша родина — это наша честь, а копье — это наш хлеб. Сражайтесь за свою жизнь, больше вам ничего не остается.
Алалалай!
Он бросился вперед, сначала быстрым шагом, а потом бегом. Солдаты ответили таким же криком:
Алалалай!
Они двигались позади, держа фронтальный строй, издавая страшное бряцание железа и бронзы при каждом касании ногой земли.
Александр, увидев белое облако пыли менее чем в одном стадии от себя, крикнул трубачу:
— Труби атаку!
Труба взревела, заглушая неистовый галоп «Острия».
Всадники опустили копья и устремились вперед, левой рукой ухватив поводья и конскую гриву, пока не столкнулись с противником. Длинные ясеневые и кизиловые копья нанесли первые удары, пролился плотный дождь персидских дротов, а затем — неистовое месиво людей и коней, криков и ржания, звона и треска.
Александр заметил Спифридата, который яростно рубил противников мечом, уже красным от крови. Слева его прикрывал гигант Реомитр. Пришпорив коня, Александр устремился туда.
— Сразимся, варвар! Сразись с царем македонян, если у тебя хватит отваги!
Спифридат в свою очередь пришпорил коня, направив его к противнику, и, приблизившись, метнул дротик. Острие задело ремень панциря и оцарапало Александру кожу между шеей и ключицей, но царь обнажил меч и стремительно налетел на сатрапа. Потрясенный столкновением коней, Спифридат был вынужден ухватиться за гриву и открыть бок. Александр тут же вонзил свой клинок ему под мышку. В тот же миг персы обрушили на него свои удары. Чья-то стрела поразила гнедого коня, который упал на колени, и Александр не смог избежать топора Реомитра.
Его щит лишь немного отклонил удар, но топор все равно обрушился на шлем. Лезвие прорубило металл, пробило войлочный подшлемник и рассекло кожу на голове; лицо царя залило кровью, а сам он вместе с конем повалился на землю.
Реомитр снова занес топор, и тут вмешался Черный: крича как одержимый, он взмахнул своим тяжелым иллирийским мечом и отрубил гиганту правую руку.
Варвар с криком рухнул с коня, из обрубка хлынула кровь, унося с собой жизнь, и когда Александр снова встал и нанес врагу удар, Реомитр был уже мертв.
Царь вскочил на коня, бегавшего по полю без всадника, и снова бросился в самую гущу боя.
В ужасе от гибели своего полководца персы начали отступать. Тем временем удар «Острия» поддержал грозный натиск четырех эскадронов гетайров и фессалийской конницы под предводительством Аминты.
Отважные персидские конники оказались смяты «Острием», проникавшим все дальше в глубь их строя. Легкая кавалерия Александра волнами налетала с флангов. Это были фракийцы и трибаллы, лютые, как звери; они проносились, выпуская тучи стрел и дротиков в ожидании момента, когда враг изнеможет и истечет кровью и можно будет сойтись врукопашную.
Друзья Александра Кратер, Филот и Гефестион, Леоннат, Пердикка, Птолемей, Селевк и Лисимах по примеру царя сражались в первом ряду, стремясь лично встретиться с вражескими военачальниками, многие из которых погибли. Среди них было немало родственников Великого Царя.
Персидская конница обратилась в бегство. Гетайры, фессалийцы и быстрая легкая конница фракийцев и трибаллов, уже возбужденных яростью рукопашного боя, бросились ее преследовать.
Теперь сошлись фаланги педзетеров и наемников Мемнона, которые продолжали наступать сомкнутым строем, плечо к плечу, закрываясь большими выпуклыми щитами, с лицами, скрытыми коринфскими шлемами. Оба войско громко кричали:
Алалалай!
и бежали вперед, потрясая копьями.
По команде Мемнона греческие наемники единым броском метнули копья, обрушив на врага тучу железных жал, а потом выхватили мечи и бросились в ближний бой, прежде чем фаланга успела перестроиться. Они вовсю орудовали мечами, стараясь обрубить сариссы и пробить брешь во вражеском строю.
Парменион, видя опасность, велел вступить в бой диким агрианам и двинул их на фланги боевого порядка Мемнона, чтобы заставить наемников перейти к обороне.
Фаланга снова сплотилась, и фронт ее ощетинился копьями. Теперь греческие наемники оказались в окружении, поскольку им в тыл зашла вернувшаяся после преследования персов македонская конница, но наемники сражались до последнего.
Когда солнечные лучи залили равнину, она уже была завалена грудами мертвых тел. Пока ветеринары заботились о раненом гнедом, Александр велел привести Букефала, и направился осмотреть победоносное войско. Лицо царя заливала кровь из раны на голове, панцирь был поврежден дротиком Спифридата, сам он взмок и был покрыт пылью, но солдатам в этот момент их царь казался богом. Они били копьями в щиты, как в тот день, когда Филипп объявил войску о его рождении, и кричали:
Александрос! Александрос! Александрос!
Царь перевел взор на правую оконечность строя педзетеров и увидел Пармениона. Его тело несло на себе следы множества прежних битв, ему уже было под семьдесят, но он стоял в доспехах, с мечом в руке, как любой из двадцатилетних воинов, что находились рядом с ним.
Александр подъехал к старому военачальнику и, спешившись, обнял его под крики солдат, поднявшиеся к самому небу.
ГЛАВА 7
Двое агриан, склонившись над грудой трупов, начали снимать с них ценные доспехи и бросать на тележку бронзовые шлемы, железные мечи, поножи.
Вдруг в уже поблекшем вечернем свете на запястье у какого-то мертвеца блеснул золотой браслет в виде змейки. Один агрианин, пока его товарищ отвернулся, подошел поближе, намереваясь в одиночку завладеть драгоценностью. Но когда он наклонился, чтобы снять с мертвой руки браслет, над нагромождением трупов вспышкой света сверкнул кинжал и перерезал ему горло от уха до уха.
Агрианин упал, не издав ни стона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Неистовым галопом подскакали двое дозорных.
— Господин, нас атакуют! — кричали они.
— Так за мной! — приказал Спифридат, не желая больше ждать. — Прогоним обратно этих яунов, сбросим их в море, на корм рыбам! Вперед! Вперед!
Под звуки рогов земля задрожала от топота копыт огненных низейских скакунов. В первом ряду были мидийцы и хорасмии с большими луками двойного изгиба, позади шли оксидраки и кадузы с длинными изогнутыми саблями, а замыкали строй саки и дранги, сжимавшие в руках огромные кривые мечи.
Как только конница двинулась вперед, за ней шагом в сомкнутом строю последовала тяжелая пехота греческих наемников.
— Анатолийские наемники! — крикнул им Мемнон, подняв копье. — Проданные мечи! У вас нет ни родины, ни дома, куда вернуться! Вам остается лишь победить или умереть. Помните, никто над нами не сжалится, потому что, хотя мы и греки, мы сражаемся за Великого Царя. Солдаты, наша родина — это наша честь, а копье — это наш хлеб. Сражайтесь за свою жизнь, больше вам ничего не остается.
Алалалай!
Он бросился вперед, сначала быстрым шагом, а потом бегом. Солдаты ответили таким же криком:
Алалалай!
Они двигались позади, держа фронтальный строй, издавая страшное бряцание железа и бронзы при каждом касании ногой земли.
Александр, увидев белое облако пыли менее чем в одном стадии от себя, крикнул трубачу:
— Труби атаку!
Труба взревела, заглушая неистовый галоп «Острия».
Всадники опустили копья и устремились вперед, левой рукой ухватив поводья и конскую гриву, пока не столкнулись с противником. Длинные ясеневые и кизиловые копья нанесли первые удары, пролился плотный дождь персидских дротов, а затем — неистовое месиво людей и коней, криков и ржания, звона и треска.
Александр заметил Спифридата, который яростно рубил противников мечом, уже красным от крови. Слева его прикрывал гигант Реомитр. Пришпорив коня, Александр устремился туда.
— Сразимся, варвар! Сразись с царем македонян, если у тебя хватит отваги!
Спифридат в свою очередь пришпорил коня, направив его к противнику, и, приблизившись, метнул дротик. Острие задело ремень панциря и оцарапало Александру кожу между шеей и ключицей, но царь обнажил меч и стремительно налетел на сатрапа. Потрясенный столкновением коней, Спифридат был вынужден ухватиться за гриву и открыть бок. Александр тут же вонзил свой клинок ему под мышку. В тот же миг персы обрушили на него свои удары. Чья-то стрела поразила гнедого коня, который упал на колени, и Александр не смог избежать топора Реомитра.
Его щит лишь немного отклонил удар, но топор все равно обрушился на шлем. Лезвие прорубило металл, пробило войлочный подшлемник и рассекло кожу на голове; лицо царя залило кровью, а сам он вместе с конем повалился на землю.
Реомитр снова занес топор, и тут вмешался Черный: крича как одержимый, он взмахнул своим тяжелым иллирийским мечом и отрубил гиганту правую руку.
Варвар с криком рухнул с коня, из обрубка хлынула кровь, унося с собой жизнь, и когда Александр снова встал и нанес врагу удар, Реомитр был уже мертв.
Царь вскочил на коня, бегавшего по полю без всадника, и снова бросился в самую гущу боя.
В ужасе от гибели своего полководца персы начали отступать. Тем временем удар «Острия» поддержал грозный натиск четырех эскадронов гетайров и фессалийской конницы под предводительством Аминты.
Отважные персидские конники оказались смяты «Острием», проникавшим все дальше в глубь их строя. Легкая кавалерия Александра волнами налетала с флангов. Это были фракийцы и трибаллы, лютые, как звери; они проносились, выпуская тучи стрел и дротиков в ожидании момента, когда враг изнеможет и истечет кровью и можно будет сойтись врукопашную.
Друзья Александра Кратер, Филот и Гефестион, Леоннат, Пердикка, Птолемей, Селевк и Лисимах по примеру царя сражались в первом ряду, стремясь лично встретиться с вражескими военачальниками, многие из которых погибли. Среди них было немало родственников Великого Царя.
Персидская конница обратилась в бегство. Гетайры, фессалийцы и быстрая легкая конница фракийцев и трибаллов, уже возбужденных яростью рукопашного боя, бросились ее преследовать.
Теперь сошлись фаланги педзетеров и наемников Мемнона, которые продолжали наступать сомкнутым строем, плечо к плечу, закрываясь большими выпуклыми щитами, с лицами, скрытыми коринфскими шлемами. Оба войско громко кричали:
Алалалай!
и бежали вперед, потрясая копьями.
По команде Мемнона греческие наемники единым броском метнули копья, обрушив на врага тучу железных жал, а потом выхватили мечи и бросились в ближний бой, прежде чем фаланга успела перестроиться. Они вовсю орудовали мечами, стараясь обрубить сариссы и пробить брешь во вражеском строю.
Парменион, видя опасность, велел вступить в бой диким агрианам и двинул их на фланги боевого порядка Мемнона, чтобы заставить наемников перейти к обороне.
Фаланга снова сплотилась, и фронт ее ощетинился копьями. Теперь греческие наемники оказались в окружении, поскольку им в тыл зашла вернувшаяся после преследования персов македонская конница, но наемники сражались до последнего.
Когда солнечные лучи залили равнину, она уже была завалена грудами мертвых тел. Пока ветеринары заботились о раненом гнедом, Александр велел привести Букефала, и направился осмотреть победоносное войско. Лицо царя заливала кровь из раны на голове, панцирь был поврежден дротиком Спифридата, сам он взмок и был покрыт пылью, но солдатам в этот момент их царь казался богом. Они били копьями в щиты, как в тот день, когда Филипп объявил войску о его рождении, и кричали:
Александрос! Александрос! Александрос!
Царь перевел взор на правую оконечность строя педзетеров и увидел Пармениона. Его тело несло на себе следы множества прежних битв, ему уже было под семьдесят, но он стоял в доспехах, с мечом в руке, как любой из двадцатилетних воинов, что находились рядом с ним.
Александр подъехал к старому военачальнику и, спешившись, обнял его под крики солдат, поднявшиеся к самому небу.
ГЛАВА 7
Двое агриан, склонившись над грудой трупов, начали снимать с них ценные доспехи и бросать на тележку бронзовые шлемы, железные мечи, поножи.
Вдруг в уже поблекшем вечернем свете на запястье у какого-то мертвеца блеснул золотой браслет в виде змейки. Один агрианин, пока его товарищ отвернулся, подошел поближе, намереваясь в одиночку завладеть драгоценностью. Но когда он наклонился, чтобы снять с мертвой руки браслет, над нагромождением трупов вспышкой света сверкнул кинжал и перерезал ему горло от уха до уха.
Агрианин упал, не издав ни стона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86