А если опять будешь подслушивать из-за занавески, я тебя прогоню.
Девушка потупилась и на время замолкла, но потом, поняв, что Александр не сердится, снова заговорила:
— Почему это не мое дело?
— Потому что если я погибну в бою, с тобой не случится ничего плохого. Ты получишь свободу и содержание, достаточное для жизни.
Лептина вперила в него полный печали взор. Ее подбородок задрожал, на глазах выступили слезы, и она отвернулась, чтобы он их не заметил.
Но он увидел, как они скатились по щекам.
— В чем дело? Я ожидал, что ты обрадуешься.
Девушка проглотила слезы и, как только смогла, проговорила:
— Я радуюсь, когда вижу тебя, мой господин. Если я тебя не вижу, для меня нет света, я не могу дышать и жить.
Шум в лагере стих, слышались лишь оклики часовых в темноте, да лаяли бродячие собаки, шлявшиеся вокруг в поисках пищи. Александр на мгновение прислушался, потом встал, и Лептина подошла, чтобы вытереть его.
— Я буду спать одетым, — сказал царь.
Он взял чистые одежды и выбрал доспехи на следующий день: бронзовый посеребренный шлем в форме львиной головы с разинутой пастью, украшенный двумя длинными белыми перьями цапли, афинский панцирь из скрученного льна с бронзовым нагрудником в форме горгоны, поножи из бронзовых пластин, так начищенных, что казались золотыми, и перевязь из красной кожи с лицом богини Афины в центре.
— Тебя же издалека заметят, — дрожащим голосом сказала Лептина.
— Мои люди должны видеть меня и знать, что я рискую своей жизнью первым. А теперь я ложусь спать — ты мне больше не нужна.
Девушка скорым и легким шагом вышла, а Александр повесил доспехи на стойку возле кровати и погасил лампу. В темноте паноплия все равно была видна, словно призрак воина, замерший в ожидании рассвета, чтобы вернуться к жизни.
ГЛАВА 6
Александр проснулся оттого, что Перитас лизнул его в лицо. Царь вскочил, и два оруженосца помогли ему облачиться в доспехи, а Лептина принесла на серебряном подносе завтрак, «чашу Нестора» — сырое яйцо, перемешанное с сыром, мукой, медом и вином.
Он поел стоя, пока ему завязывали ремни панциря и поножей, вешали на плечо перевязь и прицепляли ножны с мечом.
— Не хочу Букефала, — сказал Александр, выходя. — Берега реки слишком скользкие, и он может захромать. Приведите мне сарматского гнедого.
Оруженосцы ушли за конем, а царь пешком прошел в центр лагеря, держа шлем в левой руке. Солдаты уже почти все построились, и с каждым мгновением подбегали все новые, чтобы занять свое место рядом с товарищами. Александр сел на подведенного коня и поехал вдоль рядов. Он осмотрел сначала отряды македонской и фессалийской конницы, а потом греческую пехоту и фалангу.
Всадники «Острия» ждали в глубине лагеря у восточных ворот, в безупречном порядке выстроившись в пять рядов. Когда царь проезжал мимо них, они молча воздели копья.
Александр поднял руку, чтобы дать сигнал к выступлению, и к нему присоединился Черный. Раздался топот тысяч коней и негромкий звон оружия пеших воинов, которые длинной вереницей двинулись в темноте.
В нескольких стадиях от Граника послышался дробный стук копыт, и из темноты выскочили четверо разведчиков. Они остановились перед Александром.
— Царь, — обратился их старший, — варвары так и не двинулись с места, их лагерь примерно в трех стадиях от реки, на небольшом возвышении. На реке лишь патрули мидийских и скифских разведчиков, которые присматривают и за нашим берегом. Мы не сможем застать их совершенно врасплох.
— Конечно, не можем, — признал Александр, — но прежде, чем их войско покроет эти три стадия, отделяющих его от реки, мы пройдем брод и окажемся на другой стороне. На данном этапе главное сделано. — Он сделал знак своим телохранителям приблизиться. — Предупредите всех командиров подразделений, чтобы приготовились к переходу на другой берег, как только найдется удобное место. По сигналу труб нужно броситься в реку и перейти ее как можно быстрее. Первой пойдет конница.
Телохранители удалились, и вскоре пехота остановилась, пропуская две конные колонны с флангов вперед. Конница выстроилась перед Граником. В это время небо на востоке начало светлеть.
— Они думали, что солнце будет светить нам в глаза, а нет даже луны, — проговорил Александр, кивнув на тонкий светлый серп, заходящий на юге за холмы Фригии.
Он поднял руку и погнал коня в реку; за ним поскакали Черный и весь эскадрон «Острия». В то же мгновение с другого берега донесся крик, за ним множество других, все громче и громче, и, наконец, зазвучал протяжный жалобный звук рога, на который издалека откликнулись другие. Индийские и скифские разведчики подняли тревогу.
Александр, уже прошедший брод наполовину, крикнул:
— Трубы!
И тотчас зазвенели трубы: резкая, пронзительная нота, как стрела, вонзилась в противоположный берег, смешавшись с мрачной песнью рогов. Холмы эхом повторили ее.
Граник закипел пеной, когда царь и его гвардия помчалась вперед. Один македонский всадник с криком упал в воду, пронзенный стрелой. Мидийские и скифские дозорные, столпившись на берегу, пускали стрелы, даже не целясь. Стрелы попадали кому в шею, кому в живот, кому в грудь. Александр выхватил со скобы щит и пришпорил коня.
— Вперед! — кричал царь. — Вперед! Трубы!
Звук бронзовых труб сделался еще резче и пронзительней, и ему вторило ржание коней, возбужденных сутолокой и криками всадников, которые понукали их и хлестали, преодолевая взмученный водоворот реки.
Уже вторая и третья шеренги миновали середину брода, а четвертая, пятая и шестая только заходили в реку. Александр со своим эскадроном взбирался на скользкий склон. Сзади доносился приглушенный размеренный ритм фаланги, которая двигалась строем в полном боевом вооружении.
Вражеские дозоры, расстреляв все стрелы, повернули коней и во всю прыть устремились в лагерь, откуда уже слышались нестройный шум, бряцание оружия, крики на десятках разных языков. Со всех сторон сбегались воины с факелами в руках, мелькали взбудораженные тени.
Александр построил «Острие» и встал во главе, а два эскадрона гетайров и два — фессалийской конницы по приказу своих командиров расположились в четыре ряда позади и на флангах. Македонян вели Кратер и Пердикка, а фессалийцев — царевич Аминта и их начальники, Эномай и Эхекратид. Трубачи ждали знака от царя, чтобы протрубить атаку.
— Черный, — спросил Александр, — где наша пехота? Клит проехал до оконечности строя и взглянул на реку.
— Они поднимаются, государь!
— Тогда трубы! Галопом!
Снова затрубили трубы, и двенадцать тысяч коней устремились вперед, голова к голове, со ржанием и храпом, равняя шаг по мощному сарматскому гнедому Александра.
Тем временем с другой стороны в страшной спешке и не без сутолоки начала собираться персидская конница;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Девушка потупилась и на время замолкла, но потом, поняв, что Александр не сердится, снова заговорила:
— Почему это не мое дело?
— Потому что если я погибну в бою, с тобой не случится ничего плохого. Ты получишь свободу и содержание, достаточное для жизни.
Лептина вперила в него полный печали взор. Ее подбородок задрожал, на глазах выступили слезы, и она отвернулась, чтобы он их не заметил.
Но он увидел, как они скатились по щекам.
— В чем дело? Я ожидал, что ты обрадуешься.
Девушка проглотила слезы и, как только смогла, проговорила:
— Я радуюсь, когда вижу тебя, мой господин. Если я тебя не вижу, для меня нет света, я не могу дышать и жить.
Шум в лагере стих, слышались лишь оклики часовых в темноте, да лаяли бродячие собаки, шлявшиеся вокруг в поисках пищи. Александр на мгновение прислушался, потом встал, и Лептина подошла, чтобы вытереть его.
— Я буду спать одетым, — сказал царь.
Он взял чистые одежды и выбрал доспехи на следующий день: бронзовый посеребренный шлем в форме львиной головы с разинутой пастью, украшенный двумя длинными белыми перьями цапли, афинский панцирь из скрученного льна с бронзовым нагрудником в форме горгоны, поножи из бронзовых пластин, так начищенных, что казались золотыми, и перевязь из красной кожи с лицом богини Афины в центре.
— Тебя же издалека заметят, — дрожащим голосом сказала Лептина.
— Мои люди должны видеть меня и знать, что я рискую своей жизнью первым. А теперь я ложусь спать — ты мне больше не нужна.
Девушка скорым и легким шагом вышла, а Александр повесил доспехи на стойку возле кровати и погасил лампу. В темноте паноплия все равно была видна, словно призрак воина, замерший в ожидании рассвета, чтобы вернуться к жизни.
ГЛАВА 6
Александр проснулся оттого, что Перитас лизнул его в лицо. Царь вскочил, и два оруженосца помогли ему облачиться в доспехи, а Лептина принесла на серебряном подносе завтрак, «чашу Нестора» — сырое яйцо, перемешанное с сыром, мукой, медом и вином.
Он поел стоя, пока ему завязывали ремни панциря и поножей, вешали на плечо перевязь и прицепляли ножны с мечом.
— Не хочу Букефала, — сказал Александр, выходя. — Берега реки слишком скользкие, и он может захромать. Приведите мне сарматского гнедого.
Оруженосцы ушли за конем, а царь пешком прошел в центр лагеря, держа шлем в левой руке. Солдаты уже почти все построились, и с каждым мгновением подбегали все новые, чтобы занять свое место рядом с товарищами. Александр сел на подведенного коня и поехал вдоль рядов. Он осмотрел сначала отряды македонской и фессалийской конницы, а потом греческую пехоту и фалангу.
Всадники «Острия» ждали в глубине лагеря у восточных ворот, в безупречном порядке выстроившись в пять рядов. Когда царь проезжал мимо них, они молча воздели копья.
Александр поднял руку, чтобы дать сигнал к выступлению, и к нему присоединился Черный. Раздался топот тысяч коней и негромкий звон оружия пеших воинов, которые длинной вереницей двинулись в темноте.
В нескольких стадиях от Граника послышался дробный стук копыт, и из темноты выскочили четверо разведчиков. Они остановились перед Александром.
— Царь, — обратился их старший, — варвары так и не двинулись с места, их лагерь примерно в трех стадиях от реки, на небольшом возвышении. На реке лишь патрули мидийских и скифских разведчиков, которые присматривают и за нашим берегом. Мы не сможем застать их совершенно врасплох.
— Конечно, не можем, — признал Александр, — но прежде, чем их войско покроет эти три стадия, отделяющих его от реки, мы пройдем брод и окажемся на другой стороне. На данном этапе главное сделано. — Он сделал знак своим телохранителям приблизиться. — Предупредите всех командиров подразделений, чтобы приготовились к переходу на другой берег, как только найдется удобное место. По сигналу труб нужно броситься в реку и перейти ее как можно быстрее. Первой пойдет конница.
Телохранители удалились, и вскоре пехота остановилась, пропуская две конные колонны с флангов вперед. Конница выстроилась перед Граником. В это время небо на востоке начало светлеть.
— Они думали, что солнце будет светить нам в глаза, а нет даже луны, — проговорил Александр, кивнув на тонкий светлый серп, заходящий на юге за холмы Фригии.
Он поднял руку и погнал коня в реку; за ним поскакали Черный и весь эскадрон «Острия». В то же мгновение с другого берега донесся крик, за ним множество других, все громче и громче, и, наконец, зазвучал протяжный жалобный звук рога, на который издалека откликнулись другие. Индийские и скифские разведчики подняли тревогу.
Александр, уже прошедший брод наполовину, крикнул:
— Трубы!
И тотчас зазвенели трубы: резкая, пронзительная нота, как стрела, вонзилась в противоположный берег, смешавшись с мрачной песнью рогов. Холмы эхом повторили ее.
Граник закипел пеной, когда царь и его гвардия помчалась вперед. Один македонский всадник с криком упал в воду, пронзенный стрелой. Мидийские и скифские дозорные, столпившись на берегу, пускали стрелы, даже не целясь. Стрелы попадали кому в шею, кому в живот, кому в грудь. Александр выхватил со скобы щит и пришпорил коня.
— Вперед! — кричал царь. — Вперед! Трубы!
Звук бронзовых труб сделался еще резче и пронзительней, и ему вторило ржание коней, возбужденных сутолокой и криками всадников, которые понукали их и хлестали, преодолевая взмученный водоворот реки.
Уже вторая и третья шеренги миновали середину брода, а четвертая, пятая и шестая только заходили в реку. Александр со своим эскадроном взбирался на скользкий склон. Сзади доносился приглушенный размеренный ритм фаланги, которая двигалась строем в полном боевом вооружении.
Вражеские дозоры, расстреляв все стрелы, повернули коней и во всю прыть устремились в лагерь, откуда уже слышались нестройный шум, бряцание оружия, крики на десятках разных языков. Со всех сторон сбегались воины с факелами в руках, мелькали взбудораженные тени.
Александр построил «Острие» и встал во главе, а два эскадрона гетайров и два — фессалийской конницы по приказу своих командиров расположились в четыре ряда позади и на флангах. Македонян вели Кратер и Пердикка, а фессалийцев — царевич Аминта и их начальники, Эномай и Эхекратид. Трубачи ждали знака от царя, чтобы протрубить атаку.
— Черный, — спросил Александр, — где наша пехота? Клит проехал до оконечности строя и взглянул на реку.
— Они поднимаются, государь!
— Тогда трубы! Галопом!
Снова затрубили трубы, и двенадцать тысяч коней устремились вперед, голова к голове, со ржанием и храпом, равняя шаг по мощному сарматскому гнедому Александра.
Тем временем с другой стороны в страшной спешке и не без сутолоки начала собираться персидская конница;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86