Закончив работу, он принялся шлифовать заточенную часть куском пемзы, так что гладкая поверхность засверкала.
Ариобарзан посмотрел на кол, а потом заглянул Евмолпу в глаза и сделал руками весьма красноречивый жест.
Бедняга сглотнул, судорожно мотнув головой.
Сатрап улыбнулся:
— Я знал, что мы договоримся, старина.
— Чем… чем я могу быть полезен? — пробормотал осведомитель, не в силах оторвать глаз от острого конца кола, и его прямая кишка инстинктивно сжалась в безотчетной попытке воспротивиться страшному вторжению.
Ариобарзан вернулся к столу и улегся на ложе, предложив Евмолпу последовать его примеру. Несчастный вздохнул в надежде, что худшее осталось позади.
— Какого ответа ждет тот маленький яун? — спросил сатрап, называя этой презрительной кличкой захватчика, уже овладевшего всей Анатолией.
— Царь Александр… то есть маленький яун, — поправился Евмолп, — хотел узнать, где Великий Царь будет ожидать его со своим войском, чтобы дать бой.
— Прекрасно! Тогда пошли своего гонца — не этого, который, боюсь, уже отслужил свое, — и пусть он скажет маленькому яуну, что Великий Царь будет ждать его у подножия Сирийских ворот с половиной своего войска, оставив вторую половину охранять Тапсакский брод. Это подтолкнет его к нападению.
— О да, несомненно, — поспешно закивал осведомитель. — Этот глупый и самонадеянный юнец, который, прошу тебя поверить, всегда был мне противен, бросится вперед сломя голову, уверенный в победе, и втиснется в узкий проход между горой Аман и морем, а в это время вы…
— А мы — ничего, — оборвал его Ариобарзан. — Сделай, что велено, сегодня же. Вызови своего человека сюда, в соседнюю комнату, чтобы мы могли тебя видеть и слышать, и немедленно отправь его к маленькому яуну. После нашей победы мы решим, что с тобой делать. Разумеется, если ты будешь решительно сотрудничать с нами, этот кол, что ты видел, можно будет использовать по-другому. Но если что-то пойдет не так… Бац! — Он просунул указательный палец правой руки в сложенные кольцом пальцы левой.
Евмолп приготовился сделать все так, как было велено, а отовсюду, из множества хорошо замаскированных дырок в расписных и разукрашенных стенах, смотрели и слушали глаза и уши.
Он все подробно разъяснил новому гонцу:
— Скажешь, что твой приятель прихворнул и потому я послал тебя. Когда спросят пароль, скажи, — он закашлялся, — «бараньи мозги».
— «Бараньи мозги», мой господин? — переспросил удивленный гонец.
— Именно, «бараньи мозги». Что-то не так?
— Нет, все прекрасно. Я сейчас же отправлюсь.
— Вот-вот, молодец, отправляйся.
Когда гонец ушел, Евмолп из Сол вышел в противоположную дверь, где его ждал Ариобарзан.
— Я могу идти? — не без тревоги спросил осведомитель.
— Можешь, — ответил сатрап. — Пока.
Выступив из Гордия, Александр направился через Большую Фригию в городок Анкиру, притулившийся меж нескольких холмов в глубине туманной впадины, и, сохранив тамошнему персидскому сатрапу его пост, оставил несколько македонских военачальников командовать местным гарнизоном.
Потом он предпринял марш на восток и дошел до берегов Галиса, большой реки, впадающей в Черное море, по которой с давних пор проходила граница между Эгейским и Анатолийским мирами и Внутренней Азией. Это был самый дальний предел, до которого когда-либо доходили греки. Войско прошло вдоль южной излучины реки, а потом — по берегу двух больших соленых озер, окруженных белой от соли равниной.
Александр оставил на своем посту и персидского сатрапа Каппадокии, поклявшегося ему в верности, после чего, не встречая никакого сопротивления, решительно направился на юг по обширному плоскогорью, над которым громадой возвышалась гора Аргей. Этот белый от вечного снега заснувший вулкан по утрам призраком маячил в рассветных облаках. В первые часы утра поля покрывал густой иней, но потом, по мере того как над горизонтом вставало солнце, они приобретали красно-бурый цвет.
Многие поля были вспаханы и засеяны, но там, где еще не проходил плуг, виднелась желтая трава и паслись небольшие стада овец и коз. Через два дня вдали показалась внушительная цепь Таврских гор с белоснежными вершинами, сверкающими на солнце днем и красными на закате.
Казалось невозможным, что эта бескрайняя территория сдастся почти добровольно и многочисленные племена, деревни и города подчинятся безо всякого сопротивления.
Слава о молодом полководце уже разнеслась повсюду, как и известие о смерти командующего Мемнона, единственного, не считая Великого Царя, кто мог бы остановить наступление завоевателя.
Затем дорога начала подниматься все круче к проходу, делившему прибрежную Киликийскую равнину пополам. На каждом вечернем привале Александр садился в своем шатре один или с Гефестионом и другими друзьями почитать «Анабасис» Ксенофонта — дневник о походе десяти тысяч, что шестьдесят лет ранее следовали тем же самым путем. Афинский историк описывал проход как теснину, преодолеть которую очень трудно, если ее кто-то уже занял.
Александр хотел провести колонну лично. Защитники прохода, увидев его на восходе солнца, быстро узнали царя по красному знамени с золотой звездой Аргеадов, по гигантскому коню и серебряным доспехам, сверкающим при каждом движении.
Они увидели также медленно, но непреклонно поднимавшуюся бесконечную змею людей и коней и, решив, что вступать в бой с таким числом врагов не стоит, поскорее убежали, так что миновать теснину не составило никакого труда.
На скалах Селевк заметил надписи, которые мог оставить кто-то из десяти тысяч Ксенофонта, и показал их Александру. Тот с любопытством осмотрел их.
Пройдя дальше, царь встал над долиной Кидна и огромной зеленеющей равниной Киликии.
— Мы в Сирии, — сказал Евмен. — Анатолия у нас за спиной.
— Другой мир! — воскликнул Гефестион, направив взор к тонкой голубой линии, видневшейся на краю равнины. — А там — море!
— А где появится Неарх с нашими кораблями? — спросил Пердикка.
— Где-то там, — ответил Леоннат. — Наверное, уставится на эти горы и будет ворчать на нас: «Куда они подевались? Почему не дают о себе знать?»
— Нет ничего проще, — заметил Александр. — Нам надо поскорее занять все морские порты на побережье. Тогда если он прибудет, то может спокойно бросить якорь, не опасаясь засады.
Он пришпорил Букефала и начал спуск. Лисимах сказал ехавшему рядом Леоннату:
— Если бы эти вершины над тропой заняли хорошо подготовленные войска, тут и муха не пролетела бы.
— Они струсили, — ответил друг. — Драпанули, как зайцы. Теперь нас никто не остановит.
Лисимах покачал головой:
— Это ты так думаешь. А мне совсем не нравится все это спокойствие. По-моему, мы лезем прямо в пасть льва, который разинул ее и ждет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Ариобарзан посмотрел на кол, а потом заглянул Евмолпу в глаза и сделал руками весьма красноречивый жест.
Бедняга сглотнул, судорожно мотнув головой.
Сатрап улыбнулся:
— Я знал, что мы договоримся, старина.
— Чем… чем я могу быть полезен? — пробормотал осведомитель, не в силах оторвать глаз от острого конца кола, и его прямая кишка инстинктивно сжалась в безотчетной попытке воспротивиться страшному вторжению.
Ариобарзан вернулся к столу и улегся на ложе, предложив Евмолпу последовать его примеру. Несчастный вздохнул в надежде, что худшее осталось позади.
— Какого ответа ждет тот маленький яун? — спросил сатрап, называя этой презрительной кличкой захватчика, уже овладевшего всей Анатолией.
— Царь Александр… то есть маленький яун, — поправился Евмолп, — хотел узнать, где Великий Царь будет ожидать его со своим войском, чтобы дать бой.
— Прекрасно! Тогда пошли своего гонца — не этого, который, боюсь, уже отслужил свое, — и пусть он скажет маленькому яуну, что Великий Царь будет ждать его у подножия Сирийских ворот с половиной своего войска, оставив вторую половину охранять Тапсакский брод. Это подтолкнет его к нападению.
— О да, несомненно, — поспешно закивал осведомитель. — Этот глупый и самонадеянный юнец, который, прошу тебя поверить, всегда был мне противен, бросится вперед сломя голову, уверенный в победе, и втиснется в узкий проход между горой Аман и морем, а в это время вы…
— А мы — ничего, — оборвал его Ариобарзан. — Сделай, что велено, сегодня же. Вызови своего человека сюда, в соседнюю комнату, чтобы мы могли тебя видеть и слышать, и немедленно отправь его к маленькому яуну. После нашей победы мы решим, что с тобой делать. Разумеется, если ты будешь решительно сотрудничать с нами, этот кол, что ты видел, можно будет использовать по-другому. Но если что-то пойдет не так… Бац! — Он просунул указательный палец правой руки в сложенные кольцом пальцы левой.
Евмолп приготовился сделать все так, как было велено, а отовсюду, из множества хорошо замаскированных дырок в расписных и разукрашенных стенах, смотрели и слушали глаза и уши.
Он все подробно разъяснил новому гонцу:
— Скажешь, что твой приятель прихворнул и потому я послал тебя. Когда спросят пароль, скажи, — он закашлялся, — «бараньи мозги».
— «Бараньи мозги», мой господин? — переспросил удивленный гонец.
— Именно, «бараньи мозги». Что-то не так?
— Нет, все прекрасно. Я сейчас же отправлюсь.
— Вот-вот, молодец, отправляйся.
Когда гонец ушел, Евмолп из Сол вышел в противоположную дверь, где его ждал Ариобарзан.
— Я могу идти? — не без тревоги спросил осведомитель.
— Можешь, — ответил сатрап. — Пока.
Выступив из Гордия, Александр направился через Большую Фригию в городок Анкиру, притулившийся меж нескольких холмов в глубине туманной впадины, и, сохранив тамошнему персидскому сатрапу его пост, оставил несколько македонских военачальников командовать местным гарнизоном.
Потом он предпринял марш на восток и дошел до берегов Галиса, большой реки, впадающей в Черное море, по которой с давних пор проходила граница между Эгейским и Анатолийским мирами и Внутренней Азией. Это был самый дальний предел, до которого когда-либо доходили греки. Войско прошло вдоль южной излучины реки, а потом — по берегу двух больших соленых озер, окруженных белой от соли равниной.
Александр оставил на своем посту и персидского сатрапа Каппадокии, поклявшегося ему в верности, после чего, не встречая никакого сопротивления, решительно направился на юг по обширному плоскогорью, над которым громадой возвышалась гора Аргей. Этот белый от вечного снега заснувший вулкан по утрам призраком маячил в рассветных облаках. В первые часы утра поля покрывал густой иней, но потом, по мере того как над горизонтом вставало солнце, они приобретали красно-бурый цвет.
Многие поля были вспаханы и засеяны, но там, где еще не проходил плуг, виднелась желтая трава и паслись небольшие стада овец и коз. Через два дня вдали показалась внушительная цепь Таврских гор с белоснежными вершинами, сверкающими на солнце днем и красными на закате.
Казалось невозможным, что эта бескрайняя территория сдастся почти добровольно и многочисленные племена, деревни и города подчинятся безо всякого сопротивления.
Слава о молодом полководце уже разнеслась повсюду, как и известие о смерти командующего Мемнона, единственного, не считая Великого Царя, кто мог бы остановить наступление завоевателя.
Затем дорога начала подниматься все круче к проходу, делившему прибрежную Киликийскую равнину пополам. На каждом вечернем привале Александр садился в своем шатре один или с Гефестионом и другими друзьями почитать «Анабасис» Ксенофонта — дневник о походе десяти тысяч, что шестьдесят лет ранее следовали тем же самым путем. Афинский историк описывал проход как теснину, преодолеть которую очень трудно, если ее кто-то уже занял.
Александр хотел провести колонну лично. Защитники прохода, увидев его на восходе солнца, быстро узнали царя по красному знамени с золотой звездой Аргеадов, по гигантскому коню и серебряным доспехам, сверкающим при каждом движении.
Они увидели также медленно, но непреклонно поднимавшуюся бесконечную змею людей и коней и, решив, что вступать в бой с таким числом врагов не стоит, поскорее убежали, так что миновать теснину не составило никакого труда.
На скалах Селевк заметил надписи, которые мог оставить кто-то из десяти тысяч Ксенофонта, и показал их Александру. Тот с любопытством осмотрел их.
Пройдя дальше, царь встал над долиной Кидна и огромной зеленеющей равниной Киликии.
— Мы в Сирии, — сказал Евмен. — Анатолия у нас за спиной.
— Другой мир! — воскликнул Гефестион, направив взор к тонкой голубой линии, видневшейся на краю равнины. — А там — море!
— А где появится Неарх с нашими кораблями? — спросил Пердикка.
— Где-то там, — ответил Леоннат. — Наверное, уставится на эти горы и будет ворчать на нас: «Куда они подевались? Почему не дают о себе знать?»
— Нет ничего проще, — заметил Александр. — Нам надо поскорее занять все морские порты на побережье. Тогда если он прибудет, то может спокойно бросить якорь, не опасаясь засады.
Он пришпорил Букефала и начал спуск. Лисимах сказал ехавшему рядом Леоннату:
— Если бы эти вершины над тропой заняли хорошо подготовленные войска, тут и муха не пролетела бы.
— Они струсили, — ответил друг. — Драпанули, как зайцы. Теперь нас никто не остановит.
Лисимах покачал головой:
— Это ты так думаешь. А мне совсем не нравится все это спокойствие. По-моему, мы лезем прямо в пасть льва, который разинул ее и ждет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86