но он просчитался, поскольку такой избыток бескорыстия пришелся папе не по душе и против его разумения.
— И ты просто так, за здорово живешь, упустил такую возможность? Отчего? Ты что, святой или просто глупец? Ты, кто ради своей выгоды готов шагать по трупам, как иной — по гатям? Довольно рассказывать сказки!
Молодой кардинал некоторое время молчал, задетый за живое, пока не подыскал подходящий ответ:
— Два года монашеской жизни научили меня правде, — сказал он, благочестиво потупив очи. — Разумеется, я сознаю, что у Вашего Святейшества нет особых оснований доверять мне, но, к счастью, у меня есть возможность подтвердить мои слова вещественным доказательством.
— Ну? — сказал папа. — Где же это доказательство?
— Вот здесь, — торжественно произнес молодой кардинал и, подняв левую руку, выставил на свет ослепительный бриллиант на перстне.
— Я вижу перстень, — сказал папа. — Замечательный перстень, дорогой перстень, но не более, чем перстень.
— Это не обычный перстень, — сказал молодой кардинал. — Это перстень, который один из предшественников Вашего Святейшества, Александр VI, или Родриго Борджа, подарил своему племяннику Цезарю на его двадцатилетие.
— В самом деле? — проговорил папа и протянул раскрытую ладонь. — Покажи.
— Как? — удивился молодой кардинал. — Ваше Святейшество желают рассмотреть перстень?
— Да, Мое Святейшество желают этот перстень рассмотреть, — подтвердил папа, не опуская руки.
Молодой кардинал с неохотой, предчувствуя недоброе, стянул золотой, украшенный бриллиантом перстень с пальца и положил его на папскую ладонь.
— Да, верно, — сказал папа, рассматривая перстень с помощью лорнета, который он вынул из своего большого кармана. — На нем выгравировано «ЦБ 14.III.1495», что и впрямь могло быть датой двадцатилетия Цезаря. Но я все еще не вижу доказательства правдивости твоих утверждений.
Тут молодой кардинал в хорошо подобранных выражениях повел рассказ о недавних странствиях упомянутого перстня с его руки на руку Прекрасной Олимпии, от нее — к злоумышленнику Петру Куканю из Кукани и, наконец, обратно, в его, кардинала, руки.
— Ваше Святейшество соблаговолят, конечно, признать, — добавил он в заключение, — что Кукань не вернул бы мне перстень, если бы не был неколебимо убежден, что ему удалось привлечь меня в качестве союзника для исполнения его подлых замыслов и подорвать ту искреннюю преданность, которую я питаю лично к Вам, Ваше Святейшество, и к нашей святой церкви. Правдивость этой истории, если бы Ваше Святейшество усомнились, может подтвердить и сама певица по имени Прекрасная Олимпия, которая сейчас, наверное, уже возвратилась из своего турне в Рим.
Папа ненадолго задумался, потом отхлебнул вина и произнес:
— Интересно, право, интересно; этим я хочу лишь сказать, что тут я узнаю нечто на самом деле интересное, ибо я прибег в данном случае к понятию «интереса» в его исконном значении, не избитом привычкой и не стертом злоупотреблениями, то есть не в том, когда говорят: «Интересно, как рано в этом году подкатила зима». В этом случае «интересным» объявляют то, что в действительности вообще не представляет интереса и, напротив, козни, которые по вашим словам — теперь мне уже трудно сомневаться в этом, — мой милый Пьетро строит на скалистом, дорого ему стоившем островке, на самом деле представляют интерес. Верю ли я тому, что ты, cardellino, сказал правду? Разумеется, поскольку у меня в руках вся правда, неискаженная и цельная, и поскольку то единственное, чего мой милый Пьетро не умеет — так это говорить неправду. Настолько, что даже если бы он научился лгать, он стал бы самым крупным лжецом изо всех живущих на свете. Мне жаль его до слез, ибо я знаю, что авантюра, которую мой милый Пьетро затевает, кончится для него крайне скверно, и мне жаль его вдвойне оттого, что Пьетро близок моему уму и сердцу именно как интересный человек, и будучи интересным, он не может вести себя иначе, чем ведет, то есть необычно, рискованно, одним словом — интересно. Ну, и как же там все выглядит, на этом его островке? Правда ли, что он строит огромный порт?
Молодой кардинал, усердно поддакивая, несколькими поспешными штрихами начертал преувеличенно монументальную картину Монте-Кьярского порта, его оборонительных сооружений, металлических ворот, бойниц и бастионов, но прежде всего и главным образом — оснащения кораблей.
— Это впечатляющая картина, я еле успевал переводить взгляд, — добавил он. — Но там есть и своя слабина.
— Какая? — спросил папа.
— Его прекрасные галеры и шлюпки малоподвижны, потому что он не использует на них рабов.
— Не использует рабов? — удивился папа. — А кого же? Уж не вольных ли гребцов?
— Именно, — ответил молодой кардинал. — Он нанимает вольных гребцов, и у него с ними постоянные неприятности и стычки.
— Могу себе представить, — проговорил папа и задумался. — Ну тут уж ничем не поможешь. Как наместник Бога на земле, я несу ответственность за все правоверное человечество, и мой долг с корнем выкорчевать и выкинуть вон дерево, хоть и прелестное, и прекрасное, и потому приятное моему взору, но опасное непомерной смелостью своего роста. Человек во мне сокрушается об этом поступке: но в остальном и радуюсь, что с соизволенья Господа, чьим наместником я являюсь, меня осенила мысль, каким образом обставить дело, чтобы Петр был обезврежен, а Мое Святейшество остались в стороне.
Резко дернув за шнурок звонка, он позвонил. Сей же миг в приемную вошел красивый молодой кардинал в красной мантии, перехваченной золотой цепью, — личный секретарь папы.
— Жду указаний Вашего Святейшества, — сказал он.
— Настало время, — проговорил папа, — осуществить новый и важный шаг в наших дружественных отношениях с султаном, установленный в позапрошлом году, и вознаградить его за посольства мира. Так вот, я велю вручить ему письмо, в котором со всем многословием, заменяющим этим язычникам учтивость, пожелаю ему здоровья и так далее и тому подобное, впрочем, вы уж сами подыщите подходящие формулировки, а потом, как бы между прочим, чтобы проявить свою добрую волю, обратите его внимание на тот факт, что один фанатический недруг Османской империи, граф ди Монте-Кьяра, владелец острова неподалеку от нашего города Римини, строит в своем порту военный флот, с помощью которого злоумышляет нанести еще один удар по морским силам султана возле Леванте. Подчеркните, что этот авантюрист действует на свой собственный страх и риск, без нашего соизволения и содействия, и что, хотя остров Монте-Кьяра находится в территориальных водах папского государства, я не стал бы считать нарушением наших дружественных договоров, если бы султан почел настоятельно необходимым ради безопасности своей империи с упомянутым авантюристом расправиться и подавить зло в самом зародыше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
— И ты просто так, за здорово живешь, упустил такую возможность? Отчего? Ты что, святой или просто глупец? Ты, кто ради своей выгоды готов шагать по трупам, как иной — по гатям? Довольно рассказывать сказки!
Молодой кардинал некоторое время молчал, задетый за живое, пока не подыскал подходящий ответ:
— Два года монашеской жизни научили меня правде, — сказал он, благочестиво потупив очи. — Разумеется, я сознаю, что у Вашего Святейшества нет особых оснований доверять мне, но, к счастью, у меня есть возможность подтвердить мои слова вещественным доказательством.
— Ну? — сказал папа. — Где же это доказательство?
— Вот здесь, — торжественно произнес молодой кардинал и, подняв левую руку, выставил на свет ослепительный бриллиант на перстне.
— Я вижу перстень, — сказал папа. — Замечательный перстень, дорогой перстень, но не более, чем перстень.
— Это не обычный перстень, — сказал молодой кардинал. — Это перстень, который один из предшественников Вашего Святейшества, Александр VI, или Родриго Борджа, подарил своему племяннику Цезарю на его двадцатилетие.
— В самом деле? — проговорил папа и протянул раскрытую ладонь. — Покажи.
— Как? — удивился молодой кардинал. — Ваше Святейшество желают рассмотреть перстень?
— Да, Мое Святейшество желают этот перстень рассмотреть, — подтвердил папа, не опуская руки.
Молодой кардинал с неохотой, предчувствуя недоброе, стянул золотой, украшенный бриллиантом перстень с пальца и положил его на папскую ладонь.
— Да, верно, — сказал папа, рассматривая перстень с помощью лорнета, который он вынул из своего большого кармана. — На нем выгравировано «ЦБ 14.III.1495», что и впрямь могло быть датой двадцатилетия Цезаря. Но я все еще не вижу доказательства правдивости твоих утверждений.
Тут молодой кардинал в хорошо подобранных выражениях повел рассказ о недавних странствиях упомянутого перстня с его руки на руку Прекрасной Олимпии, от нее — к злоумышленнику Петру Куканю из Кукани и, наконец, обратно, в его, кардинала, руки.
— Ваше Святейшество соблаговолят, конечно, признать, — добавил он в заключение, — что Кукань не вернул бы мне перстень, если бы не был неколебимо убежден, что ему удалось привлечь меня в качестве союзника для исполнения его подлых замыслов и подорвать ту искреннюю преданность, которую я питаю лично к Вам, Ваше Святейшество, и к нашей святой церкви. Правдивость этой истории, если бы Ваше Святейшество усомнились, может подтвердить и сама певица по имени Прекрасная Олимпия, которая сейчас, наверное, уже возвратилась из своего турне в Рим.
Папа ненадолго задумался, потом отхлебнул вина и произнес:
— Интересно, право, интересно; этим я хочу лишь сказать, что тут я узнаю нечто на самом деле интересное, ибо я прибег в данном случае к понятию «интереса» в его исконном значении, не избитом привычкой и не стертом злоупотреблениями, то есть не в том, когда говорят: «Интересно, как рано в этом году подкатила зима». В этом случае «интересным» объявляют то, что в действительности вообще не представляет интереса и, напротив, козни, которые по вашим словам — теперь мне уже трудно сомневаться в этом, — мой милый Пьетро строит на скалистом, дорого ему стоившем островке, на самом деле представляют интерес. Верю ли я тому, что ты, cardellino, сказал правду? Разумеется, поскольку у меня в руках вся правда, неискаженная и цельная, и поскольку то единственное, чего мой милый Пьетро не умеет — так это говорить неправду. Настолько, что даже если бы он научился лгать, он стал бы самым крупным лжецом изо всех живущих на свете. Мне жаль его до слез, ибо я знаю, что авантюра, которую мой милый Пьетро затевает, кончится для него крайне скверно, и мне жаль его вдвойне оттого, что Пьетро близок моему уму и сердцу именно как интересный человек, и будучи интересным, он не может вести себя иначе, чем ведет, то есть необычно, рискованно, одним словом — интересно. Ну, и как же там все выглядит, на этом его островке? Правда ли, что он строит огромный порт?
Молодой кардинал, усердно поддакивая, несколькими поспешными штрихами начертал преувеличенно монументальную картину Монте-Кьярского порта, его оборонительных сооружений, металлических ворот, бойниц и бастионов, но прежде всего и главным образом — оснащения кораблей.
— Это впечатляющая картина, я еле успевал переводить взгляд, — добавил он. — Но там есть и своя слабина.
— Какая? — спросил папа.
— Его прекрасные галеры и шлюпки малоподвижны, потому что он не использует на них рабов.
— Не использует рабов? — удивился папа. — А кого же? Уж не вольных ли гребцов?
— Именно, — ответил молодой кардинал. — Он нанимает вольных гребцов, и у него с ними постоянные неприятности и стычки.
— Могу себе представить, — проговорил папа и задумался. — Ну тут уж ничем не поможешь. Как наместник Бога на земле, я несу ответственность за все правоверное человечество, и мой долг с корнем выкорчевать и выкинуть вон дерево, хоть и прелестное, и прекрасное, и потому приятное моему взору, но опасное непомерной смелостью своего роста. Человек во мне сокрушается об этом поступке: но в остальном и радуюсь, что с соизволенья Господа, чьим наместником я являюсь, меня осенила мысль, каким образом обставить дело, чтобы Петр был обезврежен, а Мое Святейшество остались в стороне.
Резко дернув за шнурок звонка, он позвонил. Сей же миг в приемную вошел красивый молодой кардинал в красной мантии, перехваченной золотой цепью, — личный секретарь папы.
— Жду указаний Вашего Святейшества, — сказал он.
— Настало время, — проговорил папа, — осуществить новый и важный шаг в наших дружественных отношениях с султаном, установленный в позапрошлом году, и вознаградить его за посольства мира. Так вот, я велю вручить ему письмо, в котором со всем многословием, заменяющим этим язычникам учтивость, пожелаю ему здоровья и так далее и тому подобное, впрочем, вы уж сами подыщите подходящие формулировки, а потом, как бы между прочим, чтобы проявить свою добрую волю, обратите его внимание на тот факт, что один фанатический недруг Османской империи, граф ди Монте-Кьяра, владелец острова неподалеку от нашего города Римини, строит в своем порту военный флот, с помощью которого злоумышляет нанести еще один удар по морским силам султана возле Леванте. Подчеркните, что этот авантюрист действует на свой собственный страх и риск, без нашего соизволения и содействия, и что, хотя остров Монте-Кьяра находится в территориальных водах папского государства, я не стал бы считать нарушением наших дружественных договоров, если бы султан почел настоятельно необходимым ради безопасности своей империи с упомянутым авантюристом расправиться и подавить зло в самом зародыше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97