Сановники прошли по анатолийскому ковру быстрым шагом и приблизились к воротам дворца, которые распахнули перед ними два швейцара в серых ливреях; сам посол, господин д'Анкетиль, ожидал их, стоя посредине приемной залы.
Слово взял паша Абеддин, потому что он единственный из всех умел говорить по-французски. Выступление его прозвучало приблизительно так:
— Ваше Превосходительство, как представители Временного правительства Его Светлости принца Мустафы мы имели честь выразить вам благодарность за соболезнования, которые Ваше Превосходительство выразили по поводу внезапной кончины Его Величества Ахмеда Первого. Одновременно мы считаем своим в высшей мере приятным долгом выразить правительству Ее Величества французской королевы-регентши нашу бесконечную благодарность за то, что правительство Ее Величества королевы-регентши и его исполнительные органы своим энергичным вмешательством обезвредили заклятого врага турецкой империи, известного Вашему Превосходительству под именем Пьер Кукан де Кукан, и тем самым позволили возродить в этой стране исконный и благословенный порядок.
Это, бесспорно, была прекрасная речь, но господин д'Анкетиль, что было явно заметно по его лицу, искривленному ухмылкой крайнего отвращения, выслушал ее без особого эстетического наслаждения.
— Благодарю, господа, — коротко поблагодарил он и, немного подумав, добавил: — Но чтобы не было недоразумений, должен заявить, что не могу передать вашу благодарность правительству королевы-регентши, потому что королева-регентша уже выпала из истории, хотя, разумеется, это не означает, что ее посадили на кол; не знаю, что произошло, но, во всяком случае, она уже не регентша, а на трон возведен ее сын Людовик Тринадцатый. И, во-вторых, что касается этого вашего Пьера Кукан де Кукана: неправда, что он обезврежен, ибо он жив и в настоящее время, без сомнения, возвращается в Стамбул. У меня от всего этого…
И старый дипломат, не закончив предложения, выудя из кармана послание, которое передал ему второй гонец отца Жозефа, порывистым жестом сунул его паше Абеддину, а затем совершенно не по протоколу повернулся и покинул залу, захлопнув за собой двери. Как только двери захлопнулись, генерал Юсуф-ага, маленький муфтий и одетый в белое шейх Решад, чуя неладное, пристали к паше Абеддину, который, сладострастно причмокивая, читал послание, где отец Жозеф просил господина д'Анкетиля учтиво опровергнуть известие о смерти Петра Куканя из Кукани, и засыпали его тревожными вопросами: что сказал господин д'Анкетиль? почему господин д'Анкетиль удалился? что паша Абеддин узнал из письма и вообще что, собственно, произошло?
— Что произошло? — переспросил паша Абеддин. — А что могло произойти? Дело как раз в том, что ничего не произошло и что Абдуллу во Франции не убили и, похоже, именно теперь он собирается в Стамбул, если уже не в пути. Я надеюсь, вам ясно, что это значит. Ровно то, что если этому человеку удастся высадиться на турецкой земле, все мы, сколько нас здесь ни есть, можем списать себя со счета вместе с любезными коллегами из сераля, включая нашего обожаемого принца Мустафу. Потому как, если ктоиз вас думает, что бедняки и вообще так называемые социально не защищенные слои турецкого народа очень нас любят и с полным пониманием наблюдают за тем, как мы домогаемся возвращения своих дворцов, рабов, денег и сокровищ, и что Абдулле никто в Турции не симпатизирует, то позвольте сказать прямо — человек, думающий так, хуже чем безумец: он дурак.
Такого же или приблизительно такого мнения держался и принц Мустафа; оправившись от приступа падучей, вызванного вторым известием отца Жозефа, он тут же приказал объявить готовность номер один для всех наземных и морских сил с единственной целью и задачей: убить, изрубить саблями — одним словом, любым способом сжить со света преступного Абдуллу, не дать ему высадиться на турецкой территории, а вместе с ним убить, изрубить, словом, не важно каким способом спровадить на тот свет каждого, кто взялся бы ему помочь; занять все порты и все дороги, наземные и водные, которыми он мог бы воспользоваться для возращения в Стамбул, а когда он будет обнаружен, не пытаться задержать его, не сажать под арест — ибо это дьявол, которого нельзя изловить наверняка, он из любого плена вывернется, — а сразу рубить его, колоть и резать, пусть он погибнет от тринадцати смертей. И вот огромное войско двинулось к Мраморному морю и заняло оба его побережья, включая Дарданеллы, а всевозможные военные корабли, легкие и тяжелые, парусные суда и галеры неутомимо бороздили его гладь; войсками были заняты все дороги, ведущие от островов Родос, Додеканес и Самое через Анатолию в Стамбул, равно как и тропки, бегущие к столице по северному морскому берегу. Кроме того, принц Мустафа приказал доставить в сераль пушки самого крупного калибра и изо всех окон и щелей всех пяти дворцов выставить гаубицы и мушкеты — на случай, если преступнику Абдулле все-таки удастся где-нибудь проскользнуть и он, взбунтовав толпы простого люда, выступит против цитадели правительства. Высокий совет заседал днем и ночью, в тревоге и постоянной готовности ожидая грядущих событий.
На четвертый день после упомянутого визита представителей турецкой империи к французскому послу господину д'Анкетилю в сераль на взмыленном коне прискакал посол с долгожданным известием: преступный Абдулла возвращался в Стамбул как обыкновенный пассажир на военном корабле «Волос Пророка» и был обнаружен на палубе, его личность была однозначно установлена с помощью биноклей, которыми был снабжен гарнизон крепости Гелибол, или Галлиполи, охранявшей вход в Дарданеллы. Корабль, как приказано, был без предупреждения потоплен сосредоточенным огнем тяжелой артиллерии. Не спасся ни один человек.
Когда стихла буря восторга, вызванная этим чрезвычайным известием, и когда члены Высокого совета поздравили друг друга и уже готовились было разойтись, в сераль на взмыленном коне прискакал второй гонец — с известием, что преступный Абдулла возвращался в Стамбул на рыбацком баркасе, переодевшись гарпунером, но был обнаружен, личность его точно установлена, и когда судно миновало остров Мраморный, баркас, согласно приказу, был без предупреждения расстрелян метким выстрелом пушки пятого калибра. Не спасся ни один человек.
Полчаса спустя в сераль на загнанном коне добрался третий гонец с известием, что преступный Абдулла был обнаружен и схвачен солдатами, охранявшими окрестности Бергамы между реками Селином и Кети, в тот момент, когда он в обществе двух туземцев-проводников пробирался по скалистой тропке на север от города; тут же, согласно приказу, он был без предупреждения застрелен и вместе с обоими проводниками сброшен в пропасть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Слово взял паша Абеддин, потому что он единственный из всех умел говорить по-французски. Выступление его прозвучало приблизительно так:
— Ваше Превосходительство, как представители Временного правительства Его Светлости принца Мустафы мы имели честь выразить вам благодарность за соболезнования, которые Ваше Превосходительство выразили по поводу внезапной кончины Его Величества Ахмеда Первого. Одновременно мы считаем своим в высшей мере приятным долгом выразить правительству Ее Величества французской королевы-регентши нашу бесконечную благодарность за то, что правительство Ее Величества королевы-регентши и его исполнительные органы своим энергичным вмешательством обезвредили заклятого врага турецкой империи, известного Вашему Превосходительству под именем Пьер Кукан де Кукан, и тем самым позволили возродить в этой стране исконный и благословенный порядок.
Это, бесспорно, была прекрасная речь, но господин д'Анкетиль, что было явно заметно по его лицу, искривленному ухмылкой крайнего отвращения, выслушал ее без особого эстетического наслаждения.
— Благодарю, господа, — коротко поблагодарил он и, немного подумав, добавил: — Но чтобы не было недоразумений, должен заявить, что не могу передать вашу благодарность правительству королевы-регентши, потому что королева-регентша уже выпала из истории, хотя, разумеется, это не означает, что ее посадили на кол; не знаю, что произошло, но, во всяком случае, она уже не регентша, а на трон возведен ее сын Людовик Тринадцатый. И, во-вторых, что касается этого вашего Пьера Кукан де Кукана: неправда, что он обезврежен, ибо он жив и в настоящее время, без сомнения, возвращается в Стамбул. У меня от всего этого…
И старый дипломат, не закончив предложения, выудя из кармана послание, которое передал ему второй гонец отца Жозефа, порывистым жестом сунул его паше Абеддину, а затем совершенно не по протоколу повернулся и покинул залу, захлопнув за собой двери. Как только двери захлопнулись, генерал Юсуф-ага, маленький муфтий и одетый в белое шейх Решад, чуя неладное, пристали к паше Абеддину, который, сладострастно причмокивая, читал послание, где отец Жозеф просил господина д'Анкетиля учтиво опровергнуть известие о смерти Петра Куканя из Кукани, и засыпали его тревожными вопросами: что сказал господин д'Анкетиль? почему господин д'Анкетиль удалился? что паша Абеддин узнал из письма и вообще что, собственно, произошло?
— Что произошло? — переспросил паша Абеддин. — А что могло произойти? Дело как раз в том, что ничего не произошло и что Абдуллу во Франции не убили и, похоже, именно теперь он собирается в Стамбул, если уже не в пути. Я надеюсь, вам ясно, что это значит. Ровно то, что если этому человеку удастся высадиться на турецкой земле, все мы, сколько нас здесь ни есть, можем списать себя со счета вместе с любезными коллегами из сераля, включая нашего обожаемого принца Мустафу. Потому как, если ктоиз вас думает, что бедняки и вообще так называемые социально не защищенные слои турецкого народа очень нас любят и с полным пониманием наблюдают за тем, как мы домогаемся возвращения своих дворцов, рабов, денег и сокровищ, и что Абдулле никто в Турции не симпатизирует, то позвольте сказать прямо — человек, думающий так, хуже чем безумец: он дурак.
Такого же или приблизительно такого мнения держался и принц Мустафа; оправившись от приступа падучей, вызванного вторым известием отца Жозефа, он тут же приказал объявить готовность номер один для всех наземных и морских сил с единственной целью и задачей: убить, изрубить саблями — одним словом, любым способом сжить со света преступного Абдуллу, не дать ему высадиться на турецкой территории, а вместе с ним убить, изрубить, словом, не важно каким способом спровадить на тот свет каждого, кто взялся бы ему помочь; занять все порты и все дороги, наземные и водные, которыми он мог бы воспользоваться для возращения в Стамбул, а когда он будет обнаружен, не пытаться задержать его, не сажать под арест — ибо это дьявол, которого нельзя изловить наверняка, он из любого плена вывернется, — а сразу рубить его, колоть и резать, пусть он погибнет от тринадцати смертей. И вот огромное войско двинулось к Мраморному морю и заняло оба его побережья, включая Дарданеллы, а всевозможные военные корабли, легкие и тяжелые, парусные суда и галеры неутомимо бороздили его гладь; войсками были заняты все дороги, ведущие от островов Родос, Додеканес и Самое через Анатолию в Стамбул, равно как и тропки, бегущие к столице по северному морскому берегу. Кроме того, принц Мустафа приказал доставить в сераль пушки самого крупного калибра и изо всех окон и щелей всех пяти дворцов выставить гаубицы и мушкеты — на случай, если преступнику Абдулле все-таки удастся где-нибудь проскользнуть и он, взбунтовав толпы простого люда, выступит против цитадели правительства. Высокий совет заседал днем и ночью, в тревоге и постоянной готовности ожидая грядущих событий.
На четвертый день после упомянутого визита представителей турецкой империи к французскому послу господину д'Анкетилю в сераль на взмыленном коне прискакал посол с долгожданным известием: преступный Абдулла возвращался в Стамбул как обыкновенный пассажир на военном корабле «Волос Пророка» и был обнаружен на палубе, его личность была однозначно установлена с помощью биноклей, которыми был снабжен гарнизон крепости Гелибол, или Галлиполи, охранявшей вход в Дарданеллы. Корабль, как приказано, был без предупреждения потоплен сосредоточенным огнем тяжелой артиллерии. Не спасся ни один человек.
Когда стихла буря восторга, вызванная этим чрезвычайным известием, и когда члены Высокого совета поздравили друг друга и уже готовились было разойтись, в сераль на взмыленном коне прискакал второй гонец — с известием, что преступный Абдулла возвращался в Стамбул на рыбацком баркасе, переодевшись гарпунером, но был обнаружен, личность его точно установлена, и когда судно миновало остров Мраморный, баркас, согласно приказу, был без предупреждения расстрелян метким выстрелом пушки пятого калибра. Не спасся ни один человек.
Полчаса спустя в сераль на загнанном коне добрался третий гонец с известием, что преступный Абдулла был обнаружен и схвачен солдатами, охранявшими окрестности Бергамы между реками Селином и Кети, в тот момент, когда он в обществе двух туземцев-проводников пробирался по скалистой тропке на север от города; тут же, согласно приказу, он был без предупреждения застрелен и вместе с обоими проводниками сброшен в пропасть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97