А может, и летчик ранен?
Один И-97 быстро настигал истребителя. Два других отстали. А скорее всего, охраняют атакующего. Очевидно, командира. Надо немедленно защитить попавшего в беду товарища. Надо! И скорее! А как?
Отвесно бросаю машину вниз. Пикирую на полном газу. Мотор ревет. Ревет на всю силу. Скорость опасно нарастает. Земля приближается. Пора выходить из пикирования. И выходить надо резко, иначе встречи с землей не избежать. А позвоночник? Выдержит! Его я уже приучил к перегрузкам.
Ловлю в прицел самурая. Увлекшись погоней, он не видит меня. Но я помню об опасности и слежу за противником сзади себя и одновременно за приближающейся землей. Она сейчас не менее опасна, чем противник. Голова крутится, как на шарнирах. Сзади два И-97 устремились на меня, а к ним подбирается И-16. Однако он помочь мне не успеет. Надежда только на себя. На быстроту и расчет.
Враг на мушке. Очередь! Удачная очередь. Медленно ухожу вверх. Теперь можно и оглядеться.
Второго вражеского истребителя хлещет огнем наш. Однако и на него уже нацеливается самурай. Скорее на выручку! Японец замечает меня — и наутек. Два горящих факела падают на землю. Ко мне пристраивается И-16. По большому номеру на фюзеляже узнаю Шинкаренко. Какое-то мгновение мы летим с Женей рядом, глядя друг на друга, и улыбаемся. Победа!
Но бой есть бой. Не теряя времени, погнались за удирающим самураем. И все же нас опередили свалившиеся сверху два И-16. Один из них был самолет Гринева.
В преследовании участвовало еще несколько наших истребителей. На вражеском самолете хорошо была заметна антенна, свидетельствующая о том, что это командир группы. Его окружили, принуждая сдаться, сесть. Японец огрызался, как затравленный зверь, и вдруг резко уменьшил скорость. Все наши истребители проскочили мимо. Обманным маневром враг хотел оторваться и ускользнуть в Маньчжурию. Но мы опять его настигли и предупредили уже по-настоящему, полоснув очередью.
Убедившись в бессмысленности сопротивления, враг взмыл кверху и отвесно направил свой самолет к земле. Все расступились, представляя кусочек монгольской степи для могилы непрошеному гостю. Но самурай с собой не покончил: выхватив самолет у самой земли, он свечкой взмыл вверх и выпрыгнул с парашютом.
В том месте, где приземлился парашютист, росла высокая трава, поблизости не было ни души. Государственная граница проходила рядом. Ясно, под покровом ночи японец мог без труда перебраться в Маньчжурию. Мы с Шинкаренко начали было «профилактический» заход, как вдруг Один И-16 выпустил колеса и пошел на посадку. Порыв этого летчика был понятен — не дать врагу улизнуть, взять его живым. Как потом выяснилось, это был Иван Иванович Красноюрченко.
На земле разыгрался поединок.
Японец, отцепив от себя парашют, не медля ни секунды, направился к границе. Красноюрченко, не выключал мотора, выскочил из кабины и побежал зa ним. Сблизившись метров на сто, он вскинул пистолет и предупредительно выстрелил в небо.
Японец остановился, покрутил головой и поднял полусогнутые в локтях руки, показывая, что не сопротивляется, сдается в плен.
Над головой Красноюрченко кружились наши истребители, с фронта доносилась канонада начавшегося наступления. Красноюрченко решительно двинулся вперед, готовый в любой момент применить оружие. За время боев летчик хорошо изучил коварство врага и теперь, сближаясь с вооруженным японцем, был осторожен. «Не может быть, чтобы такой сильный и хитрый в воздухе оробел на земле и сложил оружие». И точно в подтверждение этих мыслей, японец вдруг сделал быстрый взмах рукой, раздался выстрел, другой… Красноюрченко, метнувшись в сторону, скользнул в траву.
«Все равно живьем возьму!» — закипая ненавистью, решил летчик, передвигаясь по-пластунски. Японец бросился наутек. Красноюрченко прыжками, припадая к земле и стараясь ни на секунду не упустить его из виду, начал преследование. И вдруг прозвучал выстрел. Японец рухнул на землю. Иван Иванович оглянулся, отыскивая, .кто бы это мог выстрелить. Степь была пустынна. «Вон что!» — догадался Красноюрченко, не без осторожности все же приближаясь к японцу. Тот лежал навзничь с простреленным навылет виском. Рядом валялся пистолет.
Обезображенное смертью лицо самоубийцы пробудило у Ивана Ивановича неожиданную для него самого жалость. «Но ведь эта пуля могла быть и в моей голове», — подумал летчик. Да, видно, противник и с поднятыми руками остается противником. Враг опасен до той минуты, пока он — не лишен оружия и средств для борьбы. Иван Иванович, взяв документы и оружие японского офицера, снова сел в кабину и полетел на свой аэродром.
В конце августа советско-монгольские войска окружили и раскололи на части японскую армию, вторгшуюся на монгольскую землю. Днем и ночью шли упорные бои по ее уничтожению.
На рассвете 31 августа спокойный, бесстрастный капитан Борзяк разбудил нас радостным возгласом:
— Ура, товарищи! — и официально-торжественно доложил: — Самураи-захватчики разгромлены. Из окруженной группировки мало кому удалось улизнуть.
Женя Шинкаренко включил свет от аккумулятора и завел патефон:
И беспрерывно гром гремел,
И ветры в дебрях бушевали…
У нас было всего четыре пластинки, и эта — самая любимая. Шинкаренко недавно пристрастился прокручивать ее каждое утро, когда мы одевались. Сейчас же все слушали песню с новым, особым вниманием. Ее воинственные слова, воспевающие мужество русского человека, как нельзя более были кстати. Шинкаренко с чувством подпевал:
Нам смерть не может быть страшна,
Свое мы дело совершили.
— Женя, выключи патефон и закрой свой поющий ротик, — попросил капитан Борзяк. — Есть еще приятная новость: Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР все летчики, кто участвовал в боях с мая и июня, награждены орденами…
— Вот здорово! — — раздались голоса.
— Среди награжденных тридцать один Герой Советского Союза, — продолжал Василий Николаевич. — Из них — десять летчиков. Майорам Кравченко, Грицевцу и командующему авиацией комкору Смушкевичу присвоено звание дважды Героя Советского Союза. Из нашей эскадрильи награждены орденом Красного Знамени двое: командир и комиссар.
— Женя, — вскочил с постели Гринев, когда Борзяк закончил информацию о награждении, — командирую тебя за дрофами. Закатим пир на весь мир!
Но Борзяк словно холодной водой окатил нас:
— Приказано всем сейчас же сесть в кабины и дежурить.
— Как так? — У Гринева от удивления округлились губы.
— А вот так! — Борзяк не изменил своей монотонной, педантичной интонации. — Приказ есть приказ! И просили передать, чтобы внимательно следили за воздухом. Не исключена возможность, что самураи пойдут еще на какую-нибудь авантюру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
Один И-97 быстро настигал истребителя. Два других отстали. А скорее всего, охраняют атакующего. Очевидно, командира. Надо немедленно защитить попавшего в беду товарища. Надо! И скорее! А как?
Отвесно бросаю машину вниз. Пикирую на полном газу. Мотор ревет. Ревет на всю силу. Скорость опасно нарастает. Земля приближается. Пора выходить из пикирования. И выходить надо резко, иначе встречи с землей не избежать. А позвоночник? Выдержит! Его я уже приучил к перегрузкам.
Ловлю в прицел самурая. Увлекшись погоней, он не видит меня. Но я помню об опасности и слежу за противником сзади себя и одновременно за приближающейся землей. Она сейчас не менее опасна, чем противник. Голова крутится, как на шарнирах. Сзади два И-97 устремились на меня, а к ним подбирается И-16. Однако он помочь мне не успеет. Надежда только на себя. На быстроту и расчет.
Враг на мушке. Очередь! Удачная очередь. Медленно ухожу вверх. Теперь можно и оглядеться.
Второго вражеского истребителя хлещет огнем наш. Однако и на него уже нацеливается самурай. Скорее на выручку! Японец замечает меня — и наутек. Два горящих факела падают на землю. Ко мне пристраивается И-16. По большому номеру на фюзеляже узнаю Шинкаренко. Какое-то мгновение мы летим с Женей рядом, глядя друг на друга, и улыбаемся. Победа!
Но бой есть бой. Не теряя времени, погнались за удирающим самураем. И все же нас опередили свалившиеся сверху два И-16. Один из них был самолет Гринева.
В преследовании участвовало еще несколько наших истребителей. На вражеском самолете хорошо была заметна антенна, свидетельствующая о том, что это командир группы. Его окружили, принуждая сдаться, сесть. Японец огрызался, как затравленный зверь, и вдруг резко уменьшил скорость. Все наши истребители проскочили мимо. Обманным маневром враг хотел оторваться и ускользнуть в Маньчжурию. Но мы опять его настигли и предупредили уже по-настоящему, полоснув очередью.
Убедившись в бессмысленности сопротивления, враг взмыл кверху и отвесно направил свой самолет к земле. Все расступились, представляя кусочек монгольской степи для могилы непрошеному гостю. Но самурай с собой не покончил: выхватив самолет у самой земли, он свечкой взмыл вверх и выпрыгнул с парашютом.
В том месте, где приземлился парашютист, росла высокая трава, поблизости не было ни души. Государственная граница проходила рядом. Ясно, под покровом ночи японец мог без труда перебраться в Маньчжурию. Мы с Шинкаренко начали было «профилактический» заход, как вдруг Один И-16 выпустил колеса и пошел на посадку. Порыв этого летчика был понятен — не дать врагу улизнуть, взять его живым. Как потом выяснилось, это был Иван Иванович Красноюрченко.
На земле разыгрался поединок.
Японец, отцепив от себя парашют, не медля ни секунды, направился к границе. Красноюрченко, не выключал мотора, выскочил из кабины и побежал зa ним. Сблизившись метров на сто, он вскинул пистолет и предупредительно выстрелил в небо.
Японец остановился, покрутил головой и поднял полусогнутые в локтях руки, показывая, что не сопротивляется, сдается в плен.
Над головой Красноюрченко кружились наши истребители, с фронта доносилась канонада начавшегося наступления. Красноюрченко решительно двинулся вперед, готовый в любой момент применить оружие. За время боев летчик хорошо изучил коварство врага и теперь, сближаясь с вооруженным японцем, был осторожен. «Не может быть, чтобы такой сильный и хитрый в воздухе оробел на земле и сложил оружие». И точно в подтверждение этих мыслей, японец вдруг сделал быстрый взмах рукой, раздался выстрел, другой… Красноюрченко, метнувшись в сторону, скользнул в траву.
«Все равно живьем возьму!» — закипая ненавистью, решил летчик, передвигаясь по-пластунски. Японец бросился наутек. Красноюрченко прыжками, припадая к земле и стараясь ни на секунду не упустить его из виду, начал преследование. И вдруг прозвучал выстрел. Японец рухнул на землю. Иван Иванович оглянулся, отыскивая, .кто бы это мог выстрелить. Степь была пустынна. «Вон что!» — догадался Красноюрченко, не без осторожности все же приближаясь к японцу. Тот лежал навзничь с простреленным навылет виском. Рядом валялся пистолет.
Обезображенное смертью лицо самоубийцы пробудило у Ивана Ивановича неожиданную для него самого жалость. «Но ведь эта пуля могла быть и в моей голове», — подумал летчик. Да, видно, противник и с поднятыми руками остается противником. Враг опасен до той минуты, пока он — не лишен оружия и средств для борьбы. Иван Иванович, взяв документы и оружие японского офицера, снова сел в кабину и полетел на свой аэродром.
В конце августа советско-монгольские войска окружили и раскололи на части японскую армию, вторгшуюся на монгольскую землю. Днем и ночью шли упорные бои по ее уничтожению.
На рассвете 31 августа спокойный, бесстрастный капитан Борзяк разбудил нас радостным возгласом:
— Ура, товарищи! — и официально-торжественно доложил: — Самураи-захватчики разгромлены. Из окруженной группировки мало кому удалось улизнуть.
Женя Шинкаренко включил свет от аккумулятора и завел патефон:
И беспрерывно гром гремел,
И ветры в дебрях бушевали…
У нас было всего четыре пластинки, и эта — самая любимая. Шинкаренко недавно пристрастился прокручивать ее каждое утро, когда мы одевались. Сейчас же все слушали песню с новым, особым вниманием. Ее воинственные слова, воспевающие мужество русского человека, как нельзя более были кстати. Шинкаренко с чувством подпевал:
Нам смерть не может быть страшна,
Свое мы дело совершили.
— Женя, выключи патефон и закрой свой поющий ротик, — попросил капитан Борзяк. — Есть еще приятная новость: Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР все летчики, кто участвовал в боях с мая и июня, награждены орденами…
— Вот здорово! — — раздались голоса.
— Среди награжденных тридцать один Герой Советского Союза, — продолжал Василий Николаевич. — Из них — десять летчиков. Майорам Кравченко, Грицевцу и командующему авиацией комкору Смушкевичу присвоено звание дважды Героя Советского Союза. Из нашей эскадрильи награждены орденом Красного Знамени двое: командир и комиссар.
— Женя, — вскочил с постели Гринев, когда Борзяк закончил информацию о награждении, — командирую тебя за дрофами. Закатим пир на весь мир!
Но Борзяк словно холодной водой окатил нас:
— Приказано всем сейчас же сесть в кабины и дежурить.
— Как так? — У Гринева от удивления округлились губы.
— А вот так! — Борзяк не изменил своей монотонной, педантичной интонации. — Приказ есть приказ! И просили передать, чтобы внимательно следили за воздухом. Не исключена возможность, что самураи пойдут еще на какую-нибудь авантюру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103