То был первый контингент возобновлявшегося козачества. Но королевский универсал и сеймовая конституция пробудили охоту к козачеству в посполитом русском пароле Полесья, Волыни и Червоной Руси, находившемся в порабощении у шляхетства: таким образом, начала воскресать прежняя, уже притухшая, борьба козачества со шляхетством. Уже в 1684 году, еще до сеймовой конституции, узаконившей козачество в Речи Посполитой, Мирон, наказной гетмана Могиленка, рассылал повсюду своих посланцев уверять народ, что королевским универсалом дозволяется «хлопам» отрекаться от повиновения панам своим и идти в козаки. Польский региментарь (военачальник) указывал шляхетству ловить таких возмутителей, отсылать к суду и сажать па кол. Но это не прекратило последующих попыток. В разных местах проскакивали, бунты хлопов — мещан и крестьян, раздавались похвалки молодцов топить всех ляхов, а иногда совершались побои и истязания над особами шляхетского звания. Противодействовать таким явлениям для поляков было тем труднее, что некоторые природные шляхтичи наравне с козаками получали от короля «приповедные листы» для набора охотников в козаки и на таком основании подговаривали владельческих хлопов записываться в набираемые козацкие полки мимо воли своих владельцев. Те, которым выдавались «приповедные листы», носили название полковников. Из таких козацкох полковников приобрели сразу известность четыре: Искра, Самусь, Абазын и более всех Семен Палей. Первый поселился в Корсуне, второй в Богуславе, третий на Подолии, в Брацлаве, четвертый в бывшем Белоцерковском полку, в местечке Хвастове, которое принадлежало прежде католическому епископу и королем Яном Собеским уступлено было Палею в видах необходимости козацкой силы на время ведения войны с бусурманами. Эти полковники и другие, которые менее были известны, стали привлекать в украинские пустыни жителей, и не только из южнорусского края, подчиненного Польше, но из Молдавии и более всего из Левобережной Украины. Украина Правобережная, откуда еще так недавно уходили громадами жители, спасаясь от татарской, турецкой и лядской неволи, опять становилась обетованною страною вольности. Современник уже в 1692 году называет тамошние козацкие полки многолюдными. Во всех этих полках зародилось и утверждалось одинакое стремление — освободить южнорусский народ от польской власти, обратить панских хлопов в вольных Козаков и присоединить Правобережную Украину по-прежнему к Московской державе. Самый деятельный и более верный народному духу из полковников был Семен Филиппович Палей, и потому приобрел народную любовь. О происхождении его известно, что он был родом из Борзны от предков козацкого звания. Фамильное прозвище его было Гурко. Был у него брат Федор, владевший наследственною землею близ гор. Борзны. В Батурине у него с братом был общий дом. Получивши хорошее по тому времени образование (вероятно, в Киевской коллегии), он был записан в «компут» Нежинского полка, потом ушел в Запорожье и там-то прозван был Палеем (т. е. со-жигателем) за свои военные подвиги. В нашем сочинении «Руина» мы уже упоминали об этой личности. Во время пребывания в Сече он приобрел большое к себе уважение. Из Сечи Палей-Гурко ступил на службу польского короля Яна III именно в то время, когда король легально восстановлял козачество в Правобережной Украине. Палей был уже прежде женат и имел дочь, которая еще в 1677 году вышла за Танского, впоследствии, лет через двадцать, сделавшегося полковником белоцерковским, а потом киевским. Установившись в Хвастове с королевского дозволения, Палей по кончине жены своей в другой раз женился на какой-то вдове, о которой мы знаем, что она была сестра козака Саввы и мать сына от первого брака, Симашка. Оба — шурин и пасынок Палея — во все продолжение деятельности последнего были его верными и неизменными товарищами. Как только Палей кликнул клич на слободы, так и повалил к нему с разных сторон южнорусский народ. «Я нашел здесь край опустелый, — писал он в 1694 году Мазепе, — и работал около Хвастова, как около своего хозяйства; обширные поля засеялись хлебами, умножились жители, да не так из польских панских подданных, как с берегов Днепра, из Войска Запорожского и из Волошского края; и церкви Божий на славу имени Божия я построил и украсил». Священник Иоанн Лукьянов, ездивший из Великороссии в Святую землю на богомолье через малороссийский край, оставил любопытные черты о Хвастове в то время, когда там правил Палей. От Белогородки, принадлежавшей киевскому Софийскому собору, дорога до Хвастова шла пустым лесом. На ней не было селений. Городок Хвастов стоял на горе;вокруг всего жилья в нем был высыпан земляной вал, а по верху его шел деревянный острог. Путешественнику город Хвастов показался крепок не строением, а людьми («сидельцами крепок»). В его земляном вале путешественник заметил несколько ворот; в каждых воротах выкопаны были ямы, выстланные соломою. «Там, — говорит очевидец, — лежала палеевщина (т. е. Палеевы козаки), человек по двадцати и по тридцати в каждых воротах: они голы, что бубны, без рубах, наги и страшны зело, а за ними в ворота нельзя ни с чем проехать из сел: дрова ли, солому, сено… с чем бы ни ехали, — они все рвут, что собаки». Простоявши с полдня в Хвастове, путешественники ехали далее, ночевали в Палеевом селе Мироновке, а на утро приехали в город Паволочь, также входивший в тогдашнее владение Палея и бывший порубежным его городом. Путешественники прибыли туда в заговенье перед масленицей: в этот день отправлялось там множество свадеб. Тут встретили они толпу Палеевых Козаков, которые, как только увидали проезжих москалей, бросились смотреть на них. «Обступили нас, как есть около медведя. Все голытьба беспорточная, на ином и клока рубахи нет, страшны зело, черны что арапы и лихи что собаки: из рук рвут. Они на нас стоя дивятся, а мы им втрое, что таких уродов мы от роду не видали». Путешественник изображает палеевцев нищими; между тем по всем современным известиям оказывается, что в Палеевом владении было изобилие; да и сам тот же путешественник в своем описании выражается: «Харч в Хвастове всякая дешева, кажется, дешевле киевского».
Оставивши Паволочь, набравши там на дорогу для себя всякого съестного, а для лошадей — овса и сена, путники пустились на пять дней в «печальное и уныливое путное шествие» по пустыне, где не встретили ни городка, ни села вплоть до полуразоренного Немирова. Там снова запаслись они припасами, которые там уже были дороже, чем в Хвастове, и опять пустились другою пустынею до Сороки, где уже начинались турецкие владения. На возвратном пути из Святых мест тот же Иоанн Лукьянов с бывшими при нем богомольцами ехал через Немиров по украинской пустыне до Палеева владения в купеческом караване, возвращавшемся из Турции в Московское государство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130