Между тем генерал Мардефельд, оставленный в Польше, не знал еще о заключенном мирном договоре и шел на содействие Потоцкому к Калишу. Август, получивши от Пфингстена заключенный с королем шведским договор, тотчас утвердил его. Саксонский генерал послал Мардефельду об этом известие. Но Мардефельд еще не имел в руках письменного указа своего государя, не поверил врагу и вступил под Калишем в бой против соединенного войска русского под командою князя Меншикова и саксонского под командою генерала Брандта. Мардефельд был разбит и взят в плен. Карл оченьразгневался, когда узнал, что в этой битве участвовали саксонцы. Август писал Карлу, что это произошло от недоразумения: саксонцы не хотели вступать в битву, но их увлекли русские и поляки. Август наперед обещал разорвать всякие дружеские связи с московским царем и предлагал Карлу дать какое угодно удовлетворение. Карл принял извинения Августа, но не доверял ему. И точно, Август, уверяя шведского короля в своей искренности, старался некоторое время скрывать от русских и от поляков своей партии состоявшееся уже примирение с Карлом и уверял, что, отправивши к шведскому королю посольство, он только обольщает шведов. Готовясь ехать на свидание с шведским королем, Август говорил русскому резиденту, находившемуся при его особе: «Нет мне иного исхода, как постановить мир со шведами, но это сделается только для вида. Мне лишь бы выпроводить шведов из Саксонии, а там, как они уберутся, я, собравшись с силами, опять начну против них войну в союзе с царским величеством».
Август поехал в Саксонию и виделся с Карлом. Оба короля обменялись между собою дружелюбными визитами, вместе ездили на охоту, но тогда же перехвачены были и доставлены Карлу письма, писанные Августом к своим сторонникам в Польше: из этих писем Карл XII ясно видел, что Август помирился с ним обманчиво. Август писал к своим польским благоприятелям, что если он уже по необходимости отрекся от короны, то советует им не признавать королем Станислава, а избрать себе в короли кого-нибудь иного под покровительством царя Петра. Карл разгневался за такую двуличность Августа и за то увеличил военную контрибуцию, наложенную ужо на Саксонию; он хотел истощить наследственное владение Августа и тем самым умалить его силы и средства.
Отказ Августа от короны сразу лишил его в Польше самых верных союзников. Был у него такой ярый и вместе неутомимо деятельный сторонник Шмигельский, что шведский король назначал награду за его голову. Шмигельский перешел к Станиславу Лещинскому. За ним последовал генерал Брандт, недавний победитель Мардефельда. Оба оправдывали свой переход тем, что Август сам отрекся от польской короны и развязал их от присяги на верность. За ними последовали многие поляки, которые до того времени колебались: теперь уже Станислав Лещинский имел законный вид истинного польского короля.
Такой блестящий успех Карла не мог не отозваться и в Украине впечатлением невыгодным для уверенности в силе русского государя, который вел борьбу с таким героем, каким казался шведский король. Теперь обстоятельства располагали Мазепу сделать при случае новый шаг к сближениюс царскими врагами. Между тем ряд мелких событий, где великороссияне обращались с малороссиянами оскорбительно и презрительно, подавал каждому повод не предполагать в малороссиянах большой любви к русской власти. В 1706 году, и особенно за последние месяцы этого года, в современных делах встречается множество жалоб с разных краев Гетманщины. «Отовсюду, — писал Мазепа Головину, — ко мне доходят жалобы на своевольства великороссийских ратных людей». Гетман умолял найти средства к обузданию своевольства великорусских войск и препроводил замечательную по чертам того времени жалобу городенского сотника Стаховича на бесчинства великороссийских ратных людей, проходивших через его сотню.
Слишком тяжела казалась для малороссиян царская служба в то время, особенно при беспощадной дисциплине, которую вводил Петр. Запорожцы, бывшие на царской службе, за самовольный уход были обращены на галерные и другие работы, а некоторые из них, нашедши случай уйти, добрались до Сечи и произвели там волнение. Рада снарядила посольство к парю в Киев, но посланный атаман Игнат Галаган опоздал, не застал уже в Киеве государя и должен был воротиться в Сечу. Тогда запорожское товариство так заволновалось, что собиралось заключать союз с крымским ханом и привлекать татарскую орду против Москвы. К этому побуждал их кошевой Гордеенко. Но против смелых и отчаянных затей восстали старые козаки и отвратили от злобных намерений тех, которые задумывали уже выступать с оружием в Гетманщину.
В Киеве также был сильный ропот между козаками разных полков, согнанных на крепостные работы. В продолжение целых пяти летних месяцев они трудились над крепостью на собственном содержании. С 15 августа работы усилились. Государь нашел, чти местоположение делаемой крепости неудобно, и положил возводить, новые укрепления вокруг Печерского монастыря. В день Успения, по совершении церковного обряда сам Петр сделал закладку и поручил работы козакам под личным наблюдением гетмана, которого обязал не отлучаться до наступления зимних холодов, разве только на короткое время. Гетману в помощь придан был великорусской службы полковник Гейсен с царскими людьми. Великорусские офицеры обращались грубо с козаками, били их палками, обрубливали им уши и чинили над ними всяческое поругание. Бедные козаки переносили всевозможные тягости, терпели томительный зной при тяжелых земляных работах, терпели вечное беспокойство за свой дом, зная, что без них некому было убирать сена и хлебов в рабочую пору, и, кроме того, находились в постоянном страхе: великорусские люди в то время беспрестанно сновали через малороссийский край то с рекрутами, то с запасами, насиловали оставшихся дома козацких жен и дочерей, забирали и истребляли лошадей и домашний скот, и самих даже старшин наделяли побоями. Из полковников миргородский Апостол и прилуцкий Горленко выступили тогда перед гетманом, заступаясь за Козаков. Горленко говорил ему: «Все мы за душу Хмельницкого Бога молим за то, что тот освободил Украину от лядского ига, а твою душу и кости станут дети наши проклинать, если ты после себя оставишь Козаков в такой неволе».
Гетман сказал, что он уже много раз описывал царю о таких обидах, и предлагал ехать снова старшинам с просьбами о том же.
Через несколько дней гетман объявил полковникам, что советовался с киевским воеводою о предполагаемой посылке, но воевода князь Дмитрий Михайлович Голицын сказал, что это дело царю будет неугодно, и гетман повредит себе и козакам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130