Там могли быть, например, неосвоенные залежи стратегических ресурсов. Или секретная база флота. Или еще что-нибудь. Или потому, что разглашение событий может привести к дипломатическим осложнениям.
— Почему?
— Потому что… — начал Бричард. — Что ты делаешь?
— Снова заряжаю автомат.
— В таком случае это не так делается. — Бричард взял из ее рук автомат. — Вот так. Тебе не кажется, что ты задаешь очень много вопросов «почему?»?
— Разве это плохо?
— Хм… — сказал Бричард. Этот вопрос задала уже не та девушка, которая хорошо для первого раза разобралась основным оружием федерального рейнджера, а та, чьи тонкие пальцы проворно бегали по клавиатуре. У нее это хорошо получалось. — Наверное, не в этом дело.
Он мог продолжить, сказав, что вопросы бывают удачными и нет, и она бы спросила, как, по его мнению, отличать удачные вопросы от неудачных. Но ничего такого Бричард не произнес. Ему опять мешало неприятное состояние раздвоенности, о котором еще позавчера сержант не имел понятия. Поглядев на Сато, он понял, что опять имеет дело с девушкой номер три. Она держала автомат с таким видом, как будто не то хотела узнать его вес, используя ладони в качестве измерительного прибора, не то раздумывая, каким образом его применить. И по возможности немедленно.
— Слушай, а пострелять из него можно? — спросила Сато, подтвердив второе предположение.
— В общем-то, да, — сказал Бричард. — Только не здесь. В тире. И не из боевого оружия.
— А почему? Бричард ухмыльнулся:
— Хотя бы потому, что оно избыточно мощное для такого маленького тира. — Тут ему в голову пришла еще одна мысль, кое-что объяснявшая. — А почему у тебя на острове не было огнестрельного оружия?
— Оно у меня было, — сказала Сато. — Просто я им не пользовалась.
— Почему? — спросил Бричард.
Слово «почему» сегодня не сходило с языка. Сато вернула автомат в пустующее гнездо стеллажа:
— Хотя бы потому, что оно для моего леса очень шумное.
— Ну и что? Если тебя раздражал шум, можно было просто поставить на ствол глушитель.
— Пойдем в тир, — сказала Сато.
Тир оказался круглой комнатой метров девяти диаметром. Ее потолок и стены были экранами, а «автомат», который Бричард дал девушке, точной копией настоящего Включая вес, а также звук и отдачу. Подпружиненный пол оказался подвижной дорожкой. Но пока она была не нужна В «инструкторской» — маленькой, тесной, как конура, коморке с единственным жестким стулом и дисплеем —Бричард взял пульт. Войдя в тир следом за Сато, он нажал пару кнопок, сотворив на стене несколько концентрических мишеней. И посмотрел на Сато. Она стояла с ним плечом к плечу, с автоматом наперевес.
— Как наводить прицел, тебе объяснять?
— Если у меня не получится. По какой из мишеней стрелять и в какой последовательности?
— А в любой, — ответил Бричард. — Имеет значение только сумма выбитых очков.
— О'кей! — сказала она. И повернулась к мишеням. Ее движения казались рассеянными. Даже когда она начала стрелять.
Искоса следя за гаснущими и вспыхивающими кругами, Бричард отметил для себя, что последние выстрелы легли точней и паузы между ними значительно сократились.
— Неплохо! — сказал он. — Еще?
Приблизительно в это самое время оставшийся без посетителей букинист (фраза «оставшийся без» не очень удачна, потому что абсолютное большинство времени старик проводил в полном одиночестве) взял со стола старинный журнал, от чтения которого его двое суток назад отвлек посетитель в обшитом карманами комбинезоне, и нашел место, на котором он прервал чтение.
«К чему все вышеприведенные рассуждения, если разбираемый роман на большей части своего протяжения вовсе не напоминает очередную разновидность жанра робинзонады? — прочитал он. — А к тому, что, начавшись в авантюрном стиле с сильной любовной интриги, линии повествования, как сверкающие грани пирамиды, стремятся сойтись в намеченной автором философской вершине, по мере пути к которой поле действия неумолимо сужается, стремясь в конце превратиться в тончайший вектор, направленный в некий абсолют смысла. Во всяком случае, можно догадаться, что замысел автора был именно таким. Но если грани пирамиды всегда четко очерчены, то главенство сюжетных линий романа вовсе не очевидно. Сначала кажется, что главным героем должен стать именно капитан Магруз, сочетающий в себе все черты эпического литературного персонажа. Это смелый солдат, романтический любовник, сторонник передового мышления и веры в человеческий разум, опытный морской волк, решительный человек, сумевший отстоять перед королевским советом Ленгвирии план фантастически смелой экспедиции к берегам гипотетического южного континента. По сравнению с ним другой персонаж, помощник корабельного плотника Рурдхауз, выглядит, мягко говоря, неважно и до роли главного оппонента не дотягивает. Человек неопределенных моральных принципов, выходец из глубин человеческого дна, он появляется на страницах романа будто специально для того, чтобы стать негодяем второго плана.
Чего стоит первый эпизод с его участием, когда он появляется в пригороде Ларгвайра, забавляет собравшихся вокруг него детей искусно вырезанными из дерева игрушками, а потом, улучив момент, крадет у одного из них деньги, двухмесячный заработок мальчишки-подмастерья. Причем Рурдхауз считает, что закрепленный родительскими побоями урок пойдет парню только на пользу. Никаких игр с совестью, это искреннее мнение человека, семью которого в детстве выкинули на улицу без гроша в кармане из-за единственной, заполученной обманом подписи.
У читателя даже не возникает идеи примерить Рурдхауза на роль главного оппонента. Все время кажется, что классический литературный негодяй вот-вот должен выдвинуться из-за кулис текущих событий. А пока он следит, как приехавший в столицу для согласования финансовых проблем экспедиции Магруз ввязывается в дуэль, из-за одного необдуманного слова убивая своего случайного собутыльника, оказавшегося знатным грандом и родственником принцев крови, как не очень ловко, но энергично запутывая следствие он заставляет провернуться заевшие колесики королевского бюрократического аппарата как мимоходом ввязывается в любовную историю, причем в силу ряда недоразумений считая преданно влюбленную в него девушку не очень разборчивой потаскушкой. Он уезжает из столицы, так и не узнав, что именно ее самоотверженность отвела от его шеи топор палача. Впрочем тень этого топора продолжает нависать над капитаном Магрузом и дальше, так что судебный пристав короны прибывает на причал, когда паруса отходящего корабля еще можно разглядеть на горизонте. Апогеем сюжетных линий становится бунт на корабле, когда устрашенная плаванием в неизвестность команда проливает кровь офицеров и требует от капитана Магруза повернуть корабль на обратный курс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
— Почему?
— Потому что… — начал Бричард. — Что ты делаешь?
— Снова заряжаю автомат.
— В таком случае это не так делается. — Бричард взял из ее рук автомат. — Вот так. Тебе не кажется, что ты задаешь очень много вопросов «почему?»?
— Разве это плохо?
— Хм… — сказал Бричард. Этот вопрос задала уже не та девушка, которая хорошо для первого раза разобралась основным оружием федерального рейнджера, а та, чьи тонкие пальцы проворно бегали по клавиатуре. У нее это хорошо получалось. — Наверное, не в этом дело.
Он мог продолжить, сказав, что вопросы бывают удачными и нет, и она бы спросила, как, по его мнению, отличать удачные вопросы от неудачных. Но ничего такого Бричард не произнес. Ему опять мешало неприятное состояние раздвоенности, о котором еще позавчера сержант не имел понятия. Поглядев на Сато, он понял, что опять имеет дело с девушкой номер три. Она держала автомат с таким видом, как будто не то хотела узнать его вес, используя ладони в качестве измерительного прибора, не то раздумывая, каким образом его применить. И по возможности немедленно.
— Слушай, а пострелять из него можно? — спросила Сато, подтвердив второе предположение.
— В общем-то, да, — сказал Бричард. — Только не здесь. В тире. И не из боевого оружия.
— А почему? Бричард ухмыльнулся:
— Хотя бы потому, что оно избыточно мощное для такого маленького тира. — Тут ему в голову пришла еще одна мысль, кое-что объяснявшая. — А почему у тебя на острове не было огнестрельного оружия?
— Оно у меня было, — сказала Сато. — Просто я им не пользовалась.
— Почему? — спросил Бричард.
Слово «почему» сегодня не сходило с языка. Сато вернула автомат в пустующее гнездо стеллажа:
— Хотя бы потому, что оно для моего леса очень шумное.
— Ну и что? Если тебя раздражал шум, можно было просто поставить на ствол глушитель.
— Пойдем в тир, — сказала Сато.
Тир оказался круглой комнатой метров девяти диаметром. Ее потолок и стены были экранами, а «автомат», который Бричард дал девушке, точной копией настоящего Включая вес, а также звук и отдачу. Подпружиненный пол оказался подвижной дорожкой. Но пока она была не нужна В «инструкторской» — маленькой, тесной, как конура, коморке с единственным жестким стулом и дисплеем —Бричард взял пульт. Войдя в тир следом за Сато, он нажал пару кнопок, сотворив на стене несколько концентрических мишеней. И посмотрел на Сато. Она стояла с ним плечом к плечу, с автоматом наперевес.
— Как наводить прицел, тебе объяснять?
— Если у меня не получится. По какой из мишеней стрелять и в какой последовательности?
— А в любой, — ответил Бричард. — Имеет значение только сумма выбитых очков.
— О'кей! — сказала она. И повернулась к мишеням. Ее движения казались рассеянными. Даже когда она начала стрелять.
Искоса следя за гаснущими и вспыхивающими кругами, Бричард отметил для себя, что последние выстрелы легли точней и паузы между ними значительно сократились.
— Неплохо! — сказал он. — Еще?
Приблизительно в это самое время оставшийся без посетителей букинист (фраза «оставшийся без» не очень удачна, потому что абсолютное большинство времени старик проводил в полном одиночестве) взял со стола старинный журнал, от чтения которого его двое суток назад отвлек посетитель в обшитом карманами комбинезоне, и нашел место, на котором он прервал чтение.
«К чему все вышеприведенные рассуждения, если разбираемый роман на большей части своего протяжения вовсе не напоминает очередную разновидность жанра робинзонады? — прочитал он. — А к тому, что, начавшись в авантюрном стиле с сильной любовной интриги, линии повествования, как сверкающие грани пирамиды, стремятся сойтись в намеченной автором философской вершине, по мере пути к которой поле действия неумолимо сужается, стремясь в конце превратиться в тончайший вектор, направленный в некий абсолют смысла. Во всяком случае, можно догадаться, что замысел автора был именно таким. Но если грани пирамиды всегда четко очерчены, то главенство сюжетных линий романа вовсе не очевидно. Сначала кажется, что главным героем должен стать именно капитан Магруз, сочетающий в себе все черты эпического литературного персонажа. Это смелый солдат, романтический любовник, сторонник передового мышления и веры в человеческий разум, опытный морской волк, решительный человек, сумевший отстоять перед королевским советом Ленгвирии план фантастически смелой экспедиции к берегам гипотетического южного континента. По сравнению с ним другой персонаж, помощник корабельного плотника Рурдхауз, выглядит, мягко говоря, неважно и до роли главного оппонента не дотягивает. Человек неопределенных моральных принципов, выходец из глубин человеческого дна, он появляется на страницах романа будто специально для того, чтобы стать негодяем второго плана.
Чего стоит первый эпизод с его участием, когда он появляется в пригороде Ларгвайра, забавляет собравшихся вокруг него детей искусно вырезанными из дерева игрушками, а потом, улучив момент, крадет у одного из них деньги, двухмесячный заработок мальчишки-подмастерья. Причем Рурдхауз считает, что закрепленный родительскими побоями урок пойдет парню только на пользу. Никаких игр с совестью, это искреннее мнение человека, семью которого в детстве выкинули на улицу без гроша в кармане из-за единственной, заполученной обманом подписи.
У читателя даже не возникает идеи примерить Рурдхауза на роль главного оппонента. Все время кажется, что классический литературный негодяй вот-вот должен выдвинуться из-за кулис текущих событий. А пока он следит, как приехавший в столицу для согласования финансовых проблем экспедиции Магруз ввязывается в дуэль, из-за одного необдуманного слова убивая своего случайного собутыльника, оказавшегося знатным грандом и родственником принцев крови, как не очень ловко, но энергично запутывая следствие он заставляет провернуться заевшие колесики королевского бюрократического аппарата как мимоходом ввязывается в любовную историю, причем в силу ряда недоразумений считая преданно влюбленную в него девушку не очень разборчивой потаскушкой. Он уезжает из столицы, так и не узнав, что именно ее самоотверженность отвела от его шеи топор палача. Впрочем тень этого топора продолжает нависать над капитаном Магрузом и дальше, так что судебный пристав короны прибывает на причал, когда паруса отходящего корабля еще можно разглядеть на горизонте. Апогеем сюжетных линий становится бунт на корабле, когда устрашенная плаванием в неизвестность команда проливает кровь офицеров и требует от капитана Магруза повернуть корабль на обратный курс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135