назавтра война, после, как водится, три дня празднования чьей-нибудь победы, а на пятые сутки о вас, глядишь, и вспомнят, на довольствие поставят. Тухлую воду да гнилые лепёшки принесут. То-то обрадуетесь снеди!
В тюрьме стражник впихнул нас в камеру и, погремев ключами, закрыл на большой висячий замок. Ещё некоторое время покривлявшись перед заменяющей дверь решёткой, ушёл ненавистный Тринез, ехидно пожелав нам приятных сновидений.
Мы сидели на устилающей пол прелой соломе и сквозь решётку безучастно наблюдали за стражником. А тот, подкрепившись каким-то варевом из котелка, принялся за физические упражнения: принял упор лёжа, одну руку завёл за спину, а на другой стал отжиматься. Один, два, три... пятьдесят шесть, пятьдесят семь... девяносто два, девяносто три... Без устали, без малейшего напряжения, как автомат.
— Что нас ожидает, Асий? — спросил я.
— Судя по тому, что наговорил доносчик, — смертная казнь.
— Какая?
— От того зависит, в каковом настроении Строгий Судья пребывать будет. Добрым будет — лёгкую смерть назначит.
— Ни хрена себе, добренький. Послушай, Асий! А Есуча?! По его словам, он знаком со многими влиятельными людьми города. Может быть, он сможет нас вызволить?
— С чего бы ему о нас заботиться?
Я вкратце рассказал своему наставнику обо всём, что видел в Доме Отдохновения и о должностях, которые нам предложил занять Есуча.
— Невелика надёжа, — в сомнении покачал головой старик. — Ни разу не слыхивал о случае, когда привольного отпускали. Непременно всех казнили. Этот закон даже не от лад-лэда. Императорский закон...
— Но ведь я же не привольный!
— Ты в присутствии свидетеля признал, что не являешься ни чьим подданным. Сиречь, ты есть привольный. Трактирщик тебя выгораживать не станет. Кто ты ему? Себе дороже. А чтобы опровергнуть его и доносчика обвинение, надо на каждого, кто показывает против тебя, найти двоих, кто бы за тебя показал, да сверх того ещё одного. Итого пять. А чтобы снять обвинения в незаконном врачевании и того больше надобно: девять.
— Где ж мы их найдём?
— То-то и оно...
— Неужели надеяться не на что?
Асий задумчиво прищурился, глядя на всё ещё продолжающего отжиматься на одной руке охранника.
— Имеется у меня одна задумка, — сказал он. — Токмо слушайся меня безоговорочно, да выполняй всё, что тебе прикажу, безропотно. Согласен?
Я кивнул. Асий подошёл к решётке и обратился к стражнику:
— Усердно делаешь, служивый, но неверно. Ибо только тот труд хорош, что добрые плоды приносит.
Не прекращая своего занятия, тот повернул голову и недоумённо посмотрел на старика.
— Сей юноша покажет тебе, как надлежит делать, — продолжил Асий, после чего скомандовал мне не хуже того генерала. — Упал! Отжался!
Я не видел в этом смысла, однако же перечить не стал, как и договаривались. Принял упор лёжа. Р-раз... ручки дрожат, дыхание перехватывает, зубы стиснуты от напряжения. Д-два... трицепсы (или что там у меня вместо них?) ломит, вместо дыхания — судорожное кряхтение, по спине словно гиппопотам побегал, коленки приросли к полу — не оторвать. Тр... тр... труп! На третьем отжимании — уже труп! Ни рукой, ни ногой не пошевелить! А сверху — голос Асия: «Отжимайся! Я кому сказал? Нешто не понял? Отжимайся!» Ну, чисто сержант-сверхсрочник!
— Не могу... Устал!..
— Ты должен! Отжимайся!
— Нет, не могу. Я устал до невозможности. Не издевайся надо мной!
Тут я услышал рёв разгневанного тигра и, подняв голову, увидел, что стражник, вцепившись в решётку, яростно трясет её, с ненавистью глядя на меня. Я опешил: что случилось, в чём дело? За что он так на меня?
— Успокойся, сын мой, успокойся! — Асий произнес это негромко, но тот почему-то сразу стих. — Ты видишь, какое у этого человека прекрасное немощное тельце? Как мало в нём сил? Как мгновенно оно устаёт? (При этих словах стражник снова взревнул.) Ты хотел бы иметь его?
Со вздохами, похожими на судорожные всхлипы, наш цербер часто-часто закивал головой.
— А получится? — спросил он робко.
— Если нам удастся уговорить моего друга, то вне сомнений, — ответил Асий.
Ёлы-палы! Нечего сказать, хорош планчик! Подложить меня под эту озабоченную гору мышц, а самому в это время смыться! А я-то, я-то! Наставником его считал и другом! Уговорить они меня хотят! Как же! Уже бегу соглашаться! Да лучше уж смерть от топора, на виселице, на дыбе, где угодно — но не под этим бульдозером!
— Успокойся, друг мой! — услышал я голос Асия. — Что тебя так взволновало? Мне казалось, что ты готов пожертвовать своим телом...
— Ага, как же! Спешу, спотыкаясь и падая!..
—...в обмен на это, полное сил. Создавалось впечатление, что то тело, в котором ты находишься, тебя не совсем устраивает.
Ёк! Так это... Это совсем не... Ну я и балбес! Ну и кретин! Как я только мог так подумать про Асия!
— Прости, Асий. Я не то... Я неправильно тебя понял, наклеветал на тебя в мыслях своих. Прости! — я оглянулся: стражник стоял, прижавшись лицом к решетке, с видом напряженного ожидания. Казалось, он расплачется, если я откажусь. — Но, скажи на милость, зачем ему это тело? Почему он так хочет обладать им?
— Этот человек раньше служил в одном из отрядов Неутомимых, гвардии императора. В этих отрядах служат с младенческих лет. Туда отбирают отроков покрепче, потом с ними что-то делают — я не ведаю, что именно — и для них самым наивысшим наслаждением, многократно превосходящим все остальные, становится усталость.
— Свалиться от усталости — как это прекрасно! Как я мечтаю об этом, как давно со мной этого не происходило! — умильным голосом произнес стражник.
— Да, сие их всеобщая беда. Всё время занимаясь физическими упражнениями, годам к двадцати пяти они попросту теряют способность уставать, становясь злыми и раздражительными, неуправляемыми. Одни ищут смерти, другие сгорают во хмелю.
— А я? Вдруг я тоже стану искать смерти, взяв это тело?
— Думаю, что не станешь. Ощущение, к коему стремится Неутомимый, тебе неведомо и уже недостижимо. Так не ведающий опьянения не стремится его достичь.
— Ну что ж, давай попробуем.
— Согласился, согласился! — восторженно зашептал Неутомимый, который, как я понял, особым умом не отличался. И то сказать: везде, где учат качать мускулы и преподают искусство убивать, слишком умные никогда почётом не пользовались. От возбуждения он чуть не приплясывал и несколько раз ронял ключ, пытаясь попасть им в замочную скважину. И вдруг замялся. — А только вот... Как я...
— Что смущает тебя? — спросил его Асий.
— Так ведь... надо же где-то жить... что-то кушать... Не возьмут меня тогда больше в стражники-то, с таким-то телом...
— Об этом не печалься. Мы отведём тебя туда, где «у тебя будет совершенно другая жизнь, лишённая страхов и каждодневных забот», — процитировал я Есучу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
В тюрьме стражник впихнул нас в камеру и, погремев ключами, закрыл на большой висячий замок. Ещё некоторое время покривлявшись перед заменяющей дверь решёткой, ушёл ненавистный Тринез, ехидно пожелав нам приятных сновидений.
Мы сидели на устилающей пол прелой соломе и сквозь решётку безучастно наблюдали за стражником. А тот, подкрепившись каким-то варевом из котелка, принялся за физические упражнения: принял упор лёжа, одну руку завёл за спину, а на другой стал отжиматься. Один, два, три... пятьдесят шесть, пятьдесят семь... девяносто два, девяносто три... Без устали, без малейшего напряжения, как автомат.
— Что нас ожидает, Асий? — спросил я.
— Судя по тому, что наговорил доносчик, — смертная казнь.
— Какая?
— От того зависит, в каковом настроении Строгий Судья пребывать будет. Добрым будет — лёгкую смерть назначит.
— Ни хрена себе, добренький. Послушай, Асий! А Есуча?! По его словам, он знаком со многими влиятельными людьми города. Может быть, он сможет нас вызволить?
— С чего бы ему о нас заботиться?
Я вкратце рассказал своему наставнику обо всём, что видел в Доме Отдохновения и о должностях, которые нам предложил занять Есуча.
— Невелика надёжа, — в сомнении покачал головой старик. — Ни разу не слыхивал о случае, когда привольного отпускали. Непременно всех казнили. Этот закон даже не от лад-лэда. Императорский закон...
— Но ведь я же не привольный!
— Ты в присутствии свидетеля признал, что не являешься ни чьим подданным. Сиречь, ты есть привольный. Трактирщик тебя выгораживать не станет. Кто ты ему? Себе дороже. А чтобы опровергнуть его и доносчика обвинение, надо на каждого, кто показывает против тебя, найти двоих, кто бы за тебя показал, да сверх того ещё одного. Итого пять. А чтобы снять обвинения в незаконном врачевании и того больше надобно: девять.
— Где ж мы их найдём?
— То-то и оно...
— Неужели надеяться не на что?
Асий задумчиво прищурился, глядя на всё ещё продолжающего отжиматься на одной руке охранника.
— Имеется у меня одна задумка, — сказал он. — Токмо слушайся меня безоговорочно, да выполняй всё, что тебе прикажу, безропотно. Согласен?
Я кивнул. Асий подошёл к решётке и обратился к стражнику:
— Усердно делаешь, служивый, но неверно. Ибо только тот труд хорош, что добрые плоды приносит.
Не прекращая своего занятия, тот повернул голову и недоумённо посмотрел на старика.
— Сей юноша покажет тебе, как надлежит делать, — продолжил Асий, после чего скомандовал мне не хуже того генерала. — Упал! Отжался!
Я не видел в этом смысла, однако же перечить не стал, как и договаривались. Принял упор лёжа. Р-раз... ручки дрожат, дыхание перехватывает, зубы стиснуты от напряжения. Д-два... трицепсы (или что там у меня вместо них?) ломит, вместо дыхания — судорожное кряхтение, по спине словно гиппопотам побегал, коленки приросли к полу — не оторвать. Тр... тр... труп! На третьем отжимании — уже труп! Ни рукой, ни ногой не пошевелить! А сверху — голос Асия: «Отжимайся! Я кому сказал? Нешто не понял? Отжимайся!» Ну, чисто сержант-сверхсрочник!
— Не могу... Устал!..
— Ты должен! Отжимайся!
— Нет, не могу. Я устал до невозможности. Не издевайся надо мной!
Тут я услышал рёв разгневанного тигра и, подняв голову, увидел, что стражник, вцепившись в решётку, яростно трясет её, с ненавистью глядя на меня. Я опешил: что случилось, в чём дело? За что он так на меня?
— Успокойся, сын мой, успокойся! — Асий произнес это негромко, но тот почему-то сразу стих. — Ты видишь, какое у этого человека прекрасное немощное тельце? Как мало в нём сил? Как мгновенно оно устаёт? (При этих словах стражник снова взревнул.) Ты хотел бы иметь его?
Со вздохами, похожими на судорожные всхлипы, наш цербер часто-часто закивал головой.
— А получится? — спросил он робко.
— Если нам удастся уговорить моего друга, то вне сомнений, — ответил Асий.
Ёлы-палы! Нечего сказать, хорош планчик! Подложить меня под эту озабоченную гору мышц, а самому в это время смыться! А я-то, я-то! Наставником его считал и другом! Уговорить они меня хотят! Как же! Уже бегу соглашаться! Да лучше уж смерть от топора, на виселице, на дыбе, где угодно — но не под этим бульдозером!
— Успокойся, друг мой! — услышал я голос Асия. — Что тебя так взволновало? Мне казалось, что ты готов пожертвовать своим телом...
— Ага, как же! Спешу, спотыкаясь и падая!..
—...в обмен на это, полное сил. Создавалось впечатление, что то тело, в котором ты находишься, тебя не совсем устраивает.
Ёк! Так это... Это совсем не... Ну я и балбес! Ну и кретин! Как я только мог так подумать про Асия!
— Прости, Асий. Я не то... Я неправильно тебя понял, наклеветал на тебя в мыслях своих. Прости! — я оглянулся: стражник стоял, прижавшись лицом к решетке, с видом напряженного ожидания. Казалось, он расплачется, если я откажусь. — Но, скажи на милость, зачем ему это тело? Почему он так хочет обладать им?
— Этот человек раньше служил в одном из отрядов Неутомимых, гвардии императора. В этих отрядах служат с младенческих лет. Туда отбирают отроков покрепче, потом с ними что-то делают — я не ведаю, что именно — и для них самым наивысшим наслаждением, многократно превосходящим все остальные, становится усталость.
— Свалиться от усталости — как это прекрасно! Как я мечтаю об этом, как давно со мной этого не происходило! — умильным голосом произнес стражник.
— Да, сие их всеобщая беда. Всё время занимаясь физическими упражнениями, годам к двадцати пяти они попросту теряют способность уставать, становясь злыми и раздражительными, неуправляемыми. Одни ищут смерти, другие сгорают во хмелю.
— А я? Вдруг я тоже стану искать смерти, взяв это тело?
— Думаю, что не станешь. Ощущение, к коему стремится Неутомимый, тебе неведомо и уже недостижимо. Так не ведающий опьянения не стремится его достичь.
— Ну что ж, давай попробуем.
— Согласился, согласился! — восторженно зашептал Неутомимый, который, как я понял, особым умом не отличался. И то сказать: везде, где учат качать мускулы и преподают искусство убивать, слишком умные никогда почётом не пользовались. От возбуждения он чуть не приплясывал и несколько раз ронял ключ, пытаясь попасть им в замочную скважину. И вдруг замялся. — А только вот... Как я...
— Что смущает тебя? — спросил его Асий.
— Так ведь... надо же где-то жить... что-то кушать... Не возьмут меня тогда больше в стражники-то, с таким-то телом...
— Об этом не печалься. Мы отведём тебя туда, где «у тебя будет совершенно другая жизнь, лишённая страхов и каждодневных забот», — процитировал я Есучу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92