За справедливость на этой земле. И – сразу, а не через тысячу лет.
– Ты читал древние апокрифы, осужденные вселенскими соборами. И списки те сожжены. Это – ересь. А с еретиками у нас на Севере обходятся без пролития крови.
– Сжигают на кострах?
– Чего не сделаешь, сын мой, для, блага истинной веры, – смиренно сложил руки Грез.
– Спасибо за предупреждение. Так что же входит в канон?
– Ты слишком осведомлен, чтобы не знать этого…
– Меня зовут Сад.
– Сид.
– И все же я не знаю того, что знаешь ты, – мы слишком долго были отрезаны от мира.
– Есть Древняя и Новая книги.
– Догадываюсь – Древняя от древней веры Благословенной земли.
– Истинно так. Но древние жрецы погрязли в пороках. И последователи Иса, принимая Древнюю книгу как предвестие Новой, поклоняются новому учению.
– Ядро Новой книги – житие Иса?
– Так, сын мой.
– Кто ее написал?
– Шестеро святых книжников.
– Что ж, брат Грез, расскажи, что произошло тысячу лет назад, – Сид как-то незаметно перешел с «отца» на «брата».
– …И тогда, сокрушив громами небесными полчища нечестивцев, вознесся Ис на небеса со святыми Гефом и Нави и с девою святою Мер.
– Но ведь Мер – жена Иса!
– Молчи, нечестивец! – накинулся на не сдержавшегося Зера брат Мис.
А Грез, не моргнув глазом, продолжал:
– Сказанное тобой было в одном из апокрифов. Свитки эти поганые сожгли на главной площади в Гаахе – столице Великой и Священной Северной империи, а читавших эти свитки удавили добрыми пеньковыми веревками. Так слушайте же истину: когда господь наш вознесся на небеса, то был им оставлен на земле каменщик Ртеп. И стал он, Ртеп, краеугольным камнем истинной веры. И верховный жрец Благословенной земли поклонился ему, узрев многие чудеса. И воспринял веру Исову.
– Как? Верховный жрец Иф? – не выдержал Сид. – И Ртеп принял к себе этого хамелеона?
– Раскаявшийся грешник – лучший праведник… Ты слишком много знаешь, Сид, но как-то не так. И в грамоте силен? Вижу – запретные книги читаешь… А душа гибнет. Ибо вся истина – в каноне. Прочее – смрад и ложь.
– Допустим, но что же делал Улук, он-то как допустил это?
– Улук? В Книге нет этого имени.
– Военачальник, оставленный Исом при Ртепе! гаркнул, не выдержав, Геф, чуть не опалив на светильнике бороду.
– Имени его не помянуто, – разом сникнув, удивленно проговорил Грез, – но был он безымянно проклят и рассечен мечом.
– Кем, за что? – разом поднялись Зер и Сид.
– Он подстрекал народ низринуть Ртепа, говоря, что Ртеп мнит себя божьим наместником. Он утверждал, что Ис – человек, а не бог. Он не верил в бессмертие души и жаждал воздаяния здесь, на земле. И Ртеп приказал рассечь его мечом.
Мер ухватилась за руку Сида, и надолго синие полосы остались на его руке. И Сид не почувствовал этого.
– Дальше, – хрипло поторопил Сид. И сказано это было так, что брат Грез стал торопливо закругляться:
– Ртеп стал во главе новой церкви.
– Спасибо, святые отцы, – с таким железом в голосе проговорил Сид, что у брата Миса мороз прошел между лопатками, да и брат Грез поежился, хотя был он человеком не робким, а на дворе было душновато.
В душе Сид клял только себя:
«Чувствовал же, что такое Ртеп. Главное – чем он может стать без контроля. Да, волевой, умный, но – честолюбив. В глубине души – беспринципный… Нет, тут я перехватил – были у него принципы. Но какие! Что цель оправдывает любые средства. Какова же цель? Столкнулся же он с храмовым отребьем, а стал на его пути к неограниченной власти Улук, убрал и его, неподкупного человека, ближайшего соратника».
– Ладно, ребята, спать, – сказал наконец он устало, выйдя из угрюмой задумчивости, – утром додумаем, договорим. Идем, Мер.
Он обнял ее за плечи, и они пошли в темноте к лестнице, ведущей на крышу.
А братья-паломники уже давно лежачи под навесом, блаженно вытянув ноги. Последняя сцена происходила без них.
4
Утром, перед уходом, брат Грез долго топтался у калитки, удивляя брата Миса – Мис привык видеть коллегу спокойным и нелюбопытным. А тут – словно сел человек на верблюжью колючку.
– Мешкаем, брат Грез, – наконец не выдержал Мис, – пора!
– Пора, – вздохнув, согласился тот.
И, сопровождаемые молчаливым Нави, они вышли за ограду.
Снаружи Грез чуть помедлил, слушая, как гремит тяжелый засов, задвигаемый Нави. И снова, выведенный из задумчивости Мисом, он двинулся к горе у храма – там возвышался камень, истертый губами странников. Благочестивые мысли не лезли в голову трезвомыслящего Греза. Не давало покоя – где он видел это лицо, эти глубокие светлые глаза? Он успел их рассмотреть, когда на мгновение пламя выхватило это лицо из темноты. Верен глаз Греза – недаром сам император перед паломничеством призвал его к себе и посоветовал не только поклониться святым местам, но и посмотреть, насколько надежны стены Священного города и что думают люди истинной веры, живущие там. Да и много ли войск у тамошнего правителя.
Так что в отсутствии наблюдательности его нельзя было упрекнуть. В склонности к галлюцинациям – тоже. Он видел это необычное лицо. Но где?
Грез и Мис, дождавшись своей очереди на пыльной площади, – деревья, окружавшие пространство, посреди которого торчала рыжая глыба, несмотря на утренний час, заливали своей тенью площадь только до половины, – приложились к горячему камню. Но и ощупывая губами ноздреватый камень, Грез все не мог отрешиться от воспоминаний о вчерашнем собеседнике. Он машинально пробормотал положенную молитву и провел ладонью по лбу и плечам. В отличие от Греза спутник его проделал все это с большим чувством и от умиления шмыгнул носом.
Потом, оставив у порога обувь, они вошли в гулкий и прохладный храм.
Сквозь верхние прорези-окна острые лезвия лучей били в дальнюю часть храма, где было возвышение для священнослужителя, а над ним – в окованной золотом раме, словно выхваченное из темноты пламенем, – виднелось большое изображение Иса. Одно из самых древних и самых похожих, хотя художник мох писать только по памяти – Ис никогда не позировал.
И Грез вспомнил это лицо.
Он рухнул на колени, не замечая павшего рядом ниц Миса. Провел ладонью по глазам, прогоняя наваждение. Но оно не проходило, с древней доски, покрытой нетускнеющими красками – секрет старых мастеров! – на него смотрели глубокие, холодные и внимательные глаза того, что вчера назвался Сидом.
«Значит – пришел? – проносилось в мозгу. – Но он бы меня испепелил! Хотя – за что? Он же не открыл себя? И все-таки – Он. И Мер рядом. Но почему нет громов небесных, почему не трескается земля? А если – нет? Есть же похожие лица… Но ему ведомо то, что неведомо нашим книжникам! Да, но мало ли кто что и как знает».
5
– Послушайте-ка, друг мой, – обратился к Саду академик, он все еще путал «ты» и «вы», – не кажется ли вам, что этот странник странноват?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
– Ты читал древние апокрифы, осужденные вселенскими соборами. И списки те сожжены. Это – ересь. А с еретиками у нас на Севере обходятся без пролития крови.
– Сжигают на кострах?
– Чего не сделаешь, сын мой, для, блага истинной веры, – смиренно сложил руки Грез.
– Спасибо за предупреждение. Так что же входит в канон?
– Ты слишком осведомлен, чтобы не знать этого…
– Меня зовут Сад.
– Сид.
– И все же я не знаю того, что знаешь ты, – мы слишком долго были отрезаны от мира.
– Есть Древняя и Новая книги.
– Догадываюсь – Древняя от древней веры Благословенной земли.
– Истинно так. Но древние жрецы погрязли в пороках. И последователи Иса, принимая Древнюю книгу как предвестие Новой, поклоняются новому учению.
– Ядро Новой книги – житие Иса?
– Так, сын мой.
– Кто ее написал?
– Шестеро святых книжников.
– Что ж, брат Грез, расскажи, что произошло тысячу лет назад, – Сид как-то незаметно перешел с «отца» на «брата».
– …И тогда, сокрушив громами небесными полчища нечестивцев, вознесся Ис на небеса со святыми Гефом и Нави и с девою святою Мер.
– Но ведь Мер – жена Иса!
– Молчи, нечестивец! – накинулся на не сдержавшегося Зера брат Мис.
А Грез, не моргнув глазом, продолжал:
– Сказанное тобой было в одном из апокрифов. Свитки эти поганые сожгли на главной площади в Гаахе – столице Великой и Священной Северной империи, а читавших эти свитки удавили добрыми пеньковыми веревками. Так слушайте же истину: когда господь наш вознесся на небеса, то был им оставлен на земле каменщик Ртеп. И стал он, Ртеп, краеугольным камнем истинной веры. И верховный жрец Благословенной земли поклонился ему, узрев многие чудеса. И воспринял веру Исову.
– Как? Верховный жрец Иф? – не выдержал Сид. – И Ртеп принял к себе этого хамелеона?
– Раскаявшийся грешник – лучший праведник… Ты слишком много знаешь, Сид, но как-то не так. И в грамоте силен? Вижу – запретные книги читаешь… А душа гибнет. Ибо вся истина – в каноне. Прочее – смрад и ложь.
– Допустим, но что же делал Улук, он-то как допустил это?
– Улук? В Книге нет этого имени.
– Военачальник, оставленный Исом при Ртепе! гаркнул, не выдержав, Геф, чуть не опалив на светильнике бороду.
– Имени его не помянуто, – разом сникнув, удивленно проговорил Грез, – но был он безымянно проклят и рассечен мечом.
– Кем, за что? – разом поднялись Зер и Сид.
– Он подстрекал народ низринуть Ртепа, говоря, что Ртеп мнит себя божьим наместником. Он утверждал, что Ис – человек, а не бог. Он не верил в бессмертие души и жаждал воздаяния здесь, на земле. И Ртеп приказал рассечь его мечом.
Мер ухватилась за руку Сида, и надолго синие полосы остались на его руке. И Сид не почувствовал этого.
– Дальше, – хрипло поторопил Сид. И сказано это было так, что брат Грез стал торопливо закругляться:
– Ртеп стал во главе новой церкви.
– Спасибо, святые отцы, – с таким железом в голосе проговорил Сид, что у брата Миса мороз прошел между лопатками, да и брат Грез поежился, хотя был он человеком не робким, а на дворе было душновато.
В душе Сид клял только себя:
«Чувствовал же, что такое Ртеп. Главное – чем он может стать без контроля. Да, волевой, умный, но – честолюбив. В глубине души – беспринципный… Нет, тут я перехватил – были у него принципы. Но какие! Что цель оправдывает любые средства. Какова же цель? Столкнулся же он с храмовым отребьем, а стал на его пути к неограниченной власти Улук, убрал и его, неподкупного человека, ближайшего соратника».
– Ладно, ребята, спать, – сказал наконец он устало, выйдя из угрюмой задумчивости, – утром додумаем, договорим. Идем, Мер.
Он обнял ее за плечи, и они пошли в темноте к лестнице, ведущей на крышу.
А братья-паломники уже давно лежачи под навесом, блаженно вытянув ноги. Последняя сцена происходила без них.
4
Утром, перед уходом, брат Грез долго топтался у калитки, удивляя брата Миса – Мис привык видеть коллегу спокойным и нелюбопытным. А тут – словно сел человек на верблюжью колючку.
– Мешкаем, брат Грез, – наконец не выдержал Мис, – пора!
– Пора, – вздохнув, согласился тот.
И, сопровождаемые молчаливым Нави, они вышли за ограду.
Снаружи Грез чуть помедлил, слушая, как гремит тяжелый засов, задвигаемый Нави. И снова, выведенный из задумчивости Мисом, он двинулся к горе у храма – там возвышался камень, истертый губами странников. Благочестивые мысли не лезли в голову трезвомыслящего Греза. Не давало покоя – где он видел это лицо, эти глубокие светлые глаза? Он успел их рассмотреть, когда на мгновение пламя выхватило это лицо из темноты. Верен глаз Греза – недаром сам император перед паломничеством призвал его к себе и посоветовал не только поклониться святым местам, но и посмотреть, насколько надежны стены Священного города и что думают люди истинной веры, живущие там. Да и много ли войск у тамошнего правителя.
Так что в отсутствии наблюдательности его нельзя было упрекнуть. В склонности к галлюцинациям – тоже. Он видел это необычное лицо. Но где?
Грез и Мис, дождавшись своей очереди на пыльной площади, – деревья, окружавшие пространство, посреди которого торчала рыжая глыба, несмотря на утренний час, заливали своей тенью площадь только до половины, – приложились к горячему камню. Но и ощупывая губами ноздреватый камень, Грез все не мог отрешиться от воспоминаний о вчерашнем собеседнике. Он машинально пробормотал положенную молитву и провел ладонью по лбу и плечам. В отличие от Греза спутник его проделал все это с большим чувством и от умиления шмыгнул носом.
Потом, оставив у порога обувь, они вошли в гулкий и прохладный храм.
Сквозь верхние прорези-окна острые лезвия лучей били в дальнюю часть храма, где было возвышение для священнослужителя, а над ним – в окованной золотом раме, словно выхваченное из темноты пламенем, – виднелось большое изображение Иса. Одно из самых древних и самых похожих, хотя художник мох писать только по памяти – Ис никогда не позировал.
И Грез вспомнил это лицо.
Он рухнул на колени, не замечая павшего рядом ниц Миса. Провел ладонью по глазам, прогоняя наваждение. Но оно не проходило, с древней доски, покрытой нетускнеющими красками – секрет старых мастеров! – на него смотрели глубокие, холодные и внимательные глаза того, что вчера назвался Сидом.
«Значит – пришел? – проносилось в мозгу. – Но он бы меня испепелил! Хотя – за что? Он же не открыл себя? И все-таки – Он. И Мер рядом. Но почему нет громов небесных, почему не трескается земля? А если – нет? Есть же похожие лица… Но ему ведомо то, что неведомо нашим книжникам! Да, но мало ли кто что и как знает».
5
– Послушайте-ка, друг мой, – обратился к Саду академик, он все еще путал «ты» и «вы», – не кажется ли вам, что этот странник странноват?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49