Они просто сметут врага, правильно? Подобно лавине!
Ну, не совсем так. Возникли проблемы.
Во-первых, на каждом коне сидело по человеку (в большинстве случаев крупному мужчине) с пятьюдесятью фунтами брони и двадцатью фунтами оружия — если не считать еще сто фунтов брони на самом коне. А галопом полмили, да еще и при дикой жаре сирийского лета?
Значит, кони устали, недовольны и мысли у них в головах черные.
Второе — лошади не глупы. На самом деле они немного поумнее людей, когда дело касается таких вот ситуаций. Такой вот лошадиный разум. Поэтому, когда лошадь видит маячащие впереди ров, стену, кучу народа на стене, держащих в руках некие предметы с острыми концами, — лошадь останавливается. Черт с ней, с атакой. Если какой-то глупый человек хочет броситься на все эти опасные вещи, пусть бросается (что люди довольно часто и делают — перелетая через головы своих упрямых лошадей).
Подобное очень часто случалось во время кавалерийских атак, и Велисарий — всю жизнь — поражался тому, как судорожно люди продолжают держаться за старые привычки, несмотря на весь практический опыт и свидетельства о противоположном результате. Да, лошади пойдут в атаку — против пехоты на открытой местности, против кавалерии. Против кого угодно при условии, что лошадь видит, у нее есть шанс перебраться через возвышающиеся впереди препятствия, причем без значительных повреждений для себя.
Но ни одна нормальная лошадь не станет атаковать стену, через которую не способна перепрыгнуть. В особенности стену, утыканную неприятными острыми предметами.
И нет смысла убеждать лошадь, что пехота, защищающая стену, — это жалкие деморализованные слабаки.
— Правда? Вот что я тебе скажу, придурок. Слезай-ка ты с моей спины и покажи мне пример. Давай отправляйся ножками. А то мои болят.
Лошадь остановилась бы перед рвом или стеной, даже если бы укрепление на самом деле защищала только тысяча деморализованных пехотинцев. Однако в данном случае, когда лошади приблизились, Гермоген отдал приказ и трубачи заиграли новую мелодию. О, великолепную мелодию.
Неожиданность!
Другие три тысячи кавалеристов, прятавшиеся за стеной, вскочили на ноги и заняли позиции. Теперь стена была буквально покрыта торчащими наружу копьями, а держали их воины, полные уверенности в себе и готовые к сражению.
Первый конный ряд остановился. Многих наездников сбросило на землю. Некоторых убило само падение. Большинство выживших пережили сильное потрясение и получили увечья.
Второй ряд лошадей натолкнулся на первый, третий на второй. Еще часть всадников сбросили. К увечьям, полученным при падении, добавились увечья от наступивших на людей коней. Через несколько секунд вся наступавшая масса персидских копьеносцев превратилась в немобильную, пытающуюся подняться или выбраться из затора, полностью дезорганизованную толпу. И теперь, что хуже всего, римская пехота принялась бросать дротики в суетящихся персов. С близкого расстояния, против сгрудившейся массы дезориентированных кавалеристов, свинцовые дротики были наводящим ужас оружием. Более того, бросавшие их пехотинцы знали свое дело.
Трубы снова затрубили. Тысячи римских пехотинцев стали перебираться через стену. Многие из них держали в руках мечи. Каждый из них бросится в кучу персидской кавалерии и использует испытанную временем тактику пехоты против одетой в доспехи кавалерии.
Возможно, это была подлая тактика, и она никогда не срабатывала против движущейся конницы, но против кавалеристов, которых заставили остановиться, она срабатывала неизменно, как восход солнца.
Перерезать подколенное сухожилие и выпустить кишки у лошади. Затем убить надменных знатных господ, после того как они, как простые смертные, окажутся на земле. Вы только посмотрите, как им помогли их дорогие тяжелые доспехи. И их копья, и их разукрашенные длинные мечи. Это работа для ножа, мой господин.
Велисарий выехал из лагеря. Битва — его, если только удастся нанести последний удар.
Несмотря на все желание выиграть, Велисарий был осторожен и ехал медленно. Время есть, есть время. Немного, но достаточно. Он не хотел, чтобы погибли лишние кони.
Не дожидаясь его приказа, Валентин и Анастасий заставили сбавить скорость тех, кто горел желанием пустить коней побыстрее. Время есть. Есть время. Немного, но достаточно.
Когда они обогнули западный склон горы, две тысячи кавалеристов из собственной армии Велисария присоединились к ним. Теперь у него была ударная сила из четырех тысяч человек, еще не вкусивших крови и уверенных в себе, на свежих лошадях.
Велисарий увидел маленькую фигурку, стоявшую на склоне и наблюдающую, как мимо проезжает армия. Менандр все еще на посту, который он так не хотел занимать. Даже с такого расстояния, как подумал Велисарий, он различил горький упрек на лице паренька.
«Прости, парень. Но ты еще получишь свою долю крови в будущем. И вот это меня на самом деле расстраивает».
Теперь его силы огибали северный склон горы. Они уже проехали практически мимо всех рядов и были готовы врезаться в незащищенный правый фланг врага.
Они выехали из-за горы с Велисарием во главе. Центр поля все еще закрывала пыль, но теперь римляне видели персидских лучников-наездников, пытавшихся штурмовать гору. Там уже полегло много народу и было очевидно: персы теряют мужество.
Вскоре они испытали настоящий ужас. Четыре тысячи римских копьеносцев пробирались сквозь лучников-наездников, даже не останавливаясь. Мгновения спустя они исчезли в пыли, нацеливаясь на персидских копьеносцев, сгрудившихся в центре.
Велисарий наполовину повернулся в седле и дал сигнал следовавшим за ним. Трубачи протрубили приказ на фронтальную атаку. Звук их труб оказался слабым на фоне режущего барабанные перепонки бедлама на поле брани.
Но несмотря на весь шум, полководец слышал разговор Валентина с Анастасием, следующих прямо за ним.
— Я тебе говорил, — донесся голос Валентина.
Анастасий буркнул что-то неразличимое. Валентин ответил себе под нос.
— Вы это о чем? — спросил Велисарий. — Я что-то не уловил.
Валентин молчал.
— Мне кажется, он сказал: черт побери отважных полководцев, — заявил Анастасий.
Валентин зашипел.
— Но может, и нет, — продолжал Анастасий. — Шумно. Может, этот хладнокровный маленький убийца сказал: черт побери эту казну. Конечно, идиотская вещь, чтобы говорить на поле брани. Но он…
Больше Велисарий ничего не расслышал. В пыли замаячил первый персидский копьеносец, повернувшийся к ним спиной. Велисарий высоко поднял копье и пронзил им сердце перса. Враг свалился с лошади, забрав с собой свое копье.
Еще один перс наполовину повернулся вправо. Велисарий вырвал длинный меч из ножен и тем же движением отрубил руку врага.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
Ну, не совсем так. Возникли проблемы.
Во-первых, на каждом коне сидело по человеку (в большинстве случаев крупному мужчине) с пятьюдесятью фунтами брони и двадцатью фунтами оружия — если не считать еще сто фунтов брони на самом коне. А галопом полмили, да еще и при дикой жаре сирийского лета?
Значит, кони устали, недовольны и мысли у них в головах черные.
Второе — лошади не глупы. На самом деле они немного поумнее людей, когда дело касается таких вот ситуаций. Такой вот лошадиный разум. Поэтому, когда лошадь видит маячащие впереди ров, стену, кучу народа на стене, держащих в руках некие предметы с острыми концами, — лошадь останавливается. Черт с ней, с атакой. Если какой-то глупый человек хочет броситься на все эти опасные вещи, пусть бросается (что люди довольно часто и делают — перелетая через головы своих упрямых лошадей).
Подобное очень часто случалось во время кавалерийских атак, и Велисарий — всю жизнь — поражался тому, как судорожно люди продолжают держаться за старые привычки, несмотря на весь практический опыт и свидетельства о противоположном результате. Да, лошади пойдут в атаку — против пехоты на открытой местности, против кавалерии. Против кого угодно при условии, что лошадь видит, у нее есть шанс перебраться через возвышающиеся впереди препятствия, причем без значительных повреждений для себя.
Но ни одна нормальная лошадь не станет атаковать стену, через которую не способна перепрыгнуть. В особенности стену, утыканную неприятными острыми предметами.
И нет смысла убеждать лошадь, что пехота, защищающая стену, — это жалкие деморализованные слабаки.
— Правда? Вот что я тебе скажу, придурок. Слезай-ка ты с моей спины и покажи мне пример. Давай отправляйся ножками. А то мои болят.
Лошадь остановилась бы перед рвом или стеной, даже если бы укрепление на самом деле защищала только тысяча деморализованных пехотинцев. Однако в данном случае, когда лошади приблизились, Гермоген отдал приказ и трубачи заиграли новую мелодию. О, великолепную мелодию.
Неожиданность!
Другие три тысячи кавалеристов, прятавшиеся за стеной, вскочили на ноги и заняли позиции. Теперь стена была буквально покрыта торчащими наружу копьями, а держали их воины, полные уверенности в себе и готовые к сражению.
Первый конный ряд остановился. Многих наездников сбросило на землю. Некоторых убило само падение. Большинство выживших пережили сильное потрясение и получили увечья.
Второй ряд лошадей натолкнулся на первый, третий на второй. Еще часть всадников сбросили. К увечьям, полученным при падении, добавились увечья от наступивших на людей коней. Через несколько секунд вся наступавшая масса персидских копьеносцев превратилась в немобильную, пытающуюся подняться или выбраться из затора, полностью дезорганизованную толпу. И теперь, что хуже всего, римская пехота принялась бросать дротики в суетящихся персов. С близкого расстояния, против сгрудившейся массы дезориентированных кавалеристов, свинцовые дротики были наводящим ужас оружием. Более того, бросавшие их пехотинцы знали свое дело.
Трубы снова затрубили. Тысячи римских пехотинцев стали перебираться через стену. Многие из них держали в руках мечи. Каждый из них бросится в кучу персидской кавалерии и использует испытанную временем тактику пехоты против одетой в доспехи кавалерии.
Возможно, это была подлая тактика, и она никогда не срабатывала против движущейся конницы, но против кавалеристов, которых заставили остановиться, она срабатывала неизменно, как восход солнца.
Перерезать подколенное сухожилие и выпустить кишки у лошади. Затем убить надменных знатных господ, после того как они, как простые смертные, окажутся на земле. Вы только посмотрите, как им помогли их дорогие тяжелые доспехи. И их копья, и их разукрашенные длинные мечи. Это работа для ножа, мой господин.
Велисарий выехал из лагеря. Битва — его, если только удастся нанести последний удар.
Несмотря на все желание выиграть, Велисарий был осторожен и ехал медленно. Время есть, есть время. Немного, но достаточно. Он не хотел, чтобы погибли лишние кони.
Не дожидаясь его приказа, Валентин и Анастасий заставили сбавить скорость тех, кто горел желанием пустить коней побыстрее. Время есть. Есть время. Немного, но достаточно.
Когда они обогнули западный склон горы, две тысячи кавалеристов из собственной армии Велисария присоединились к ним. Теперь у него была ударная сила из четырех тысяч человек, еще не вкусивших крови и уверенных в себе, на свежих лошадях.
Велисарий увидел маленькую фигурку, стоявшую на склоне и наблюдающую, как мимо проезжает армия. Менандр все еще на посту, который он так не хотел занимать. Даже с такого расстояния, как подумал Велисарий, он различил горький упрек на лице паренька.
«Прости, парень. Но ты еще получишь свою долю крови в будущем. И вот это меня на самом деле расстраивает».
Теперь его силы огибали северный склон горы. Они уже проехали практически мимо всех рядов и были готовы врезаться в незащищенный правый фланг врага.
Они выехали из-за горы с Велисарием во главе. Центр поля все еще закрывала пыль, но теперь римляне видели персидских лучников-наездников, пытавшихся штурмовать гору. Там уже полегло много народу и было очевидно: персы теряют мужество.
Вскоре они испытали настоящий ужас. Четыре тысячи римских копьеносцев пробирались сквозь лучников-наездников, даже не останавливаясь. Мгновения спустя они исчезли в пыли, нацеливаясь на персидских копьеносцев, сгрудившихся в центре.
Велисарий наполовину повернулся в седле и дал сигнал следовавшим за ним. Трубачи протрубили приказ на фронтальную атаку. Звук их труб оказался слабым на фоне режущего барабанные перепонки бедлама на поле брани.
Но несмотря на весь шум, полководец слышал разговор Валентина с Анастасием, следующих прямо за ним.
— Я тебе говорил, — донесся голос Валентина.
Анастасий буркнул что-то неразличимое. Валентин ответил себе под нос.
— Вы это о чем? — спросил Велисарий. — Я что-то не уловил.
Валентин молчал.
— Мне кажется, он сказал: черт побери отважных полководцев, — заявил Анастасий.
Валентин зашипел.
— Но может, и нет, — продолжал Анастасий. — Шумно. Может, этот хладнокровный маленький убийца сказал: черт побери эту казну. Конечно, идиотская вещь, чтобы говорить на поле брани. Но он…
Больше Велисарий ничего не расслышал. В пыли замаячил первый персидский копьеносец, повернувшийся к ним спиной. Велисарий высоко поднял копье и пронзил им сердце перса. Враг свалился с лошади, забрав с собой свое копье.
Еще один перс наполовину повернулся вправо. Велисарий вырвал длинный меч из ножен и тем же движением отрубил руку врага.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119