Насчет эмиссара…
Запонка подмигнула. Сигнал к отступлению. Он сказал слишком много. Но слишком много – о чем? Когда они поднимались из-за стола, на лице Дженниса промелькнула презрительная усмешка.
Вашильки только что зашла в лабиринт – прекрасно видимая сквозь прозрачную стену. Рама и Гюльшен болтали на другой стороне у входа. Видья угрюмо слонялся по детской.
– Так они пакистанцы! Беженцы? Или жертвы стихийного бедствия? Черт возьми, но ведь вы спасли их!
– Совершенно с вами согласна, мистер Цвинглер, – защебетала Дороти, как член женсовета во время посещения сиротского дома. – Какая жизнь их ожидала, кроме лишений и скорой гибели? Я всегда говорила Крису.
По мере того как Вашильки углублялась в коридор, стены понемногу обесцвечивали контуры ее тела – они наливались желтушным цветом, и вскоре силуэт девочки четко обозначился в сознании Соула. Ока продиралась сквозь лабиринт иссохших до костей ног, выпученных от голода животов и мертвенно-пустых глаз миллионов и миллионов детей, выброшенных на свалку истории двадцатого века. Но разве спасти четверых – здравый довод для оправдания существования этого «дна» стран третьего мира – привычного понятия широких масс прогрессивной общественности? Почему бы, кажется, не набрести на эту мысль и Пьеру? Забрать четверых детей, говорящих на языке шемахоя, в надежное место вроде этого?
– Крис, можно послушать, что они говорят?
– Что?.. Ах, да – одну минуту.
Соул покопался в аудиопанели на стене и передал Цвинглеру наушники.
Американец стал слушать, глубокомысленно выпятив губы. Ричард Дженнис тем временем направился к своим владениям – территории другого мира…
– Да. Это – что-то. Детка, да ты совсем незнакома с синтаксисом!
Вашильки достигла середины лабиринта. Теперь она стояла неподалеку от Оракула, разговаривая с высоким столбом.
– Ребенок говорит… что-то про дождь?
– Дождь создает та же система. Разбрызгиватели. Нечто вроде сильного душа. Вы бы видели, как они радуются. Тут у них начинается настоящий бал.
– Прекрасно. Ну а, скажем, как работает эта штука, речевая маска, о которой вы рассказывали?
– Мы проходим через речевые движения. Однако при этом только субвокализуем слова. Маска задерживает слова, проводит их через компьютер и затем ресинтезирует в предложения, произносимые вслух в зачаточной, имбеддинговой форме. Маски связаны с компьютером каналом радиосвязи.
– Превосходно – если дети, конечно, не могут читать по губам…
– Об этом мы тоже подумали. Почему и назвали данное устройство маской. Единственное место, где они видят, как двигаются наши губы, это обучающий экран.
Цвинглер приложил наушники к другому уху.
– Интересно, насколько глубоко может зайти этот имбеддинг? Будут ли детишки менять ваши «коррекции», выравнивая их по норме?
– Тогда, – веско произнес Соул, точно врач, ставящий диагноз, – мы вплотную приблизимся к идее существования в мозгу языка-универсума, источника всех возможных языков.
– Вы имеете в виду – всех возможных человеческих языков, не так ли, Крис?
Соул рассмеялся. Вопрос для обсуждения был беспредметен.
– Хорошо, давайте тогда так. Вероятно, все языки эволюционируют на тех же основаниях, что и наши, земные. Но я не могу поручиться за языки, которые зародились в голове какой-нибудь кремниевой саламандры на другом конце вселенной!
– Может быть, подобные существа будут использовать печатающие системы, бинарные структуры, мыслить подобно компьютеру? – задумчиво пробормотал Цвинглер, очевидно принимая шутку всерьез. Видья вышел из лабиринта, подошел к большой оранжевой кукле и поставил ее на ноги. Ростом она достигала ему до плеч. Он поковырялся у нее в боку, и кукла развалилась на части. Он вытащил куклу размерами поменьше, красного цвета, поставил рядом с первой, туловище которой вновь закрыл. Вторая кукла была на голову меньше первой.
– Обучающие средства, – пояснял Соул, принимая из рук Цвинглера наушники и вешая их на место. – В куклы вмонтированы блоки памяти, где записано несколько десятков сказочных историй. Нажимая кнопки, скрытые в теле самой большой куклы, можно настроить ее на одну из историй. Но хитрость вот в чем: они должны перебрать весь механизм кукол, чтобы получить продолжение истории. Сказка оказывается, таким образом, лингвистически имбеддинговой, внедренной, точно так же, как и куклы. Всего их семь штук. Смотрите, сейчас он распаковывает номер третий…
Цвинглер был все еще занят размышлениями вслух на тему собственной идеи компьютерных языков.
– Лингвистически это несостоятельно, – заметил Россон. – Видите ли, в чем дело: мозг связывает данные в многослойных сочетаниях. Что и отражается в языке. В то время как у компьютера – разные адресные бирки для каждого байта данных. По сути, и сам имбеддинг Криса осуществим лишь потому, что мозг ни в коей мере не подобен компьютеру. Он не должен знать, как взаимодействовать с поступающими данными, потому что ключ для такого контакта заложен слишком глубоко – и мозг не может сохранять их долго, даже при использовании ПСС…
Пока он говорил, Дороти начала понемногу вытеснять американца из мира Соула, забирая в свою маленькую империю: расхаживала перед ним, точно несушка перед петухом, а затем, не выдержав, откровенно дернула его за рукав.
– Идейные ассоциации. В них вся проблема, – закудахтала она. – Словам несвойственно иметь много значений. Конечно, мы можем попробовать обучать форме «грюблина», чтобы измерить логическую ценность…
– Нечто вроде сыра с душком, – хмыкнул Цвинглер.
– Совершенно верно! «Грюблин» – форма английского. Со специально подобранными словами вроде «grue» и «blеtn». Например, «grue» будет называться то, что при проверке оказалось зеленым, или же то, что без проверки производило впечатление голубого или a priori является голубым. Но подобные идеи – увы – чрезвычайно сложны для ребенка…
– Так значит, все-таки луна сделана из зеленого сыра?
– Простите?
– Ведь этот «грюблин» – фантазия, как и луна, сделанная из сыра.
– Мы не настолько наивны, чтобы обучать «грюблину», мистер Цвинглер. Я пытаюсь определить пути поиска для успешного продвижения в этой области науки…
Дороти вывела Цвинглера в коридор, точно пастух – овечку. Она сделала это при помощи целой серии утонченных, логически отточенных приемов, пока Соул, задержавшись у своего мира, наблюдал за Видьей. Что-то обеспокоило его в поведении мальчика. Что-то странное. Он двигался точно заведенный механизм. В его поведении чувствовалось бессмысленное механическое начало.
Видья наконец выстроил семь кукол в один ряд. Лицо его замерло, превратилось в маску, и он сурово уставился на меньшую по росту куклу.
Прошла минута.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Запонка подмигнула. Сигнал к отступлению. Он сказал слишком много. Но слишком много – о чем? Когда они поднимались из-за стола, на лице Дженниса промелькнула презрительная усмешка.
Вашильки только что зашла в лабиринт – прекрасно видимая сквозь прозрачную стену. Рама и Гюльшен болтали на другой стороне у входа. Видья угрюмо слонялся по детской.
– Так они пакистанцы! Беженцы? Или жертвы стихийного бедствия? Черт возьми, но ведь вы спасли их!
– Совершенно с вами согласна, мистер Цвинглер, – защебетала Дороти, как член женсовета во время посещения сиротского дома. – Какая жизнь их ожидала, кроме лишений и скорой гибели? Я всегда говорила Крису.
По мере того как Вашильки углублялась в коридор, стены понемногу обесцвечивали контуры ее тела – они наливались желтушным цветом, и вскоре силуэт девочки четко обозначился в сознании Соула. Ока продиралась сквозь лабиринт иссохших до костей ног, выпученных от голода животов и мертвенно-пустых глаз миллионов и миллионов детей, выброшенных на свалку истории двадцатого века. Но разве спасти четверых – здравый довод для оправдания существования этого «дна» стран третьего мира – привычного понятия широких масс прогрессивной общественности? Почему бы, кажется, не набрести на эту мысль и Пьеру? Забрать четверых детей, говорящих на языке шемахоя, в надежное место вроде этого?
– Крис, можно послушать, что они говорят?
– Что?.. Ах, да – одну минуту.
Соул покопался в аудиопанели на стене и передал Цвинглеру наушники.
Американец стал слушать, глубокомысленно выпятив губы. Ричард Дженнис тем временем направился к своим владениям – территории другого мира…
– Да. Это – что-то. Детка, да ты совсем незнакома с синтаксисом!
Вашильки достигла середины лабиринта. Теперь она стояла неподалеку от Оракула, разговаривая с высоким столбом.
– Ребенок говорит… что-то про дождь?
– Дождь создает та же система. Разбрызгиватели. Нечто вроде сильного душа. Вы бы видели, как они радуются. Тут у них начинается настоящий бал.
– Прекрасно. Ну а, скажем, как работает эта штука, речевая маска, о которой вы рассказывали?
– Мы проходим через речевые движения. Однако при этом только субвокализуем слова. Маска задерживает слова, проводит их через компьютер и затем ресинтезирует в предложения, произносимые вслух в зачаточной, имбеддинговой форме. Маски связаны с компьютером каналом радиосвязи.
– Превосходно – если дети, конечно, не могут читать по губам…
– Об этом мы тоже подумали. Почему и назвали данное устройство маской. Единственное место, где они видят, как двигаются наши губы, это обучающий экран.
Цвинглер приложил наушники к другому уху.
– Интересно, насколько глубоко может зайти этот имбеддинг? Будут ли детишки менять ваши «коррекции», выравнивая их по норме?
– Тогда, – веско произнес Соул, точно врач, ставящий диагноз, – мы вплотную приблизимся к идее существования в мозгу языка-универсума, источника всех возможных языков.
– Вы имеете в виду – всех возможных человеческих языков, не так ли, Крис?
Соул рассмеялся. Вопрос для обсуждения был беспредметен.
– Хорошо, давайте тогда так. Вероятно, все языки эволюционируют на тех же основаниях, что и наши, земные. Но я не могу поручиться за языки, которые зародились в голове какой-нибудь кремниевой саламандры на другом конце вселенной!
– Может быть, подобные существа будут использовать печатающие системы, бинарные структуры, мыслить подобно компьютеру? – задумчиво пробормотал Цвинглер, очевидно принимая шутку всерьез. Видья вышел из лабиринта, подошел к большой оранжевой кукле и поставил ее на ноги. Ростом она достигала ему до плеч. Он поковырялся у нее в боку, и кукла развалилась на части. Он вытащил куклу размерами поменьше, красного цвета, поставил рядом с первой, туловище которой вновь закрыл. Вторая кукла была на голову меньше первой.
– Обучающие средства, – пояснял Соул, принимая из рук Цвинглера наушники и вешая их на место. – В куклы вмонтированы блоки памяти, где записано несколько десятков сказочных историй. Нажимая кнопки, скрытые в теле самой большой куклы, можно настроить ее на одну из историй. Но хитрость вот в чем: они должны перебрать весь механизм кукол, чтобы получить продолжение истории. Сказка оказывается, таким образом, лингвистически имбеддинговой, внедренной, точно так же, как и куклы. Всего их семь штук. Смотрите, сейчас он распаковывает номер третий…
Цвинглер был все еще занят размышлениями вслух на тему собственной идеи компьютерных языков.
– Лингвистически это несостоятельно, – заметил Россон. – Видите ли, в чем дело: мозг связывает данные в многослойных сочетаниях. Что и отражается в языке. В то время как у компьютера – разные адресные бирки для каждого байта данных. По сути, и сам имбеддинг Криса осуществим лишь потому, что мозг ни в коей мере не подобен компьютеру. Он не должен знать, как взаимодействовать с поступающими данными, потому что ключ для такого контакта заложен слишком глубоко – и мозг не может сохранять их долго, даже при использовании ПСС…
Пока он говорил, Дороти начала понемногу вытеснять американца из мира Соула, забирая в свою маленькую империю: расхаживала перед ним, точно несушка перед петухом, а затем, не выдержав, откровенно дернула его за рукав.
– Идейные ассоциации. В них вся проблема, – закудахтала она. – Словам несвойственно иметь много значений. Конечно, мы можем попробовать обучать форме «грюблина», чтобы измерить логическую ценность…
– Нечто вроде сыра с душком, – хмыкнул Цвинглер.
– Совершенно верно! «Грюблин» – форма английского. Со специально подобранными словами вроде «grue» и «blеtn». Например, «grue» будет называться то, что при проверке оказалось зеленым, или же то, что без проверки производило впечатление голубого или a priori является голубым. Но подобные идеи – увы – чрезвычайно сложны для ребенка…
– Так значит, все-таки луна сделана из зеленого сыра?
– Простите?
– Ведь этот «грюблин» – фантазия, как и луна, сделанная из сыра.
– Мы не настолько наивны, чтобы обучать «грюблину», мистер Цвинглер. Я пытаюсь определить пути поиска для успешного продвижения в этой области науки…
Дороти вывела Цвинглера в коридор, точно пастух – овечку. Она сделала это при помощи целой серии утонченных, логически отточенных приемов, пока Соул, задержавшись у своего мира, наблюдал за Видьей. Что-то обеспокоило его в поведении мальчика. Что-то странное. Он двигался точно заведенный механизм. В его поведении чувствовалось бессмысленное механическое начало.
Видья наконец выстроил семь кукол в один ряд. Лицо его замерло, превратилось в маску, и он сурово уставился на меньшую по росту куклу.
Прошла минута.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64