После утомительного дня ночевали тут же, на опытном поле, в выстроенном громадном здании промышленного цеха, превращенного временно в общежитие. Внутри здания не было перегородок; спали не выбирая места, где придется.
Опытное поле представляло собой ровную необозримую площадку примерно в 400 квадратных километров. В центре ее была построена металлическая башня высотой в 30 метров, на которой устанавливалось «изделие» {21}. Все поле было обнесено проволочным заграждением радиусом 10 километров, постоянно охранялось по периметру. Оно было разделено на сектора, в которых размещались боевая техника, вооружение и различные инженерные сооружения. По северо-восточному и юго-восточному радиусам были построены приборные сооружения («башни»), в которых устанавливались измерительные приборы и автоматическая скоростная оптическая аппаратура. Часть датчиков и индикаторов устанавливалась открыто, а часть — в боевой технике и вооружении.
По северо-восточному радиусу открыто на местности размещалась основная группа животных — лошадей, овец, поросят, собак, морских свинок, белых мышей. Большая группа животных находилась в боевой технике и инженерных сооружениях: в танках, траншеях, на артиллерийских позициях, в дотах, а также в двух трехэтажных домах и промцехе, построенных на дистанции 800, 1200 и 1500 метров по северо-восточному радиусу.
В секторах, отведенных под тот или иной вид техники, на дистанции от 250 метров до 3 километров устанавливались самолеты различных типов, а также поднятые в воздух на тросах аэростаты с гирляндами измерительных приборов, танки Т-34, артиллерийские орудия, в том числе зенитные, и минометы, надстройки боевых кораблей, образцы химического вооружения, образцы техники, связи, многие виды продовольственного и вещевого снабжения, окопы, блиндажи, траншеи и т. д., и т. п.
В центре поля, непосредственно под башней, на горизонтах 10, 20 и 30 метров под землей были проложены подземные галереи длиной примерно по 30—40 метров.
Все это при испытании первого «изделия» не только позволило определить мощность атомного взрыва, его основные физические параметры, но и проверить устойчивость к воздействию взрыва основных видов вооружения и боевой техники, а также защитные свойства различных сооружений и танков при воздействии поражающих факторов взрыва на личный состав, находящийся в этих объектах.
При подготовке к атомному взрыву большое внимание уделялось программному автомату (АП), устройству для дистанционного включения всей измерительной аппаратуры опытного поля и синхронного с ним включения подрыва атомного зарядов. От надежности АП зависело очень многое: если автомат не сработает, это означает провал всего эксперимента, к которому столь напряженно, упорно готовились.
Поэтому, когда перед испытанием бомбы прибыла Государственная комиссия во главе с М. Г. Первухиным, ее члены весьма придирчиво проверяли надежность и готовность программного автомата. Более того, персональную ответственность за его эксплуатацию возложили на оператора, который должен был нажать кнопку пуска, — С. Л. Давыдова. Для него это решение, видимо, было не самым радостным. К тому же на полигон прибыл член Политбюро ЦК ВКП(б), министр внутренних дел Л. П. Берия. Он познакомился с полигоном и посетил командный пункт. Берии, очевидно, понравился АП, и он заявил, что во время взрыва будет находиться в аппаратной. Его решение еще более усилило нервозность пусковой команды, в первую очередь, конечно, Давыдова. И без присутствия Берии обстановка в аппаратной обещала быть напряженной. Но как заставить министра изменить свое решение? Было решено написать специальную инструкцию, по которой в аппаратной во время эксперимента не должно быть никого, кто не занят непосредственно работой, и что аппаратная изнутри запирается на ключ. Инструкция, которую утвердил Курчатов, сработала безотказно: Берия и не пытался проникнуть в аппаратную.
Но если с Берией в данном случае все обошлось благополучно, это не означало, что у руководящего состава полигона отношения с «органами» всегда складывались гладко. Начальник опытного поля Б. М. Малютов впоследствии писал:
«В период подготовки опытного поля к первому атомному взрыву мне очень близко пришлось столкнуться с действиями „органов“, опекаемых генерал-лейтенантом П. Ф. Мешиком. Препятствия, чинимые „органами“ при посылке офицеров с полигона на базу снабжения в Жана-Семей и при согласовании программ измерений, заставили меня заявить Мешику резкий протест по поводу действий его подчиненных. При одной из стычек с Мешиком, как помню, я заявил ему: „Вы, видимо, поставлены здесь для того, чтобы предотвратить утечку секретной информации и, видимо, только для этого. На нас же возложена задача как можно полнее отразить и зафиксировать результаты испытаний и в то же время предотвратить утечку секретной информации. Если вы не доверяете нам, ставьте вопрос о нашей замене людьми, пользующимися вашим доверием. А так, то есть в обстановке, созданной опекаемыми вами «органами“, работать продуктивно нельзя.
Апогеем наших стычек с «органами» явилось их требование буквально за неделю до взрыва освободить от обязанностей семерых начальников лабораторий. Это требование настолько возмутило меня, что я решил обратиться непосредственно к председателю Государственной комиссии, проверявшей готовность полигона к испытанию, министру М. Г. Первухину, и попросить его вмешаться в это дело. К его чести, он разобрался в этом деле и, видимо, дал серьезный нагоняй старшему представителю «органов» при полигоне» {22}.
Во всяком случае, все «подозреваемые» начальники лабораторий остались на месте. Но несколько десятков сотрудников полигона все же были высланы по требованию Мешика накануне атомных испытаний.
Накануне первого испытания советской атомной бомбы высшее руководство решило провести генеральную репетицию. Она была назначена на 27 августа. Все службы и подразделения должны были работать так же, как в день проведения взрыва. 27 августа приступили к подготовке приборных сооружений. Подзаряжались аккумуляторные батареи, настраивались установленные в сооружениях приборы. После обеда специально образованные комиссии приступили к окончательной проверке и опечатыванию сооружений. Эта процедура длилась весь день и закончилась поздно ночью.
Кроме того, потребовалось привлечь очень много людей и транспортных средств для перевозки и размещения на поле огромного количества вооружения, имущества, животных. Нужно было развернуть службу радиационной безопасности, а также комендантскую службу учета въезжающих на опытное поле и выезжающих с него: ведь на поле не должно было быть оставлено ни одного человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132
Опытное поле представляло собой ровную необозримую площадку примерно в 400 квадратных километров. В центре ее была построена металлическая башня высотой в 30 метров, на которой устанавливалось «изделие» {21}. Все поле было обнесено проволочным заграждением радиусом 10 километров, постоянно охранялось по периметру. Оно было разделено на сектора, в которых размещались боевая техника, вооружение и различные инженерные сооружения. По северо-восточному и юго-восточному радиусам были построены приборные сооружения («башни»), в которых устанавливались измерительные приборы и автоматическая скоростная оптическая аппаратура. Часть датчиков и индикаторов устанавливалась открыто, а часть — в боевой технике и вооружении.
По северо-восточному радиусу открыто на местности размещалась основная группа животных — лошадей, овец, поросят, собак, морских свинок, белых мышей. Большая группа животных находилась в боевой технике и инженерных сооружениях: в танках, траншеях, на артиллерийских позициях, в дотах, а также в двух трехэтажных домах и промцехе, построенных на дистанции 800, 1200 и 1500 метров по северо-восточному радиусу.
В секторах, отведенных под тот или иной вид техники, на дистанции от 250 метров до 3 километров устанавливались самолеты различных типов, а также поднятые в воздух на тросах аэростаты с гирляндами измерительных приборов, танки Т-34, артиллерийские орудия, в том числе зенитные, и минометы, надстройки боевых кораблей, образцы химического вооружения, образцы техники, связи, многие виды продовольственного и вещевого снабжения, окопы, блиндажи, траншеи и т. д., и т. п.
В центре поля, непосредственно под башней, на горизонтах 10, 20 и 30 метров под землей были проложены подземные галереи длиной примерно по 30—40 метров.
Все это при испытании первого «изделия» не только позволило определить мощность атомного взрыва, его основные физические параметры, но и проверить устойчивость к воздействию взрыва основных видов вооружения и боевой техники, а также защитные свойства различных сооружений и танков при воздействии поражающих факторов взрыва на личный состав, находящийся в этих объектах.
При подготовке к атомному взрыву большое внимание уделялось программному автомату (АП), устройству для дистанционного включения всей измерительной аппаратуры опытного поля и синхронного с ним включения подрыва атомного зарядов. От надежности АП зависело очень многое: если автомат не сработает, это означает провал всего эксперимента, к которому столь напряженно, упорно готовились.
Поэтому, когда перед испытанием бомбы прибыла Государственная комиссия во главе с М. Г. Первухиным, ее члены весьма придирчиво проверяли надежность и готовность программного автомата. Более того, персональную ответственность за его эксплуатацию возложили на оператора, который должен был нажать кнопку пуска, — С. Л. Давыдова. Для него это решение, видимо, было не самым радостным. К тому же на полигон прибыл член Политбюро ЦК ВКП(б), министр внутренних дел Л. П. Берия. Он познакомился с полигоном и посетил командный пункт. Берии, очевидно, понравился АП, и он заявил, что во время взрыва будет находиться в аппаратной. Его решение еще более усилило нервозность пусковой команды, в первую очередь, конечно, Давыдова. И без присутствия Берии обстановка в аппаратной обещала быть напряженной. Но как заставить министра изменить свое решение? Было решено написать специальную инструкцию, по которой в аппаратной во время эксперимента не должно быть никого, кто не занят непосредственно работой, и что аппаратная изнутри запирается на ключ. Инструкция, которую утвердил Курчатов, сработала безотказно: Берия и не пытался проникнуть в аппаратную.
Но если с Берией в данном случае все обошлось благополучно, это не означало, что у руководящего состава полигона отношения с «органами» всегда складывались гладко. Начальник опытного поля Б. М. Малютов впоследствии писал:
«В период подготовки опытного поля к первому атомному взрыву мне очень близко пришлось столкнуться с действиями „органов“, опекаемых генерал-лейтенантом П. Ф. Мешиком. Препятствия, чинимые „органами“ при посылке офицеров с полигона на базу снабжения в Жана-Семей и при согласовании программ измерений, заставили меня заявить Мешику резкий протест по поводу действий его подчиненных. При одной из стычек с Мешиком, как помню, я заявил ему: „Вы, видимо, поставлены здесь для того, чтобы предотвратить утечку секретной информации и, видимо, только для этого. На нас же возложена задача как можно полнее отразить и зафиксировать результаты испытаний и в то же время предотвратить утечку секретной информации. Если вы не доверяете нам, ставьте вопрос о нашей замене людьми, пользующимися вашим доверием. А так, то есть в обстановке, созданной опекаемыми вами «органами“, работать продуктивно нельзя.
Апогеем наших стычек с «органами» явилось их требование буквально за неделю до взрыва освободить от обязанностей семерых начальников лабораторий. Это требование настолько возмутило меня, что я решил обратиться непосредственно к председателю Государственной комиссии, проверявшей готовность полигона к испытанию, министру М. Г. Первухину, и попросить его вмешаться в это дело. К его чести, он разобрался в этом деле и, видимо, дал серьезный нагоняй старшему представителю «органов» при полигоне» {22}.
Во всяком случае, все «подозреваемые» начальники лабораторий остались на месте. Но несколько десятков сотрудников полигона все же были высланы по требованию Мешика накануне атомных испытаний.
Накануне первого испытания советской атомной бомбы высшее руководство решило провести генеральную репетицию. Она была назначена на 27 августа. Все службы и подразделения должны были работать так же, как в день проведения взрыва. 27 августа приступили к подготовке приборных сооружений. Подзаряжались аккумуляторные батареи, настраивались установленные в сооружениях приборы. После обеда специально образованные комиссии приступили к окончательной проверке и опечатыванию сооружений. Эта процедура длилась весь день и закончилась поздно ночью.
Кроме того, потребовалось привлечь очень много людей и транспортных средств для перевозки и размещения на поле огромного количества вооружения, имущества, животных. Нужно было развернуть службу радиационной безопасности, а также комендантскую службу учета въезжающих на опытное поле и выезжающих с него: ведь на поле не должно было быть оставлено ни одного человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132