К тому же с ноября 1950-го промышленные объекты Северного Китая, мосты через Ялу и прилегающие к границе территории начал прикрывать с воздуха советский 64-й истребительный авиакорпус, действуя в своей зоне успешно. Под ударами частей КНДР и КНР американские войска в условиях зимы и отсутствия сети дорог начали отступать. Снабжение нарушилось, потери росли. 6 декабря войска Ким Ир Сена овладели Пхеньяном, а в конце года вышли на 38-ю параллель. Главнокомандующий «войсками ООН» (так именовались противники КНДР) генерал Макартур требовал от Вашингтона разрешения развернуть войну против КНР, подвергнуть бомбардировкам с воздуха объекты на территории Китая, а по крупным городам нанести атомные удары.
На первых порах президент Трумэн, казалось, разделял взгляды Макартура. На пресс-конференции 30 ноября 1950 года он заявил о готовности США предпринять «все необходимые меры, которые потребует военная обстановка». Его спросили: «Включают ли эти меры использование атомной бомбы?» Он ответил: «Это включает все виды оружия, которые мы имеем». На повторный вопрос: «Означает ли это, что обсуждается возможность применения бомбы?», президент ответил, что «ее использование всегда активно обсуждается» {100}.
Это заявление Трумэна не на шутку встревожило западных партнеров, особенно Лондон. Слова президента США истолковали как намек на возможность 3-й мировой войны. В английской палате общин разгорелись бурные дебаты. 100 парламентариев-лейбористов выступали с протестом против применения атомной бомбы. Премьер-министр К. Эттли срочно вылетел в Вашингтон для встречи с президентом США. Он рассчитывал, что Трумэн даст ему обещание консультироваться с Лондоном в вопросе атомных ударов по Китаю. Однако президент дал согласие только информировать правительство Великобритании о «ходе событий, которые могут привести к изменению обстановки». В совместном коммюнике, опубликованном после переговоров Трумэна и Эттли (8 декабря), говорилось: «Президент надеется, что международная обстановка никогда не потребует применения атомной бомбы» {101}. Но главным и для него было, конечно, опасение, что применение атомной бомбы может вызвать ответную реакцию Советского Союза. Впоследствии Г. Трумэн писал в своим мемуарах:
«Если бы мы решили распространить войну на Китай, то должны были бы ожидать возмездия. Пекин и Москва как идеологически, так и в соответствии с договорами, являлись союзниками. Если бы мы начали атаковать коммунистический Китай, мы должны были бы ожидать русского вмешательства» {102}.
Такого же мнения придерживался и государственный секретарь Дж. Маршалл. Когда в конгрессе ему был задан вопрос, санкционировал бы он атомную бомбардировку Маньчжурии, если бы был уверен в невмешательстве СССР в конфликт, он ответил: «Если бы не было никакой опасности вмешательства СССР, то упомянутые вами бомбардировки начались бы без всякого промедления» {103}. Но вопрос об атомной бомбе был снят еще и потому, что в ходе сражений зимой и весной 1951 года северокорейцы вновь захватили Сеул и Инчхон, а затем под ударами американо-южнокорейских войск были снова оттеснены к 38-й параллели. К лету того года линия фронта почти застыла, колеблясь в районе 38-й параллели. Создались возможности для переговоров о перемирии.
Но раньше, в ноябре 1950 года, повод для тревоги английского премьера, безусловно, был. И не только потому, что СССР в 1949-м стал атомной державой, но и потому, что в конце 40-х он обладал уже носителями атомной бомбы, способными поражать цели на всю глубину Западной Европы, а также Аляски. Не случайно генерал Андерсон, докладывая министру обороны США Саймингтону в апреле 1950 года, упоминал Аляску как уязвимый для авиации СССР район.
Действительно, Советский Союз, создав атомную бомбу, стремился иметь такие бомбардировщики, которые могли бы поражать важные цели потенциального противника хотя бы на его передовых базах. Нужны были средства доставки атомного заряда до объекта удара. Советская авиация середины 40-х имела в основном тактические бомбардировщики, предназначенные для поддержки сухопутных войск на театрах военных действий. Однако теперь нужны были такие самолеты, которые смогли бы донести атомную бомбу не только до глубокого тыла стран НАТО, но и до Американского континента. Таких самолетов не было. Американский истеблишмент удерживали в развязывании воздушно-атомной войны против СССР только мощные советские танковые армии, стоявшие в центре Европы.
В такой обстановке советское руководство торопилось создать бомбардировщик дальнего действия. Было принято решение скопировать американский В-29 — четыре самолета были интернированы на нашем Дальнем Востоке после их вынужденных посадок из-за повреждений, полученных при бомбардировках Японии.
В начале июня 1945 года Туполев и его первый заместитель Александр Архангельский были вызваны в Кремль к Сталину. По воспоминаниям Архангельского, Хозяин сразу перешел к сути дела: «Товарищ Туполев, мы приняли решение скопировать бомбардировщик В-29; подробности узнаете у Шахурина». Туполев, растерявшийся от столь неожиданного поворота событий, подавленно молчал. Тогда Архангельский, понимая, что никакие возражения уже не помогут, с деланным воодушевлением ответил, что «задание партии и правительства будет, безусловно, выполнено».
6 июня вышло решение ГКО, согласно которому КБ Туполева поручалось организовать производство «близнеца В-29 — Б-4 („бомбардировщик четырехмоторный“). Всем наркоматам, ведомствам, конструкторским бюро, заводам и другим организациям предписывалось скрупулезно, по требованиям КБ Туполева, воспроизвести буквально все, из чего состоял В-29: материалы, агрегаты и приборы. Заканчивалось это, надо сказать, историческое решение двумя пунктами: Туполеву — через год завершить выпуск всей необходимой технической документации, а директору Казанского авиазавода Окулову — еще через год построить первую серию из 20 машин.
Военные летчики перегнали три восстановленные «сверхкрепости» в Москву. То были не возможные носители атомных бомб, а обычные серийные самолеты. В самом большом ангаре на Центральном аэродроме первый самолет был полностью разобран, его детали использованы для выпуска чертежей, а «начинку» — приборы и оборудование — передали в специализированные организации. Второй самолет использовался для уточнения летных данных и тренировки экипажей будущих Б-4, а третий был сохранен как дубликат на случай аварии второго самолета.
Вскоре стало ясно, что без коренного изменения технологии наших авиационных и металлургических заводов и других предприятий воспроизвести этот самолет не удастся. Подавляющее большинство технических решений, материалов и приборов, примененных фирмой «Боинг» при разработке В-29, были совершенно новыми для отечественной промышленности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132
На первых порах президент Трумэн, казалось, разделял взгляды Макартура. На пресс-конференции 30 ноября 1950 года он заявил о готовности США предпринять «все необходимые меры, которые потребует военная обстановка». Его спросили: «Включают ли эти меры использование атомной бомбы?» Он ответил: «Это включает все виды оружия, которые мы имеем». На повторный вопрос: «Означает ли это, что обсуждается возможность применения бомбы?», президент ответил, что «ее использование всегда активно обсуждается» {100}.
Это заявление Трумэна не на шутку встревожило западных партнеров, особенно Лондон. Слова президента США истолковали как намек на возможность 3-й мировой войны. В английской палате общин разгорелись бурные дебаты. 100 парламентариев-лейбористов выступали с протестом против применения атомной бомбы. Премьер-министр К. Эттли срочно вылетел в Вашингтон для встречи с президентом США. Он рассчитывал, что Трумэн даст ему обещание консультироваться с Лондоном в вопросе атомных ударов по Китаю. Однако президент дал согласие только информировать правительство Великобритании о «ходе событий, которые могут привести к изменению обстановки». В совместном коммюнике, опубликованном после переговоров Трумэна и Эттли (8 декабря), говорилось: «Президент надеется, что международная обстановка никогда не потребует применения атомной бомбы» {101}. Но главным и для него было, конечно, опасение, что применение атомной бомбы может вызвать ответную реакцию Советского Союза. Впоследствии Г. Трумэн писал в своим мемуарах:
«Если бы мы решили распространить войну на Китай, то должны были бы ожидать возмездия. Пекин и Москва как идеологически, так и в соответствии с договорами, являлись союзниками. Если бы мы начали атаковать коммунистический Китай, мы должны были бы ожидать русского вмешательства» {102}.
Такого же мнения придерживался и государственный секретарь Дж. Маршалл. Когда в конгрессе ему был задан вопрос, санкционировал бы он атомную бомбардировку Маньчжурии, если бы был уверен в невмешательстве СССР в конфликт, он ответил: «Если бы не было никакой опасности вмешательства СССР, то упомянутые вами бомбардировки начались бы без всякого промедления» {103}. Но вопрос об атомной бомбе был снят еще и потому, что в ходе сражений зимой и весной 1951 года северокорейцы вновь захватили Сеул и Инчхон, а затем под ударами американо-южнокорейских войск были снова оттеснены к 38-й параллели. К лету того года линия фронта почти застыла, колеблясь в районе 38-й параллели. Создались возможности для переговоров о перемирии.
Но раньше, в ноябре 1950 года, повод для тревоги английского премьера, безусловно, был. И не только потому, что СССР в 1949-м стал атомной державой, но и потому, что в конце 40-х он обладал уже носителями атомной бомбы, способными поражать цели на всю глубину Западной Европы, а также Аляски. Не случайно генерал Андерсон, докладывая министру обороны США Саймингтону в апреле 1950 года, упоминал Аляску как уязвимый для авиации СССР район.
Действительно, Советский Союз, создав атомную бомбу, стремился иметь такие бомбардировщики, которые могли бы поражать важные цели потенциального противника хотя бы на его передовых базах. Нужны были средства доставки атомного заряда до объекта удара. Советская авиация середины 40-х имела в основном тактические бомбардировщики, предназначенные для поддержки сухопутных войск на театрах военных действий. Однако теперь нужны были такие самолеты, которые смогли бы донести атомную бомбу не только до глубокого тыла стран НАТО, но и до Американского континента. Таких самолетов не было. Американский истеблишмент удерживали в развязывании воздушно-атомной войны против СССР только мощные советские танковые армии, стоявшие в центре Европы.
В такой обстановке советское руководство торопилось создать бомбардировщик дальнего действия. Было принято решение скопировать американский В-29 — четыре самолета были интернированы на нашем Дальнем Востоке после их вынужденных посадок из-за повреждений, полученных при бомбардировках Японии.
В начале июня 1945 года Туполев и его первый заместитель Александр Архангельский были вызваны в Кремль к Сталину. По воспоминаниям Архангельского, Хозяин сразу перешел к сути дела: «Товарищ Туполев, мы приняли решение скопировать бомбардировщик В-29; подробности узнаете у Шахурина». Туполев, растерявшийся от столь неожиданного поворота событий, подавленно молчал. Тогда Архангельский, понимая, что никакие возражения уже не помогут, с деланным воодушевлением ответил, что «задание партии и правительства будет, безусловно, выполнено».
6 июня вышло решение ГКО, согласно которому КБ Туполева поручалось организовать производство «близнеца В-29 — Б-4 („бомбардировщик четырехмоторный“). Всем наркоматам, ведомствам, конструкторским бюро, заводам и другим организациям предписывалось скрупулезно, по требованиям КБ Туполева, воспроизвести буквально все, из чего состоял В-29: материалы, агрегаты и приборы. Заканчивалось это, надо сказать, историческое решение двумя пунктами: Туполеву — через год завершить выпуск всей необходимой технической документации, а директору Казанского авиазавода Окулову — еще через год построить первую серию из 20 машин.
Военные летчики перегнали три восстановленные «сверхкрепости» в Москву. То были не возможные носители атомных бомб, а обычные серийные самолеты. В самом большом ангаре на Центральном аэродроме первый самолет был полностью разобран, его детали использованы для выпуска чертежей, а «начинку» — приборы и оборудование — передали в специализированные организации. Второй самолет использовался для уточнения летных данных и тренировки экипажей будущих Б-4, а третий был сохранен как дубликат на случай аварии второго самолета.
Вскоре стало ясно, что без коренного изменения технологии наших авиационных и металлургических заводов и других предприятий воспроизвести этот самолет не удастся. Подавляющее большинство технических решений, материалов и приборов, примененных фирмой «Боинг» при разработке В-29, были совершенно новыми для отечественной промышленности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132