На этот раз мы не забираемся на высокий земляной отвал, а огибаем его и добираемся до пологого, выложенного неровными бетонными плитами спуска. Идти трудно, ноги разъезжаются в жидкой грязи из снега, воды и глины. В самом котловане к этому прибавляется еще и битый кирпич.
Сергей уверенно пробирается среди наваленных бетонных плит, огибает грузно осевший, словно уснувший кран и в дальнем конце котлована подводит меня к груде кирпича.
— Вот тут мы ее и нашли, — говорит Сергей и смотрит на меня веселыми и любопытными глазами, двумя серыми плошками, освещающими узкое, совсем мальчишечье лицо с нежным золотистым пушком на щеках.
Я внимательно оглядываю место, указанное мне Сергеем. Далековато, однако, оказалась эта сумочка от своей хозяйки. Совершенно очевидно, что при падении девушки в котлован сумка не могла отлететь сюда, для этого ей надо было, кроме всего прочего, перепрыгнуть по пути через кран. Следовательно, кто-то ее сюда забросил, специально забросил, подальше от трупа. А Точнее даже, не забросил, а запрятал, вон туда, в щель между кирпичами. Но при этом оставил в сумочке паспорт, профсоюзный билет, всякие женские пустяки вроде пудреницы и губной помады и даже кошелек, а в нем какая-то Мелочь. Тем самым как будто бы подтверждается версия убийства, а также и тот факт, что ограбления тут не было. И все же полной уверенности у меня по-прежнему нет.
— Скажи, Сергей, ты позавчера был на работе?
— Позавчера? Это, значит, во вторник? Был, конечно.
— Помнишь этот день?
— А чего его помнить? День как день.
— Ну да, — смеюсь я. — Кран сломан, раствора нет. Можно весь день в домино стучать.
— К вашему сведению, я этими глупостями не занимаюсь, — сухо отрезает Сергей. — У меня других дел хватает.
— Ладно. Не обижайся. Лучше вот что вспомни: когда ты ушел в тот день домой? Это очень важно.
— Когда ушел? Сейчас…
Сосредоточившись, Сергей мгновенно забывает об обиде. Нет, он определенно славный парень.
— Мне в тот день к матери на работу надо было заехать, — припоминает между тем Сергей. — Взять деньги, отвезти к дяде Вове. У матери я был, кажется, в шесть, потому что к дяде Вове приехал в семь, как раз хоккей начинался. Мы его посмотрели, я чаю выпил и домой приехал часов в одиннадцать. Точно, не раньше, потому что еще по дороге заезжал… Все правильно. — И уже громко объявляет: — Выходит, отсюда я часов в пять ушел. Вообще-то можно было бы и раньше, все равно не работали, да зачитался, тепло у нас там… — И в свою очередь спрашивает: — А вы, значит, из милиции?
— Ага.
— Из уголовного розыска?
— Именно.
— Насчет этого дела? — Он, хмурясь, кивает в ту сторону, где был обнаружен труп девушки.
— Да, насчет того дела.
— И расспрашивать не полагается?
Я не выдерживаю и улыбаюсь.
— Не полагается.
Сергей, запрокинув голову, смотрит на меня с таким жадным любопытством, что мне становится неловко. Наверное, начитался о нас всяких книг. В этих книгах обычно много преувеличений, и все там выглядит слишком уж героично и необыкновенно.
И, как бы отвечая на мои мысли, Сергей хлопает себя по карману и весело объявляет:
— Вот про вас книжку читаю. Во книга! Сегодня отдать надо.
Я улыбаюсь.
— К нам поступить не надумал?
— Не. Лучше про вас читать. А у меня интерес к технике. И отчасти к науке. А в вашей работе я… Слушайте, — вдруг возбужденно прерывает он сам себя, — а ведь я в тот вечер еще раз здесь был. Ну, конечно.
— Когда? — невольно настораживаюсь я.
— Ну, часов в пол-одиннадцатого. Вы понимаете, — торопливо продолжает Сергей. — Я же тут недалеко живу. Ну, считай, рядом. Меня начальник участка потому сюда и прислал. Я ж еще вечером в школе рабочей молодежи учусь. Так чтоб мне меньше времени на дорогу тратить. Он у нас во мужик! Ну так вот. Я когда от дяди Вовы ехал, вспомнил, что книжку забыл, чужую. Здесь, в вагончике нашем. Вот я по дороге домой и забежал. А замок там висит, так он любым гвоздем открывается. Вот я, значит, и заехал. И знаете… в общем, никакой девушки я не видел тут.
— Ты что же, на площадку заходил?
— Нет. Чего мне там делать? Забрал книжку и айда. Я говорю, на улице не видел, у ворот. А в темноте у меня, между прочим, знаете какое зрение? Как у совы. Почти инфракрасное.
— И вообще никого не видел на улице в это время? — допытываюсь я. — Постарайся припомнить.
— Вообще? — Сергей задумывается и неуверенно произносит: — Двое каких-то работяг прошли…
— Откуда и куда?
— Оттуда вон, — машет рукой Сергей. — Мимо, значит, вагончика и… вроде в ворота зашли. Бутылка, я помню, у них была… — Уже уверенно добавляет: — Точно зашли. Я теперь вспомнил.
А я чувствую, как меня начинает охватывать знакомое волнение. Итак, картина разыгравшихся в тот вечер событий усложняется. Появляются еще два действующих лица, появляются именно в то время, когда эти события развертывались. Значит, те двое или участвовали в этих событиях, или, во всяком случае, должны были что-то видеть. Но какими бы они ни были пьянчугами и опустившимися людьми, если бы на их глазах убивали женщину или эта женщина кинулась бы сама в котлован, они бы, даже побоявшись вмешаться, все-таки в этом случае прибежали бы к нам, я полагаю. И то, что никто из них не прибежал, указывает… Впрочем, рано еще строить предположения. Пока что надо попробовать этих двоих найти.
— Ты их разглядел? — спрашиваю я Сергея.
— Да вроде бы… — неуверенно отвечает он. — Вот в глаза бросилось… Ну, как сказать?.. Ну, очень разными они мне показались, что ли. Один низенький такой, толстый, в рваной телогрейке. Он все подпрыгивал и еле поспевал за другим. А тот, другой, здоровый такой малый, в шляпе и… вот не помню, чего еще на нем было.
— А почему ты решил, что они выпивать шли?
— Так этот-то, низенький, бутылку волок. Руки в рукава телогрейки засунул, холодно же было, а бутылку к себе прижимал, — поясняет Сергей и показывает, как тот парень нес бутылку.
Мы все еще стоим в котловане, в дальнем его конце, за краном. Я почему-то медлю отсюда уходить. Мне все время кажется, что я еще чего-то тут не увидел, на что-то не обратил внимания и чего-то не нашел. Но ведь ребята из отделения вчера внимательнейшим образом осмотрели котлован и ничего не обнаружили. Как же они просмотрели сумочку? А потому, что она была специально запрятана в груду кирпичей. И она бы могла пролежать там бог знает сколько дней, если бы не привезли сегодня раствор и рабочие не принялись бы за кладку фундамента. Кто же мог спрятать сумку — убийца? Да, конечно, только убийца. Больше некому. Значит, самоубийство окончательно отпадает? Пожалуй, что так. Но тогда какой может быть мотив этого убийства? Насилие исключено. Грабеж? Но даже кошелек с деньгами остался в сумке, не говоря уж о кольце и часах. Остается ревность, месть или просто ссора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106