— Музыкант. В оркестре играю.
Если бы в этой каморке было пианино, определенно последовала бы сцена из народного фильма про место встречи: «А „Мурку“ можешь?» Нил смог бы и «Мурку», но пианино, слава Богу, не имелось.
— Да аккурат на Восьмое марта...Не, вру, на Старый Новый год... С приятелем своим.
— С каким приятелем?
— С негром.
— С негром? Как звать его?
— Кого?
— Ну, негра этого?
— Да никак не звать! Негр и негр. Чернущий такой, страшное дело! Вы, говорит, Вера Ильинична — это я, стало быть, Вера Ильинична — все бумажки, что с почты на мое имя приходить будут, теперь ему отдавайте, негру то есть, потому как я уезжаю и не скоро теперь в городе появлюсь...
— Так и сказала — из города уезжаю?
— Так и сказала... А негр ничего, справный. Каждый раз десяточкой меня благодарит...
— Он часто заходит?
— Да раз в месяц примерно. Вот третьего дня был, привет от Лизоньки передавал.
Так. Здесь, похоже, тупик. Единственной зацепкой оказался безымянный негр, который теперь появится только через месяц, да и то не обязательно. Месяца у Нила не было. Значит, нужно сосредоточиться на розысках Сапуновой Светланы Игоревны, 1963 года рождения. Самому наводить справки рискованно. Надо действовать через кого-то. Через Оленьку?..
— Вера Ильинична, а нельзя ли посмотреть комнату, где жила Лиза.
— Да чего смотреть-то? Комната как комната, хорошая... Да и жильца нового беспокоить ни к чему...
Вторую бутылку, лежащую в сумке рядом с жестянкой конфет от «Максима» и флаконом «Синержи», — он не знал, что будет за хозяйка, а промахнуться со взяткой не имел права, — он так и не вынул. Не за что...
Спускаясь по мерзкой лестнице, он услышал за спиной торопливые шаги и гнусавый молодой голос:
— Эй, чувак, притормози, разговор есть.
Нил, не оборачиваясь, прибавил шагу. Разборки с местным хулиганьем в его планы не входили.
— Насчет Лизы... — продолжил голос.
Нил остановился. Обернулся.
В облике сбегавшего по ступенькам молодого человека ничего угрожающего не было. Длинный, очкастый, страшно сутулый, всклокоченный, в поношенных трениках, в тапках на босу ногу.
— Ты кто? Сосед?
— Ну... Жилец новый. Сижу на тачке, файло через энурез вытягиваю, чат ваш за стенкой слушаю...
— Чего? — Нил не понял почти ни слова.
— Короче, есть инфа. По негативу.
— По какому негативу?
— Ну, по негру этому. И еще по кой-кому. Интересно?
— Интересно.
— А на сколько?
— Очень... А, понял...
Нил достал из сумки водку, протянул очкарику. Тот поморщился.
— Водяру спрячь. Не употребляю. Только кэш.
— Хэш? Гашиш, что ли?
— Кэш. Мани-мани-маии. Сам посуди, писюха красной сборки, винт глючит как ненормальный. Вчера всю ночь с мамой протрахался, утром десять метров битых мозгов на помойку... А тут еще дрюккер предложили, импортный.
— Простите, вы — маньяк?
— Я сисоп! — гордо сказал очкарик.
— Сисоп — это кто?
— Систем-оперейтор. Компьютерный программист.
— А, теперь понятно. И что вы хотите за информацию?
— Сто картавых или десять вашингтонов.
Это Нил понял без переводчика. Даром, что ли, в юности на Галере сшивался?
— Молодой человек, товар перед продажей принято демонстрировать.
— А... Ну, короче, негатива звать Эрик. Эрик Макомба, третий курс ЛИСИ.
Нил полез в карман, достал бумажник, расстегнул. Показал пятидесятку.
— Он за нее на почте деньги получает, и посылки. По доверенности.
— Как по доверенности? А что ж она сама?
— Сама ничего.
— Что значит — ничего?
— Торчит. На игле. Давно уже, несколько лет. Мы раньше по этому делу вместе ту совались, я-то соскочил, а она...
— Светку Сапунову знаешь?
— СС? А то! Центровая герла, тоже ширнуться не дура. Давно не видал, пропала куда-то, говорят, за бугор свинтила.
— А Элизабет давно видел?
Очкарик выразительно посмотрел на бумажник в руках Нила. Нил отсчитал две пятидесятки, подумал, прибавил третью. Приняв деньги, очкарик ухмыльнулся, спрятал в карман тренировочных штанов.
— Лизка исчезла примерно, когда и Светка. Сам не видел, врать не буду, но говорят, ее Фармацевт пасет. Наверное, у него где-нибудь и отлеживается. Если вообще живая...
Нил достал сотенную. Долларов.
— Фамилия, адрес!
— Грины-то спрячь, разбежался! Не знаю. Я его один раз в «Сайгоне» видел, и то мельком. Бангладеш с ним кентовался, он и показал.
— А Бангладеша этого найти сможешь?
— На том свете? Копыта отбросил Бангладеш. Передозировка.
Нил вжал сто долларов в потную ладонь очкарика.
— Держи. Аванс. Разузнай мне все про Фармацевта, получишь на новый комп.
— На «экс-ти»?
— На «эй-ти». Обещаю. Только быстро, времени у меня неделя максимум. Информацию сбросишь в почтовый ящик по этому адресу.
Нил вырвал из записной книжки листочек и на грязном подоконнике записал адрес референта Оли.
— Конверт как подписать, чтоб к тебе попал? Или один живешь?
— Не один. А подпиши просто: «Филу»...
Нил вышел на улицу, сразу сгорбился, поднял воротник. Ветер с Залива пробирал до костей, с оловянного неба сыпало мокрое, рыхлое нечто, бывшие соотечественники, нахохлившись как воробьи, хлюпали по бурой слякоти или толпились на остановках, и выражения лиц были такие, будто каждый сегодня похоронил одновременно всех своих близких. Около полуподвала с красно-белой вывеской «Водка — Крепкие напитки» бушевала плотная толпа отвратительно одетых мужчин и женщин, ближе ко входу двое милиционеров, орудуя дубинками и матерными окриками, вытаскивали из орущей человеческой икры подавленных и потоптанных, складировали прямо на мокрую землю между грудой ломаной тары и переполненными мусорными баками. Из дверей молочного тянулся длинный хвост очереди, суровой и молчаливой, как в мавзолей. Пропуская женщину с коляской, Нил замешкался в непосредственной близости от ступенек магазина и был немедленно уличен в преступном намерении пролезть внутрь.
— А вас, молодой человек, здесь не стояло!
— Вы за кем занимали?
— Какой ваш номер?
— Мой номер шестнадцатый! — ответил он общественным обвинителям и побрел дальше.
В угловом гастрономе, где они когда-то отоваривались с Линдой, было, наоборот, пусто, ни покупателей, ни продавцов, ни товаров, не считая выставленных во всех отделах ржавых бутылок «Полюстрово». Впрочем, одна продавщица все же имелась. Она тихо посапывала в уголочке, прямо под красным вымпелом «Отличник советской торговли». По ее засаленному халату ползали жирные черные мухи, несвоевременные в начале апреля, но при этом удивительно закономерные.
Немноголюдно было и в кафе, куда он завернул, сам не понимая зачем. Раньше он не бывал здесь, должно быть, заведение открылось после его отъезда. Тихо звучала инструментальная версия «Странников в ночи», неяркий розовый свет скрадывал все изъяны интерьера. Островок грустного, щемящего юта посреди серого кошмара беспросветности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68