посмотрим-ка еще разок, кто из посторонних знает о его аресте? Как бы не опростоволоситься.
– Сбойчакова знает, товарищ комиссар, я докладывал.
– Сбойчакова? Так. А Ната? Забыли?
– Да, и Ната. Не забыл, – сказал Скворецкий.
– А как Попов и Константинов? – спросил комиссар. – Из продсклада. Они знают?
– Мы им не говорили, – сказал Скворецкий.
– Еще бы говорили! – заметил комиссар. – Этого я и не думал. Тут другое. Работу-то по розыску Малявкина вы, по-видимому, прекратили, Попов с Константиновым и смекнут: взяли, мол, голубчика, всё, коль в нас нужда пропала. Правильно? Надо это дело как-то поправить. Чтобы, если они что и подумали, так…
– Поправим, товарищ комиссар. Есть такая мысль: возобновим «розыск».
– То-то. Можно и «розыск» возобновить. Попробуйте… Теперь Ната и Сбойчакова. Им тоже не к чему знать, что Малявкин у нас. Надо им дать понять, что он бежал, что ли. С них хватит. Как, можно сделать так, чтобы поверили?
– Постараемся, товарищ комиссар, – вздохнул Скворецкий.
– У вас все? – поднялся комиссар.
Скворецкий с Горюновым переглянулись. Комиссар пристально посмотрел на одного, на другого и опустился в кресло:
– Что еще? Выкладывайте.
– Есть еще одно соображение, товарищ комиссар, – нерешительно начал Скворецкий. – Не выпустить ли «Быстрого» в эфир? Семь бед – один ответ.
– В эфир? – переспросил комиссар. – Чтобы он отстукал немцам шифровку того же содержания, что он скажет и связнику?
– Именно, – подтвердил Кирилл Петрович. – Того самого: «Музыкант» провалился. Я уцелел. Прошу указаний. И «Г, М», конечно.
– А что? – оживился комиссар. – Идея неплохая. Наступать так наступать. Действуйте. Только вот что: шифровка – прежде. Сначала он должен шифровку передать, а потом на явку идти. Так будет лучше.
– Может получиться не лучше, а хуже, – возразил Скворецкий. – Представляете себе: отобьет он шифровку, а ему ответ – сиди, жди указаний. Тут уж на явку не пойдешь. А следующая – через две с лишним недели. Во вторую пятницу.
– Это немцы-то, абвер, сразу примут решение? Дадут ответ, не докладывая начальству? Сомневаюсь, брат ты мой, сомневаюсь. Вот если резидент, тот может сам решить. Сразу. Ему санкций ждать неоткуда.
– Но «Быстрый» же пойдет не к резиденту, а к связнику.
– А кто он, этот связник, мы знаем? Нет! И куда он поведет «Быстрого», тоже не знаем. Давайте уж лучше сначала шифровку, а потом на явку. Сразу. Без интервала.
Возник было спор: как посылать радиограмму – открытым текстом или шифром? Ведь «Быстрый» шифра не знал, шифр был известен только «Музыканту», а о том, что «Музыкант» ознакомил «Быстрого» с шифром и кодом, немцы вряд ли знают. Скорее всего, нет.
– И все же шифром, – настаивал Скворецкий. – Только шифром. Уверен, иначе нельзя. Пошлем открытым текстом – немцы заподозрят неладное. А так… Пусть ломают себе голову. Не могут они исключить, что Гитаев сообщил Малявкину шифр и код.
После длительного обсуждения с Кириллом Петровичем согласились послать радиограмму шифром.
Вернувшись от комиссара, Скворецкий и Горюнов сразу принялись за работу: дел было много, и все срочные.
Долго они ломали голову над убежищем для «Быстрого», «крышей», – из тюрьмы-то надо его через день-другой выпускать.
К Сбойчаковой – исключено. Верная расшифровка – там же его брали. К Варламовым – и того хуже. Так куда его девать?
Горюнов было заговорил о Синицыной, но сам тут же от этой мысли отказался, вспомнив, как его там принимали. Решили поговорить с самим Малявкиным.
Немало Кирилл Петрович и Виктор думали над тем, как обеспечить проверку Малявкина, контроль каждого его шага. Сошлись на том, что Горюнов возьмет на себя роль «приятеля» «Быстрого» и вместе с ним поселится.
Оставались Попов с Константиновым да еще Сбойчакова и Ната. Как быть с ними? Как им внушить мысль, не вызывая подозрений, что Малявкина надо искать?
Кирилл Петрович морщился:
– Ну, Сбойчакова, бог с ней. Такой заморочить голову ничего не стоит. Она того и заслуживает. А Попов? Константинов? Хорошие ребята, офицеры, столько нам помогали. От души, от чистого сердца. Теперь же изволь водить их за нос. Душа не лежит…
– Да-а, – согласился Горюнов. – Обидим ребят. По-моему, тут комиссар переосторожничал.
– Ну, ты уж и скажешь, – неожиданно рассердился Скворецкий. – А вдруг Попов, Константинов или кто-то из их окружения окажутся в поле зрения резидента? Нельзя этого исключать. Тогда, узнай Попов и Константинов, что Малявкин арестован, скажи кому об этом, и все… Конец! А ты – «переосторожничал»!
Глава 14
Прошло несколько дней, до предела заполненных работой. Наступила среда. Четвертая среда месяца – июля 1943 года. Хотя Кирилл Петрович пришел в наркомат в двенадцатом часу дня, бодрый и подтянутый, все же спал он не более четырех часов: лег в седьмом часу утра – все были срочные дела. И сегодня дел было множество – сложных дел. И первое – Малявкин. Решающая беседа с ним, которая должна была коренным образом повернуть судьбу вчерашнего предателя, «Быстрого», «гада», как выразился Виктор Иванович Горюнов. Получится ли? Возьмется ли Малявкин за решение сложных, чреватых для него смертельной опасностью задач? Справится ли? Должно получиться! Должен взяться. Должен справиться. Кровью, жизнью своей, если потребуется, должен загладить свои преступления. Вот что предстояло довести до его сознания. И сделать это должен был он, майор Скворецкий. Он должен был вести и направлять Малявкина по многотрудному пути, предугадывая любой ход, любой шаг противника. Врага. Он и Горюнов.
«Я и Горюнов, – усмехнулся майор собственным мыслям. – Ишь ты! А комиссар? А другие товарищи, участвующие в этом деле? А Ната? А сотрудники милиции, занятые розыском убийцы Евстафьева? А многочисленные работники института, не жалеющие сил, чтобы раскрыть тайну исчезновения документов профессора Варламова? И многие, кого мы еще не знаем, но которые в любую минуту придут на помощь, если потребуется. Нет, шалишь! Нас – много… Расфилософствовался, – еще раз усмехнулся Скворецкий. – А что? Философия правильная. Хорошая философия, хоть куда!»
– Давай, – сказал он, заходя к Горюнову, – вызывай этого «Быстрого». Начнем…
С Малявкиным все получилось очень просто: уламывать его идти на явку, взяться за трудное, связанное с риском для жизни дело не пришлось. Впрочем, Кирилл Петрович иного и не ожидал. Иное дело Виктор – тот продолжал посматривать на Малявкина исподлобья, не особенно стараясь скрыть свою к нему неприязнь.
А Малявкин? Он не таил своих чувств: едва сообразив, о чем идет речь, поняв, что ему предоставляется возможность загладить свое преступление, Малявкин разрыдался.
Дав Малявкину прийти в себя, Скворецкий и Горюнов начали его инструктировать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
– Сбойчакова знает, товарищ комиссар, я докладывал.
– Сбойчакова? Так. А Ната? Забыли?
– Да, и Ната. Не забыл, – сказал Скворецкий.
– А как Попов и Константинов? – спросил комиссар. – Из продсклада. Они знают?
– Мы им не говорили, – сказал Скворецкий.
– Еще бы говорили! – заметил комиссар. – Этого я и не думал. Тут другое. Работу-то по розыску Малявкина вы, по-видимому, прекратили, Попов с Константиновым и смекнут: взяли, мол, голубчика, всё, коль в нас нужда пропала. Правильно? Надо это дело как-то поправить. Чтобы, если они что и подумали, так…
– Поправим, товарищ комиссар. Есть такая мысль: возобновим «розыск».
– То-то. Можно и «розыск» возобновить. Попробуйте… Теперь Ната и Сбойчакова. Им тоже не к чему знать, что Малявкин у нас. Надо им дать понять, что он бежал, что ли. С них хватит. Как, можно сделать так, чтобы поверили?
– Постараемся, товарищ комиссар, – вздохнул Скворецкий.
– У вас все? – поднялся комиссар.
Скворецкий с Горюновым переглянулись. Комиссар пристально посмотрел на одного, на другого и опустился в кресло:
– Что еще? Выкладывайте.
– Есть еще одно соображение, товарищ комиссар, – нерешительно начал Скворецкий. – Не выпустить ли «Быстрого» в эфир? Семь бед – один ответ.
– В эфир? – переспросил комиссар. – Чтобы он отстукал немцам шифровку того же содержания, что он скажет и связнику?
– Именно, – подтвердил Кирилл Петрович. – Того самого: «Музыкант» провалился. Я уцелел. Прошу указаний. И «Г, М», конечно.
– А что? – оживился комиссар. – Идея неплохая. Наступать так наступать. Действуйте. Только вот что: шифровка – прежде. Сначала он должен шифровку передать, а потом на явку идти. Так будет лучше.
– Может получиться не лучше, а хуже, – возразил Скворецкий. – Представляете себе: отобьет он шифровку, а ему ответ – сиди, жди указаний. Тут уж на явку не пойдешь. А следующая – через две с лишним недели. Во вторую пятницу.
– Это немцы-то, абвер, сразу примут решение? Дадут ответ, не докладывая начальству? Сомневаюсь, брат ты мой, сомневаюсь. Вот если резидент, тот может сам решить. Сразу. Ему санкций ждать неоткуда.
– Но «Быстрый» же пойдет не к резиденту, а к связнику.
– А кто он, этот связник, мы знаем? Нет! И куда он поведет «Быстрого», тоже не знаем. Давайте уж лучше сначала шифровку, а потом на явку. Сразу. Без интервала.
Возник было спор: как посылать радиограмму – открытым текстом или шифром? Ведь «Быстрый» шифра не знал, шифр был известен только «Музыканту», а о том, что «Музыкант» ознакомил «Быстрого» с шифром и кодом, немцы вряд ли знают. Скорее всего, нет.
– И все же шифром, – настаивал Скворецкий. – Только шифром. Уверен, иначе нельзя. Пошлем открытым текстом – немцы заподозрят неладное. А так… Пусть ломают себе голову. Не могут они исключить, что Гитаев сообщил Малявкину шифр и код.
После длительного обсуждения с Кириллом Петровичем согласились послать радиограмму шифром.
Вернувшись от комиссара, Скворецкий и Горюнов сразу принялись за работу: дел было много, и все срочные.
Долго они ломали голову над убежищем для «Быстрого», «крышей», – из тюрьмы-то надо его через день-другой выпускать.
К Сбойчаковой – исключено. Верная расшифровка – там же его брали. К Варламовым – и того хуже. Так куда его девать?
Горюнов было заговорил о Синицыной, но сам тут же от этой мысли отказался, вспомнив, как его там принимали. Решили поговорить с самим Малявкиным.
Немало Кирилл Петрович и Виктор думали над тем, как обеспечить проверку Малявкина, контроль каждого его шага. Сошлись на том, что Горюнов возьмет на себя роль «приятеля» «Быстрого» и вместе с ним поселится.
Оставались Попов с Константиновым да еще Сбойчакова и Ната. Как быть с ними? Как им внушить мысль, не вызывая подозрений, что Малявкина надо искать?
Кирилл Петрович морщился:
– Ну, Сбойчакова, бог с ней. Такой заморочить голову ничего не стоит. Она того и заслуживает. А Попов? Константинов? Хорошие ребята, офицеры, столько нам помогали. От души, от чистого сердца. Теперь же изволь водить их за нос. Душа не лежит…
– Да-а, – согласился Горюнов. – Обидим ребят. По-моему, тут комиссар переосторожничал.
– Ну, ты уж и скажешь, – неожиданно рассердился Скворецкий. – А вдруг Попов, Константинов или кто-то из их окружения окажутся в поле зрения резидента? Нельзя этого исключать. Тогда, узнай Попов и Константинов, что Малявкин арестован, скажи кому об этом, и все… Конец! А ты – «переосторожничал»!
Глава 14
Прошло несколько дней, до предела заполненных работой. Наступила среда. Четвертая среда месяца – июля 1943 года. Хотя Кирилл Петрович пришел в наркомат в двенадцатом часу дня, бодрый и подтянутый, все же спал он не более четырех часов: лег в седьмом часу утра – все были срочные дела. И сегодня дел было множество – сложных дел. И первое – Малявкин. Решающая беседа с ним, которая должна была коренным образом повернуть судьбу вчерашнего предателя, «Быстрого», «гада», как выразился Виктор Иванович Горюнов. Получится ли? Возьмется ли Малявкин за решение сложных, чреватых для него смертельной опасностью задач? Справится ли? Должно получиться! Должен взяться. Должен справиться. Кровью, жизнью своей, если потребуется, должен загладить свои преступления. Вот что предстояло довести до его сознания. И сделать это должен был он, майор Скворецкий. Он должен был вести и направлять Малявкина по многотрудному пути, предугадывая любой ход, любой шаг противника. Врага. Он и Горюнов.
«Я и Горюнов, – усмехнулся майор собственным мыслям. – Ишь ты! А комиссар? А другие товарищи, участвующие в этом деле? А Ната? А сотрудники милиции, занятые розыском убийцы Евстафьева? А многочисленные работники института, не жалеющие сил, чтобы раскрыть тайну исчезновения документов профессора Варламова? И многие, кого мы еще не знаем, но которые в любую минуту придут на помощь, если потребуется. Нет, шалишь! Нас – много… Расфилософствовался, – еще раз усмехнулся Скворецкий. – А что? Философия правильная. Хорошая философия, хоть куда!»
– Давай, – сказал он, заходя к Горюнову, – вызывай этого «Быстрого». Начнем…
С Малявкиным все получилось очень просто: уламывать его идти на явку, взяться за трудное, связанное с риском для жизни дело не пришлось. Впрочем, Кирилл Петрович иного и не ожидал. Иное дело Виктор – тот продолжал посматривать на Малявкина исподлобья, не особенно стараясь скрыть свою к нему неприязнь.
А Малявкин? Он не таил своих чувств: едва сообразив, о чем идет речь, поняв, что ему предоставляется возможность загладить свое преступление, Малявкин разрыдался.
Дав Малявкину прийти в себя, Скворецкий и Горюнов начали его инструктировать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88