.. Разве их остановить? Нам? Нет, куда уж там!..» – и истерически хватался за голову. Он бывал ей в такие минуты отвратителен. Однако, получив назначение, он внезапно переменился и, как казалось, стал держаться достойно.
«Ждать будешь? – спрашивал он перед отъездом. – Будешь ждать? Помни, Таня-джан, ты должна меня ждать!» Она вроде бы обещала. Вот, собственно говоря, и вся история…
– Нет, Татьяна Владимировна, не вся, – сказал Скворецкий. – Ваша история не имеет конца. Менатян когда ушел на фронт?
– А я разве не сказала? Прошу извинить. Это было в конце 1941 года, в последних числах ноября. С тех пор, с 1941 года, я об Аракеле ничего не слыхала, не имела от него ни строчки. В первых же боях он погиб или пропал без вести, что-то в этом роде. Я ничего о его судьбе не знаю. Кроме того, я встретила одного человека. Еще в 1942-м. В самом начале года… Ну, одним словом, возможно, я скоро выйду замуж. Этого человека я тоже должна назвать?
– Это целиком на вашем усмотрении. Нас интересует только Менатян. Так вот, если вы собираетесь выходить замуж, как же с Аракелом? Вы не нарушаете данного ему слова?
– Но я же вам говорила, – лицо актрисы исказила болезненная гримаса, – наши отношения были страшно неопределенными. Я никогда не давала Аракелу слова, не обещала, что стану его женой. Женой этого человека? Подумать страшно. И потом… он же погиб. К чему этот разговор? Какая-то бессмыслица.
– Нет, не бессмыслица, – медленно произнес Скворецкий. – У нас есть очень веские основания полагать, что бывший военный летчик Менатян не погиб. Ни в 1941 году, ни позже. Менатян жив.
– Жив?! – Татьяна побледнела. Можно было подумать, что это известие ее мало обрадовало. Но так казалось только мгновение. Она тут же встрепенулась: – Жив? Но где он? Что с ним? Почему он так долго не подавал признаков жизни? Нет, это невозможно. Я… я не верю.
– И все же, Татьяна Владимировна, думаю, что это так. Придется поверить. Однако ничего больше сегодня я вам не скажу. Повременим денек-другой. Потом мы снова продолжим наш разговор.
– День-два? Но я не могу ждать. Завтра у меня начинаются концерты, я должна ехать.
– А отложить никак нельзя? Сейчас ваш отъезд крайне нежелателен. Если требуется наша помощь в оформлении, мы к вашим услугам.
– Нет, зачем же, зачем, – поспешно сказала актриса. – Дело не в том, как оформить мою задержку. Просто мне надо ехать, очень надо. Ведь меня ждут. На фронте. Мой приезд обещан. Должны вы это понять?..
– Татьяна Владимировна, – решительно сказал Скворецкий, – я все понимаю и все же вынужден настаивать. Иначе поступить не имею права. Пока мы всё до конца не выясним, вам просто невозможно уехать. Никак невозможно. И не вполне безопасно. Поймите, это больше, чем просьба.
– Хорошо, – после минутного колебания согласилась Языкова. – Если вы этого требуете, я останусь…
– Простите, – обратился Кирилл Петрович к Языковой, когда они с Горюновым уже собрались уходить, – еще один вопрос. На сегодня – последний. У Менатяна была ваша фотография? С надписью?
– Была. Я подарила ему свою карточку перед его отъездом на фронт. А что? Какое это имеет значение?
– Имеет, Татьяна Владимировна, имеет. Какое? Об этом не сейчас. Потерпите…
Теперь, когда известны были имя, отчество и фамилия «жениха» актрисы Языковой, его возраст, проверка не составила особого труда. Результаты ее заслуживали внимания. Воинская часть, где служил Менатян, дать ему характеристику воздержалась: слишком недолго он прослужил в части, да и давно это было. Зато подробности того, что с ним произошло, запомнились и были весьма примечательны. В группе из нескольких машин Менатян совершил один из первых своих вылетов, который стал для него и последним. Наши самолеты шли наперехват вражеских бомбардировщиков, когда из-за облаков на них вывалились «мессеры». Наши приняли бой, в ходе которого машина Менатяна оказалась каким-то образом оттертой от остальных и, преследуемая двумя фашистскими самолетами, потянула на территорию, занятую немцами. Рация Менатяна с первой минуты боя молчала. На вызовы он не отвечал. Почему, неизвестно. Больше никаких сведений о Менатяне не было, он исчез. Кое-кто из горячих голов, участвовавших в том бою (две наши машины в тот день были сбиты, летчики погибли, но и фашистам досталось), утверждали, что Менатян – изменник. Не принял боя и перелетел к немцам. Доказано это не было, как не было доказано и противное, вопрос так и остался открытым. Менатяна считали пропавшим без вести.
– Да, – ворчал Кирилл Петрович, читая и перечитывая сообщение, – «пропал без вести»! А он и не пропал. Вовсе не пропал. Он – объявился. У майора Шлоссера, в фашистской разведывательной школе, вот где объявился. Нет, Сенька Буран не врал, не мог он такого придумать, И фотокарточка Языковой…
– Карточка? – усомнился Виктор. – Но мы ведь не знаем, какую карточку и кого видел Буранов. Помните?
– Все помню, – откликнулся Скворецкий. – Но карточка-то Языковой. С надписью. И такая карточка была. Совпадение? Не верю.
На сей раз Виктор промолчал.
– Да, – продолжал рассуждать вслух Скворецкий, – так оно и бывает. Одно к другому. Вот из таких-то и получаются предатели. Как это говорила Татьяна Владимировна? Себялюб? Эгоцентрик? Себя ставил высоко, а людей презирал. А тут еще обида за отца. Как же, «обидели»! Лишили постов. И – немцев испугался. До ужаса. Немецкой техники. Организации. Ну, и решил устроить себе жизнь при «новом порядке». Устроил!..
– Разрешите, Кирилл Петрович? – вновь перебил майора Горюнов, пристроившийся возле краешка стола и внимательно изучавший сообщение вслед за своим начальником. – Разрешите? Ведь что получается! Я рассуждаю так: раз болтовня Осетрова о «женихе» Языковой не вымысел, следовательно, и остальное – предстоящая выброска, Тула – тоже правда. Отсюда…
– Отсюда, – твердо сказал Скворецкий, – складывай вещички. Готовься. Поедешь в Тулу, и не один. Вот только получу санкцию комиссара…
Вернулся Кирилл Петрович от комиссара в приподнятом состоянии духа:
– Ну, все в порядке. «Добро» получено. Звони Татьяне Владимировне. Теперь самое время повторить наш визит…
Актриса, открывшая им дверь, едва они успели постучать, заметно волновалась. Было видно, что за двое суток, минувшие с прошлой беседы, она немало пережила, передумала. Кирилл Петрович сразу приступил к делу:
– Так вот, Татьяна Владимировна, кое-что мы тут проверили, собрали кое-какие сведения. Наши предположения подтвердились. Прямо скажу: особо порадовать вас нечем…
– Я знаю, – вдруг сказала Языкова, пристально глядя в глаза майору. – Все знаю. Вернее – поняла.
Майор опешил:
– Что вы знаете? Что поняли?
– Все. – В голосе Языковой послышалось отчаяние. – Я – не девочка, кое в чем разбираюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
«Ждать будешь? – спрашивал он перед отъездом. – Будешь ждать? Помни, Таня-джан, ты должна меня ждать!» Она вроде бы обещала. Вот, собственно говоря, и вся история…
– Нет, Татьяна Владимировна, не вся, – сказал Скворецкий. – Ваша история не имеет конца. Менатян когда ушел на фронт?
– А я разве не сказала? Прошу извинить. Это было в конце 1941 года, в последних числах ноября. С тех пор, с 1941 года, я об Аракеле ничего не слыхала, не имела от него ни строчки. В первых же боях он погиб или пропал без вести, что-то в этом роде. Я ничего о его судьбе не знаю. Кроме того, я встретила одного человека. Еще в 1942-м. В самом начале года… Ну, одним словом, возможно, я скоро выйду замуж. Этого человека я тоже должна назвать?
– Это целиком на вашем усмотрении. Нас интересует только Менатян. Так вот, если вы собираетесь выходить замуж, как же с Аракелом? Вы не нарушаете данного ему слова?
– Но я же вам говорила, – лицо актрисы исказила болезненная гримаса, – наши отношения были страшно неопределенными. Я никогда не давала Аракелу слова, не обещала, что стану его женой. Женой этого человека? Подумать страшно. И потом… он же погиб. К чему этот разговор? Какая-то бессмыслица.
– Нет, не бессмыслица, – медленно произнес Скворецкий. – У нас есть очень веские основания полагать, что бывший военный летчик Менатян не погиб. Ни в 1941 году, ни позже. Менатян жив.
– Жив?! – Татьяна побледнела. Можно было подумать, что это известие ее мало обрадовало. Но так казалось только мгновение. Она тут же встрепенулась: – Жив? Но где он? Что с ним? Почему он так долго не подавал признаков жизни? Нет, это невозможно. Я… я не верю.
– И все же, Татьяна Владимировна, думаю, что это так. Придется поверить. Однако ничего больше сегодня я вам не скажу. Повременим денек-другой. Потом мы снова продолжим наш разговор.
– День-два? Но я не могу ждать. Завтра у меня начинаются концерты, я должна ехать.
– А отложить никак нельзя? Сейчас ваш отъезд крайне нежелателен. Если требуется наша помощь в оформлении, мы к вашим услугам.
– Нет, зачем же, зачем, – поспешно сказала актриса. – Дело не в том, как оформить мою задержку. Просто мне надо ехать, очень надо. Ведь меня ждут. На фронте. Мой приезд обещан. Должны вы это понять?..
– Татьяна Владимировна, – решительно сказал Скворецкий, – я все понимаю и все же вынужден настаивать. Иначе поступить не имею права. Пока мы всё до конца не выясним, вам просто невозможно уехать. Никак невозможно. И не вполне безопасно. Поймите, это больше, чем просьба.
– Хорошо, – после минутного колебания согласилась Языкова. – Если вы этого требуете, я останусь…
– Простите, – обратился Кирилл Петрович к Языковой, когда они с Горюновым уже собрались уходить, – еще один вопрос. На сегодня – последний. У Менатяна была ваша фотография? С надписью?
– Была. Я подарила ему свою карточку перед его отъездом на фронт. А что? Какое это имеет значение?
– Имеет, Татьяна Владимировна, имеет. Какое? Об этом не сейчас. Потерпите…
Теперь, когда известны были имя, отчество и фамилия «жениха» актрисы Языковой, его возраст, проверка не составила особого труда. Результаты ее заслуживали внимания. Воинская часть, где служил Менатян, дать ему характеристику воздержалась: слишком недолго он прослужил в части, да и давно это было. Зато подробности того, что с ним произошло, запомнились и были весьма примечательны. В группе из нескольких машин Менатян совершил один из первых своих вылетов, который стал для него и последним. Наши самолеты шли наперехват вражеских бомбардировщиков, когда из-за облаков на них вывалились «мессеры». Наши приняли бой, в ходе которого машина Менатяна оказалась каким-то образом оттертой от остальных и, преследуемая двумя фашистскими самолетами, потянула на территорию, занятую немцами. Рация Менатяна с первой минуты боя молчала. На вызовы он не отвечал. Почему, неизвестно. Больше никаких сведений о Менатяне не было, он исчез. Кое-кто из горячих голов, участвовавших в том бою (две наши машины в тот день были сбиты, летчики погибли, но и фашистам досталось), утверждали, что Менатян – изменник. Не принял боя и перелетел к немцам. Доказано это не было, как не было доказано и противное, вопрос так и остался открытым. Менатяна считали пропавшим без вести.
– Да, – ворчал Кирилл Петрович, читая и перечитывая сообщение, – «пропал без вести»! А он и не пропал. Вовсе не пропал. Он – объявился. У майора Шлоссера, в фашистской разведывательной школе, вот где объявился. Нет, Сенька Буран не врал, не мог он такого придумать, И фотокарточка Языковой…
– Карточка? – усомнился Виктор. – Но мы ведь не знаем, какую карточку и кого видел Буранов. Помните?
– Все помню, – откликнулся Скворецкий. – Но карточка-то Языковой. С надписью. И такая карточка была. Совпадение? Не верю.
На сей раз Виктор промолчал.
– Да, – продолжал рассуждать вслух Скворецкий, – так оно и бывает. Одно к другому. Вот из таких-то и получаются предатели. Как это говорила Татьяна Владимировна? Себялюб? Эгоцентрик? Себя ставил высоко, а людей презирал. А тут еще обида за отца. Как же, «обидели»! Лишили постов. И – немцев испугался. До ужаса. Немецкой техники. Организации. Ну, и решил устроить себе жизнь при «новом порядке». Устроил!..
– Разрешите, Кирилл Петрович? – вновь перебил майора Горюнов, пристроившийся возле краешка стола и внимательно изучавший сообщение вслед за своим начальником. – Разрешите? Ведь что получается! Я рассуждаю так: раз болтовня Осетрова о «женихе» Языковой не вымысел, следовательно, и остальное – предстоящая выброска, Тула – тоже правда. Отсюда…
– Отсюда, – твердо сказал Скворецкий, – складывай вещички. Готовься. Поедешь в Тулу, и не один. Вот только получу санкцию комиссара…
Вернулся Кирилл Петрович от комиссара в приподнятом состоянии духа:
– Ну, все в порядке. «Добро» получено. Звони Татьяне Владимировне. Теперь самое время повторить наш визит…
Актриса, открывшая им дверь, едва они успели постучать, заметно волновалась. Было видно, что за двое суток, минувшие с прошлой беседы, она немало пережила, передумала. Кирилл Петрович сразу приступил к делу:
– Так вот, Татьяна Владимировна, кое-что мы тут проверили, собрали кое-какие сведения. Наши предположения подтвердились. Прямо скажу: особо порадовать вас нечем…
– Я знаю, – вдруг сказала Языкова, пристально глядя в глаза майору. – Все знаю. Вернее – поняла.
Майор опешил:
– Что вы знаете? Что поняли?
– Все. – В голосе Языковой послышалось отчаяние. – Я – не девочка, кое в чем разбираюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88