ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

– Заранее знаю, что вы скажете: профессору грозил арест и прочая чепуха. Полноте! А Гитаев с Малявкиным? Забыли? Да у вас еще до возвращения профессора домой, до того, как вы услышали его ни на чем не обоснованные опасения, вещички были собраны. Уложены. Разве не так? Чего же вы умолкли?
– Н-нет, – с трудом выдавила из себя Ева Евгеньевна, – эт-то неправда. При чем здесь Гитаев, Малявкин?
– Ах вон оно что? Выходит, Малявкин с Гитаевым ни при чем? Может, вам не было известно, что оба они в тот день были задержаны?
– Задержаны? Я это услыхала впервые сегодня. От вас…
– От меня? Ева Евгеньевна, может, вам угодно, чтобы мы перешли к изобличению? Смотрите, ничем хорошим это для вас не кончится.
– К какому изобличению? Я вас не понимаю.
– Так-таки и не понимаете? Оставьте!
– Клянусь вам, я ничего не могу понять. Голова идет кругом. Изобличение? Какой ужас! Но как, чем вы можете меня изобличить? В чем?
– Что же, очевидно, придется пояснить: мы вынуждены будем перейти к очным ставкам.
– К-каким очным ставкам? С кем?
– О, выбор у нас есть. Можем начать с племянницы вашего мужа, Наты, можем с того же Бориса Малявкина, вам превосходно известного. Можем…
– Хватит, – резко выпрямилась Варламова. Теперь лицо ее покрывала смертельная бледность. – Довольно. Какая глупость! Я все скажу, все. Только ответьте мне, бога ради, на один вопрос: что с Гитаевым? Он жив?
– Ваш вопрос, Ева Евгеньевна, я оставлю пока без ответа. Порядок у нас такой: до окончания следствия спрашивать будем мы. Вот разве что потом, когда закончим… Итак?
Ева Евгеньевна машинально провела рукой по лбу, судорожно вздохнула и начала свой рассказ. Из ее слов получалось, что все произошло совершенно случайно: она и понятия не имела, кто такие на самом деле Малявкин и Гитаев, когда они появились. Малявкина, как она уже говорила, Ева Евгеньевна знала с детских лет, знала и его отца, мать. Ничего странного не было в том, что она охотно предоставила пристанище двум боевым офицерам, защитникам Родины, прибывшим с фронта, один из которых был в их семье чуть ли не родным. И профессор не возражал. Но вот дальше началось гадкое, скверное. Да, да, она увлеклась Гитаевым, потеряла голову… Одним словом, следователь не может не оценить ее откровенности.
Кирилл Петрович прервал Варламову: как раз эта сторона дела его меньше всего интересует. Вот о преступных делах Гитаева с Малявкиным, о собственных преступлениях Евы Евгеньевны…
– Да, да, – подхватила Варламова. – Я виновата, глубоко виновата. Я – преступница.
– Ева Евгеньевна! – поморщился Скворецкий. – К чему декларативные заявления? Это же слова. Давайте конкретно, по существу.
– Хорошо, – сказала Варламова. – Буду говорить конкретно. Не прошло и месяца после появления Гитаева и Малявкина, как мне стало ясно, что они не те, за кого себя выдают. Они – дезертиры!
– Дезертиры? – удивился Скворецкий. – Лихо!
– Вы мне не верите? Но это правда. Да, да, они оба – дезертиры! – воскликнула Варламова.
Она глядела на майора с такой наивностью, взгляд ее был такой правдивый, что Кирилл Петрович только крякнул: ну и ну! Перебивать Еву Евгеньевну он, однако, не стал.
Ободренная его молчанием, Ева Евгеньевна продолжала. Дальше пошло и того хуже. Мало того, что, как она поняла, эти двое были дезертирами, они стали вести такие разговоры, такие разговоры… Пораженческие, одним словом. Она просто не знала, что делать. И ведь Гитаев… Короче говоря, она не знала, на что решиться, как быть. Тут грянул гром: примчался Борис Малявкин. Гитаев схвачен. Ранен? Убит? Он, Малявкин, спасся чудом. Ему надо бежать. Скрыться. И ей тоже. Так советовал Малявкин. Даже настаивал. Он был очень испуган.
Скрыться? Это, пожалуй, единственный выход. Иного она не видела. Когда явился муж и обрушил на ее голову новое ужасное известие – им заинтересовалось НКВД, – все было решено. Бежать. Куда угодно, но только бежать… Вот так все и получилось. Сгоряча. Необдуманно. Глупо. Потом, когда прошло несколько дней, она поняла, какой ошибочный шаг они с мужем совершили. Все собиралась явиться с повинной, да так и не хватило характера, не собралась, пока за ней не пришли. Сама виновата…
Ева Евгеньевна умолкла. Она сидела, уронив голову, смахивая набегавшие слезы.
– Значит, получается, исповедовались – и грехи долой? – сердито сказал Скворецкий.
Варламова молчала, беспомощно перебирая в пальцах край зеленого сукна, покрывавшего приставной столик, возле которого она сидела. Слезы из ее глаз закапали сильней…
– Бросьте, – не выдержал Кирилл Петрович. – «С повинной явиться»! Чушь. Чушь и чушь! Это из желания повиниться, что ли, вы заявляли мне в начале допроса, что не знаете за собой никакой вины? В испуге и беспамятстве разрабатывали схему связи со своим домом через глухонемого переплетчика? Обучали Икоркину правилам конспирации? Стыдно, Ева Евгеньевна, стыдно!
Ева Евгеньевна слабо ахнула, прикрыв рот ладошками:
– Вы… вы и про Икоркину знаете?
Варламова сейчас не притворялась, это было заметно. Она перепугалась не на шутку. В ее взгляде, устремленном на следователя, застыл немой вопрос: неужели он знает все? Все?
– Да, – перехватил ее взгляд майор. – И про Икоркину знаем. И многое другое. «Дезертиры»! Вы, наконец, намерены говорить правду? Кстати, – внезапно, в упор задал он вопрос, – вы где лечили зубы последнее время, у какого врача?
– Последнее время? – растерялась Варламова. – У меня зубы в порядке, я их не лечила.
– Ах, не лечили?! – Скворецкий не скрывал иронии. – А на Покровке?
Последний удар был рассчитан точно, теперь Варламова была окончательно сломлена. Она смотрела на Скворецкого с ужасом, лоб ее покрыла холодная испарина. Ева Евгеньевна пыталась что-то сказать, но язык ее никак не слушался. Кирилл Петрович протянул ей стакан воды:
– Выпейте, и перейдем к делу.
Варламова заговорила. И теперь, наконец-то, она говорила правду. Да, она знала, что Гитаев и Малявкин – немецкие шпионы. Знала. Гитаев ей сам сказал, во всем открылся. Он требовал от нее помощи, требовал, чтобы она добыла данные о работе мужа, его расчеты, записи. Это, однако, было ей не под силу: как ни хорошо к ней относился профессор, о своих научных трудах он никогда ей не говорил, ничем не делился. (Да и вряд ли она смогла бы что-нибудь понять.) А теперь, когда появились Гитаев с Малявкиным, и вовсе…
Убедившись, что в этих делах Ева Евгеньевна ему не помощница, Гитаев дал ей новое поручение: послал на явку, к зубному врачу. Больше он ей ничего не поручал. Возможно, не успел. Ведь полностью он все рассказал не сразу, лишь незадолго перед своим провалом, да и то только кое-что.
Малявкин? Малявкин был помощником Гитаева, самостоятельной роли не играл. Гитаев ему не все говорил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88