. Засранцы! Что ж, подождем.
Шахов хотел было узнать от него о причинах замедления, но раздумал и
отошел в сторону.
Недавнее ощущение необычайной новизны всего мира и странность того,
что вещи и люди представлялись ему во всех мелочах с особенной свежестью
и убедительностью - все это было сметено встречей с Главецким.
Это лицо, немного опухшее, тошнотное, но вместе с тем чем-то привле-
кательное выплывало перед ним за каждым углом. За три часа, которые он
провел, бродя между Морской и Миллионной, оно не оставляло его ни на од-
ну минуту. Он до мелочей припоминал давешний разговор в трактире и вмес-
те с тяжелым чувством огромной и страшной для него (в этом он был почти
уверен) неудачи, испытывал горечь от того, что встреча с Главецким прои-
зошла в этот, а не в другой день.
И теперь, когда первое ощущение свежести и новизны исчезло, он с но-
вой силой вспомнил о Галине.
Теперь он тревожился о ней, жалел, что не отправился разыскивать ее
тотчас же, упрекал себя в этом; ему странным казалось, что он так быстро
и так просто забыл о ней. Он сидел, обхватив винтовку обеими руками,
чувствуя щекой холодок шомпола, и прислушивался к глуховатому говору в
цепи, раскинутой поперек Миллионной, к редкому треску ружейных выстрелов
у Зимнего дворца.
Но эти звуки были уже привычными и неизбежными для сегодняшней ночи;
он переставал замечать их и тогда снова отчетливо вспоминал жесты, мело-
чи одежды, чуть неверную походку Галины, как в тот год, который он про-
вел в глухой деревушке под Томском, где напрасно старался ее забыть.
Этот бесконечный год, который он так старательно прожил в разлуке с
нею, в который он пытался, наконец, свести личные счеты с собою - вдруг
ухнул куда-то. Этот год был ошибкой, ребячеством, неуменьем совладать с
собой, детским желаньем уйти от настоящей жизни, а настоящая жизнь была
в ней, в Галине, в этой теплой и глухой радости, которая снова начинала
подмывать его.
Он поднял голову - автомобильные прожекторы косыми снопами света
скользили по Миллионной - и снова опустил ее; в прижатых ладонью глазах
на миг мелькнули круглые красные пятна...
- Стой!
Автомобиль взлетел на мостик через Зимнюю канавку и остановился.
Кривенко, сняв винтовку с плеча, бежал к нему вдоль тротуара.
- Кто такие? - в два голоса закричали из цепи.
Человек в очках и в фетровой шляпе, сброшенной на затылок, высунулся
из автомобиля.
- Из Военно-Революционного Комитета. Нам только-что передали, что
Зимний взят.
- Хм, вот как, взят? - с иронией переспросил Кривенко, - ну так он,
стало-быть, само собой взялся. Мы тут четвертый час стоим ни туда ни на-
зад, а от нас требуют, чтобы мы дворец взяли!
- Какое там взят, недавно нас оттуда здорово шпарили, туда ехать
опасно! - закричали из цепи.
- Нужно полагать, что вы плохо осведомлены, товарищи...
Человек в очках поднял голову и некоторое время пристально смотрел
перед собою, вдоль Миллионной.
Впереди, за цепью красногвардейцев, были огромные колоссы Эрмитажа,
за ними спорная площадь с Александровской колонной, не бросавшей тени в
эту безлунную октябрьскую ночь, и баррикады юнкеров и малахитовая зала
Зимнего дворца и неизвестность, смотрящая с каждой крыши, из каждого уг-
ла круглыми дулами пулеметов.
- Либо дворец взят частями, действовавшими со стороны Невского...
Он опустился на сиденье и приказал ехать дальше. Вслед ему раздались
предостережения.
- Либо он в самом деле еще не взят! - докончил он и приподняв шляпу
нервным движеньем взбросил вверх длинные волосы.
Через пять минут ни у кого не оставалось сомнений в том, что Зимний
еще не взят: едва только автомобиль подошел к Эрмитажу, как чей-то нап-
ряженный голос закричал "ура!", пули со свистом полетели вдоль Миллион-
ной, со стороны дворца затараторил пулемет.
Автомобиль дал задний ход, пятясь пролетел горбатый мостик через Зим-
нюю канавку и остановился.
Человек в очках выпрыгнул из автомобиля и пошел к солдатам.
- Что, взят? - крикнули из цепи.
Человек в очках остановился посреди улицы и закинул вверх голову. Он
сказал спокойно:
- Нет, Зимний дворец еще не взят революционными войсками. Но он будет
взят ими через сорок минут!
Вокруг него столпились красногвардейцы.
- Кто здесь у вас начальник в отряде?
- А вот стоит, в воротах. Товарищ Кривенко!
Кривенко с досадой оттолкнул пулемет, убедившись в том, что сегодня
стрелять из него все равно не удастся и вышел.
- Вы - начальник этого отряда?
- Да, я.
- Есть тут у вас в отряде артиллеристы?
Кривенко поднял голову и с усилием наморщил лоб.
- С арсенальных мастерских есть ребята. Еще пулеметчики.
- Нет, не пулеметчики, а артиллеристы?
- Кроме меня, в отряде артиллеристов нет.
Человек в очках взбросил очки на лоб и пристально посмотрел на Кри-
венку.
- Вы - моряк?
- Нет, не моряк... Я служил в артиллерии.
- В Петропавловской крепости какая-то путаница с орудиями - быстро
заговорил человек в очках. - Нужно немедленно начать артиллерийский
обстрел Зимнего. Вам придется наладить это дело. Передайте кому-нибудь
отряд и поезжайте со мною.
- Слушаюсь, - коротко ответил Кривенко.
Автомобиль остановили только один раз, у Троицкого моста. Давешний,
огромного роста моряк, передававший резервам распоряжение Военно-Револю-
ционного Комитета, направил внутрь автомобиля карманный фонарь.
Человек в очках зажмурил глаза от неожиданного света, с усилием отк-
рыл их и назвал моряка по имени.
- Ну да, да! В крепость!
Автомобиль поехал дальше.
Немного погодя спутник Кривенки, задремавший было, встрепенулся,
спросил у Кривенки как его зовут и снова пробормотал что-то насчет того,
что в Петропавловской крепости с артиллерией неладно.
Больше он ничего не сказал.
Он не сказал ни слова о том, что нужно было не только уметь стрелять
из орудий, но также уметь жертвовать жизнью за революцию для того, чтобы
открыть огонь по Зимнему дворцу из орудий Петропавловской крепости.
Он не сказал ничего о том, что в Петропавловской крепости было
сколько угодно артиллеристов, умеющих отлично стрелять из орудий, но не
желавших жертвовать жизнью за революцию.
Если бы он был разговорчив, он, может-быть, рассказал бы и о том что
в Петропавловской крепости есть люди, готовые пожертвовать жизнью за ре-
волюцию, но что эти люди не умеют стрелять из орудий.
Если бы он не был так утомлен, он, быть-может, сказал бы и о том, что
в этот час готовность умереть за революцию в полной мере соответствует
знанию артиллерийского дела.
Но он ничего не сказал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Шахов хотел было узнать от него о причинах замедления, но раздумал и
отошел в сторону.
Недавнее ощущение необычайной новизны всего мира и странность того,
что вещи и люди представлялись ему во всех мелочах с особенной свежестью
и убедительностью - все это было сметено встречей с Главецким.
Это лицо, немного опухшее, тошнотное, но вместе с тем чем-то привле-
кательное выплывало перед ним за каждым углом. За три часа, которые он
провел, бродя между Морской и Миллионной, оно не оставляло его ни на од-
ну минуту. Он до мелочей припоминал давешний разговор в трактире и вмес-
те с тяжелым чувством огромной и страшной для него (в этом он был почти
уверен) неудачи, испытывал горечь от того, что встреча с Главецким прои-
зошла в этот, а не в другой день.
И теперь, когда первое ощущение свежести и новизны исчезло, он с но-
вой силой вспомнил о Галине.
Теперь он тревожился о ней, жалел, что не отправился разыскивать ее
тотчас же, упрекал себя в этом; ему странным казалось, что он так быстро
и так просто забыл о ней. Он сидел, обхватив винтовку обеими руками,
чувствуя щекой холодок шомпола, и прислушивался к глуховатому говору в
цепи, раскинутой поперек Миллионной, к редкому треску ружейных выстрелов
у Зимнего дворца.
Но эти звуки были уже привычными и неизбежными для сегодняшней ночи;
он переставал замечать их и тогда снова отчетливо вспоминал жесты, мело-
чи одежды, чуть неверную походку Галины, как в тот год, который он про-
вел в глухой деревушке под Томском, где напрасно старался ее забыть.
Этот бесконечный год, который он так старательно прожил в разлуке с
нею, в который он пытался, наконец, свести личные счеты с собою - вдруг
ухнул куда-то. Этот год был ошибкой, ребячеством, неуменьем совладать с
собой, детским желаньем уйти от настоящей жизни, а настоящая жизнь была
в ней, в Галине, в этой теплой и глухой радости, которая снова начинала
подмывать его.
Он поднял голову - автомобильные прожекторы косыми снопами света
скользили по Миллионной - и снова опустил ее; в прижатых ладонью глазах
на миг мелькнули круглые красные пятна...
- Стой!
Автомобиль взлетел на мостик через Зимнюю канавку и остановился.
Кривенко, сняв винтовку с плеча, бежал к нему вдоль тротуара.
- Кто такие? - в два голоса закричали из цепи.
Человек в очках и в фетровой шляпе, сброшенной на затылок, высунулся
из автомобиля.
- Из Военно-Революционного Комитета. Нам только-что передали, что
Зимний взят.
- Хм, вот как, взят? - с иронией переспросил Кривенко, - ну так он,
стало-быть, само собой взялся. Мы тут четвертый час стоим ни туда ни на-
зад, а от нас требуют, чтобы мы дворец взяли!
- Какое там взят, недавно нас оттуда здорово шпарили, туда ехать
опасно! - закричали из цепи.
- Нужно полагать, что вы плохо осведомлены, товарищи...
Человек в очках поднял голову и некоторое время пристально смотрел
перед собою, вдоль Миллионной.
Впереди, за цепью красногвардейцев, были огромные колоссы Эрмитажа,
за ними спорная площадь с Александровской колонной, не бросавшей тени в
эту безлунную октябрьскую ночь, и баррикады юнкеров и малахитовая зала
Зимнего дворца и неизвестность, смотрящая с каждой крыши, из каждого уг-
ла круглыми дулами пулеметов.
- Либо дворец взят частями, действовавшими со стороны Невского...
Он опустился на сиденье и приказал ехать дальше. Вслед ему раздались
предостережения.
- Либо он в самом деле еще не взят! - докончил он и приподняв шляпу
нервным движеньем взбросил вверх длинные волосы.
Через пять минут ни у кого не оставалось сомнений в том, что Зимний
еще не взят: едва только автомобиль подошел к Эрмитажу, как чей-то нап-
ряженный голос закричал "ура!", пули со свистом полетели вдоль Миллион-
ной, со стороны дворца затараторил пулемет.
Автомобиль дал задний ход, пятясь пролетел горбатый мостик через Зим-
нюю канавку и остановился.
Человек в очках выпрыгнул из автомобиля и пошел к солдатам.
- Что, взят? - крикнули из цепи.
Человек в очках остановился посреди улицы и закинул вверх голову. Он
сказал спокойно:
- Нет, Зимний дворец еще не взят революционными войсками. Но он будет
взят ими через сорок минут!
Вокруг него столпились красногвардейцы.
- Кто здесь у вас начальник в отряде?
- А вот стоит, в воротах. Товарищ Кривенко!
Кривенко с досадой оттолкнул пулемет, убедившись в том, что сегодня
стрелять из него все равно не удастся и вышел.
- Вы - начальник этого отряда?
- Да, я.
- Есть тут у вас в отряде артиллеристы?
Кривенко поднял голову и с усилием наморщил лоб.
- С арсенальных мастерских есть ребята. Еще пулеметчики.
- Нет, не пулеметчики, а артиллеристы?
- Кроме меня, в отряде артиллеристов нет.
Человек в очках взбросил очки на лоб и пристально посмотрел на Кри-
венку.
- Вы - моряк?
- Нет, не моряк... Я служил в артиллерии.
- В Петропавловской крепости какая-то путаница с орудиями - быстро
заговорил человек в очках. - Нужно немедленно начать артиллерийский
обстрел Зимнего. Вам придется наладить это дело. Передайте кому-нибудь
отряд и поезжайте со мною.
- Слушаюсь, - коротко ответил Кривенко.
Автомобиль остановили только один раз, у Троицкого моста. Давешний,
огромного роста моряк, передававший резервам распоряжение Военно-Револю-
ционного Комитета, направил внутрь автомобиля карманный фонарь.
Человек в очках зажмурил глаза от неожиданного света, с усилием отк-
рыл их и назвал моряка по имени.
- Ну да, да! В крепость!
Автомобиль поехал дальше.
Немного погодя спутник Кривенки, задремавший было, встрепенулся,
спросил у Кривенки как его зовут и снова пробормотал что-то насчет того,
что в Петропавловской крепости с артиллерией неладно.
Больше он ничего не сказал.
Он не сказал ни слова о том, что нужно было не только уметь стрелять
из орудий, но также уметь жертвовать жизнью за революцию для того, чтобы
открыть огонь по Зимнему дворцу из орудий Петропавловской крепости.
Он не сказал ничего о том, что в Петропавловской крепости было
сколько угодно артиллеристов, умеющих отлично стрелять из орудий, но не
желавших жертвовать жизнью за революцию.
Если бы он был разговорчив, он, может-быть, рассказал бы и о том что
в Петропавловской крепости есть люди, готовые пожертвовать жизнью за ре-
волюцию, но что эти люди не умеют стрелять из орудий.
Если бы он не был так утомлен, он, быть-может, сказал бы и о том, что
в этот час готовность умереть за революцию в полной мере соответствует
знанию артиллерийского дела.
Но он ничего не сказал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44