- Ага, товарищ Шахов, - вскричал он, бросаясь к Шахову, притрагиваясь
к нему и тотчас же отскакивая назад, - прошу прощения! Вы меня застали,
так сказать, в семейной обстановке. Очень прошу извинить. Впрочем...
Он схватил женщину за плечо и повернул ее к Шахову.
- Позвольте представить! Моя жена.
Шахов молча посмотрел на женщину; она пожала плечами и отвернулась.
- Чего вы смотрите? - вдруг засуетился Главецкий. - Моя жена! Вы не
смотрите, что она такая незаметная...
Он мелкими шажками подбежал к Шахову.
- Известнейшая артистка! Мадемуазель Рени, младшая. Читали? Танго в
натуральном виде!
- Мне нужно с вами поговорить по важному делу, - сказал Шахов, отво-
рачиваясь.
- Ганька, пошла вон! - внезапно крикнул Главецкий.
Женщина, посвистывая и пожимая плечами, вышла из комнаты.
Главецкий широким жестом подвинул Шахову стул и бросился в кресло.
- Я вас слушаю.
- Я получил вашу записку, - начал Шахов и тут же остановился, отки-
нувшись на спинку стула и глядя на Главецкого неподвижными и мутными
глазами.
- Да, как же писал...
- Так, вот, я пришел, - с трудом продолжал Шахов, - чтобы раз и нав-
сегда окончить все это дело.
Главецкий кивнул головой.
- Я так и думал.
Шахов снова замолчал. Он для чего-то поднял воротник шинели, потом
торопливо опустил его и застегнул крючок.
- Так вот, значит, в чем дело? - неопределенно спросил он, - вы тре-
буете от меня взамен этого... этой бумаги из военно-полевого суда...
Главецкий вскочил и плотнее притворил двери.
- А может-быть, - вдруг перебил себя Шахов, - а может-быть, вы на
крючок закроете?
Главецкий быстро обернулся к нему.
- На крючок? Зачем?
- Ну, как хотите, не закрывайте, - грубо сказал Шахов.
Главецкий нерешительно вернулся обратно и накинул крючок.
- Вы писали, что так как у меня денег нет, то я могу возместить, так
сказать, некоторыми сведениями или, скажем, документами, которые вам
нужны... Вы, кажется, даже мне за это деньги обещали?
Главецкий беспокойно смотрел на него.
- Так вот я... принес, - шопотом докончил Шахов.
Он привстал, расстегнул воротник шинели.
- Принесли? - тоже шопотом спросил Главецкий.
Шахов вдруг вскочил, отшвырнул ногой стул и быстро прошелся по комна-
те.
- Что это мы с вами точно заговорщики, - отрывисто заговорил он, - у
вас водка есть?
- Нет водки. А...
Главецкий задохнулся и открыл рот.
- А где они?
- Что они?
- Они... бумаги?
- Ну что ж бумаги! - Шахов небрежно похлопал себя по груди. - Вот где
бумаги.
- Вот как. С собой? А можно...
- Что?
- А можно... взглянуть?
Шахов, не отвечая, отвернулся к стене и точно так же, как Главецкий
тогда, возле трактира, на углу Болотной (он это тут же вспомнил с болез-
ненной ясностью) принялся тащить из бокового кармана шинели бумаги, ко-
торые он давеча пересматривал у себя в номере.
- Что это у вас... электричества нет, что ли?
- Н-нет, - нерешительно ответил Главецкий, с жадностью глядя за каж-
дым движением руки, держащей бумаги, - не то, что вообще нет, а у ме-
ня... Никак починить не могут, приходится керосин жечь.
Шахов рукавом смахнул со стола окурки, крошки, отодвинул в сторону
грязную посуду и неторопливо положил бумаги.
Главецкий осторожно присел к столу; лампа освещала его наклоненную
голову с редкими, прямыми, белокурыми волосами, подстриженными ежом.
Шахов отступил немного назад и открыл кобуру; за спиной Главецкого он
переложил револьвер в карман шинели; барабан щелкнул и этот короткий
стук вдруг взметнул Главецкого с его места.
- Что? Что? Что? - внезапно закричал он визгливым голосом, оглядыва-
ясь на дверь и приседая.
- Да нет, ничего, чего вы? - ровным голосом сказал Шахов. - Это я...
Озноб! Зубами!
- Озноб? Зубами? - как бы уговаривая себя повторил Главецкий. - Да,
да. Тут действительно не... тепло.
Белокурая, остриженная ежом, голова снова появилась в светлом кругу
от лампы.
- Доношу, что, по назначении меня начальником сводного красногвар-
дейского отряда, - негромко и невнятно бормотал Главецкий, - мною был
получен приказ занять позицию...
Шахов выдернул из кармана револьвер и быстро засунул руку за спину.
- В тот же день, согласно предписания, отряд был продвинут вперед, -
читал Главецкий, - заняв позицию, вырыли одиночные окопы... да это не то
совсем, - пробормотал он, не оборачиваясь.
Шахов стукнул зубами и вдруг резким движением выбросил руку с ре-
вольвером вперед.
- Нет, нет, нет, - закричал Главецкий, роняя стул и бросаясь в сторо-
ну; он дрожал, все лицо его дергалось.
- Нет же. Не... Нет же...
Шахов, вытянув вперед голову, подошел к нему и приставил к лицу ре-
вольвер.
- Нет! - взметываясь и трепеща, кричал Главецкий; он сползал по сте-
не, приседал вниз, на пол и снова приподнимался.
Шахов нажал курок - револьвер не выстрелил; он перекрутил барабан и
нажал снова; курок коротко стукнул, - а Главецкий все приподнимался,
дергая головой и защищаясь руками.
Тогда белый, как мел, с отвалившейся челюстью, Шахов отступил назад
и, схватив Главецкого за плечо, с бешенством ударил его в висок, тяжелой
рукояткой револьвера, - и в ту же минуту сломанное, смятое тело, сползло
вниз по стене и упало мешком к его ногам на пол.
Шахов, задыхаясь, отошел в сторону, к свету, и стоял несколько минут
неподвижно; ничего не было слышно, только явственно и четко стучало у
него сердце, да все также звенела на столе закоптелая керосиновая лампа.
И вдруг, сообразив что-то, он приблизился к Главецкому и автоматичес-
кими, до сумасшествия размеренными движениями вытащил у него из заднего
кармана брюк затрепанный кожаный бумажник; в первом же отделении, рядом
с воинским билетом, лежала бумага военно-полевого суда, та самая, кото-
рую показывал ему на углу Болотной Главецкий.
Он сложил бумагу и засунул ее за рукав шинели; только теперь он заме-
тил, что, расстегиваясь давеча, он оборвал верхний крючок на шинели,
крючок болтался на ниточке.
С той же неожиданной и его самого пугающей автоматичностью он оборвал
ниточку и завязал крючок в кончик носового платка.
Приподнимаясь на носках и почему-то стараясь делать небольшие шаги,
он направился к двери и вдруг бросился назад: где-то неподалеку ленивый
женский голос, четко выделяя каждое слово, напевал знакомую песенку:
- Раньше был он просто конторщик Володя...
Он, пятясь, протянув назад себя руки и все еще делая коротенькие ша-
ги, отыскал стол и, резко обернувшись, потушил лампу. Синеватый свет фо-
наря полосами ложился на пол, и в этом свете видно было скорченное тело,
как-будто покрытое мутной, беловатой простыней, сглаживающей его очерта-
ния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44