Подняли, позвонили:
– Кто там? – слышит солдат родной голосок.
– Доставка! Из магазина «Сирс»…
– Что такое? Почему? Кто заказывал? Ах!.. – звякнула, натягиваясь, цепочка, забилось сердце солдата. Сейчас обовьет его – обалдевшая от радости, горячая спросонья… Да не обвила. Из-за двери выглянул задрапированный в простыню мужской торс; такие дела…
Из Чикаго солдат полетел в Нью-Йорк, где его ждут всегда – родители, сестренки. Им сейчас мы и везем злосчастную стереоустановку…
Рассказывал солдат и об армии: уважительно, серьезно. В армии он стал другим человеком: отучился бессмысленно убивать время. За год из него сделали классного автомеханика. Да и вообще он обучен теперь уйме полезнейших вещей, буквально на все случаи жизни!
– Ну, например…
Задумался солдат: какой бы привести пример, и привел такой, что для меня интересней и быть не могло: как должен вести себя американский десантник, если попадет в плен к русским.
Прежде всего, надо пытаться бежать. Даже если шансов на успех нет.
– Зачем же тогда бежать?
– Они будут меня ловить, а это отвлекает силы противника.
– Ну, а если тебе удалось бежать, что же ты, черный, будешь делать на советской территории? Где спрячешься?
– Спрятаться нужно у священника или у проститутки.
– Но ведь могут и поймать; начнут допрашивать…
– На допросах нужно прикидываться дурачком. Если спросят, сколько в полку людей, надо сказать: очень много, я не считал. Я вообще, мол, плохо учился. Если спросят, сколько танков, надо сказать: тьма-тьмущая, тысяч пять!..
– Поверят ли? – усомнился я.
Солдат подмигнул: какое ему дело – поверят, не поверят. Главное, задурить им головы…
На крылечке отчего дома солдата встречала вся семья. Ойкнула и повисла на шее молодая мама. Крепко обнялись отец с сыном, визжали сестренки, одаренные серебряными долларами. Мы с папой, уже собравшимся на службу, – при галстуке, в жилетке, – втащили стереоустановку на крыльцо.
Оторвавшись от сестренок, солдат вынул бумажник:
– Сколько с меня?
– На счетчике 7.75, – дипломатично ответил я.
Солдат отсчитал восемь долларов, я дал ему квотер сдччи. Монетка нырнула в карман мундира. Повисла драматическая пауза.
– Почему ты так заплатил? – спросил я. – Разве я обязан таскать твое «стерео»?
– Но мы ведь не просили вас это делать, – вежливо возразила светящаяся радостью мама.
Я уже слышал, да и по своему скромному опыту знал, что черные клиенты, как правило, не платят чаевых, но я не предполагал, что это может быть до такой степени обидно…
7
Мое новое положение среди русских таксистов, которым я очень гордился, досталось мне нечаянно. Въехав однажды на стоянку, я занял очередь за щуплым, с железными зубами Узбеком, которого уже пару раз в моем присутствии осматривал Доктор. Узбек курил, щурясь от дыма, не выпуская сигареты изо рта, а правой рукой тем временем баюкал, нянчил – левую: «Болит!..»
– Дать тебе таблетку?
– А что она поможет?!
– Снимет боль.
Запил таблетку моей кока-колой и, ни слова не сказав, отошел. А минут через десять вернулся: «Отпустило!». С видимым удовольствием вращал кулак, сжимал и разжимал пальцы,
– Что у тебя с рукой?
– А я знаю?..
– Какое у тебя давление?
– 210.
– Тебе нельзя работать…
– А платить за меня будешь – ты?
Узбек – еврей из Самарканда – купил медальон год назад. Своих денег было мало, нахватал у ростовщиков. Откуда ему было знать заранее, что он заболеет? И о чем теперь говорить? Лучше посмотри на мою фамилию…
Как и многие из таксистов, Узбек возил с собой фотографию в рамочке на передней панели: супруга, детишки. Мне казалось это странным, я не понимал еще, что кэбби почти не видятся со своими семьями…
– А продать медальон трудно? – спросил я.
Совсем нетрудно. Но так не делают: сегодня купил, завтра продал. Бедняк всегда теряет при купле-продаже. Ему, Узбеку, если он теперь загонит свой медальон, – не хватит даже расплатиться с долгами.
– Сколько же часов в день ты работаешь?
– Как придется: когда пятнадцать, когда восемнадцать.
– Сколько дней в неделю?
– Семь… Будь она проклята, эта Америка!
В разговор, не замечая меня, вмешался Ежик.
– Тебе сто раз говорили: ростовщикам, конечно, не платить нельзя, но банку месяц-два не платить можно.
– Они же отнимут машину!
– Слова не скажут. Им нужно написать письмо. Что ты заболел и в этом месяце вынужден пропустить платеж. Укажи, какое у тебя сейчас давление. Если ты хоть несколько дней посидишь дома, попьешь лекарство – полегчает.
– Ты хорошо говоришь, но кто это может – писать такие письма?
– Хочешь, я напишу, – предложил я.
– По-английски?!
– Я напишу с ошибками, но смысл будет понятен.
Пока я писал, вокруг собрались таксисты. Скульптор заглянул через плечо и тоном знатока похвалил; «Мне нравится твой слог».
– «Ви» надо говорить. «Ви»! – строго указал ему Габардиновый Макинтош, а Доктор посетовал вслух:
– Культурный человек должен возиться из-за этой скотины! Пусть я не доживу до завтрашнего утра, если он отправит письмо…
– А почему нет? – Узбек неуверенно пожал плечами. – Что мне, жалко наклеить марку?
Не знаю, отправил ли Узбек письмо, но он продолжал работать по семь дней в неделю, и нянчил больную руку, и просил у меня таблетки. Мой же общественный статус подпрыгнул на триста пунктов! Чувствовавший себя одиноким среди таксистов Макинтош решил, что общаться с человеком, который умеет написать по-английски письмо, для него не зазорно, и почти силой вытаскивал меня из кружка.
– О чем ви можете разговаривать с этими торгашами?
– Почему «торгашами»? – неуверенно протестовал я. – Гиви, например, скульптор…
– Какой он скульптор! Надписи на кладбище на памятниках делал…
– А этот, архитектор?
– Ви очень наивный, – покровительственно произнес Макинтош: – Он числился архитектором при ипподроме. Ему говорили: поставьте здесь еще одну кассу; к этой трибуне сделать навес…
– Он был рабочим?
– Он выписывал рабочим наряды. Лично я такого, извиняюсь за выражение, горе-архитектора не взял бы даже на сто рублей.
– А кем вы работали? – спросил я и – понял, как болезненно ждал Макинтош этого вопроса!..
Эффектным, отработанным жестом откинул он габардиновую полу и вынул из прорезного кармашка старого пиджака темнокрасную книжечку – удостоверение своего былого могущества. Секунду-другую у меня перед глазами маячила тисненная золотом надпись: СОВЕТ МИНИСТРОВ АБХАЗСКОЙ АССР… На таксистской стоянке, куда мы оба, не доспав, спешили на рассвете, эта претензия, эта красная книжечка могла вызвать только насмешку. И все-таки я протянул руку, чтобы взять документ. Мне хотелось своими глазами прочесть, что записано в удостоверении: был ли в действительности Габардиновый Макинтош тем, за кого с такой настойчивостью себя выдавал, – номенклатурным вельможей?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90