Я точно знаю, ради чего сюда пришла, и в момент нахожу искомое: тончайший, наисовременнейший органайзер. Бесподобная штучка: невероятно легкая, компактная, по гениальности сравнимая с изобретением пятидесятых — пластиковыми подставками под бокалы. Чудо техники под названием «Память в кармане» сулит массу всяческих приятностей:
Облегчит Вашу жизнь!
Снимет Вашу головную боль!
Оплатит Ваши счета!
Напомнит о днях рождения Ваших друзей!
Займется сексом с Вашим мужем, чтобы Вы дочитали наконец нашумевший роман Кэрол Шилдс, который начали в первые недели первой беременности!
Беру, не глядя на ценник. Плевать, сколько стоит. Я это заслужила за любую цену.
14.08
Род Тэск гигантским морским лайнером штурмует мое рабочее место.
— Кэти, мне нужна твоя помощь! — орет он и зловеще скалит зубы, изображая улыбку. (Род по-настоящему страшен, только когда играет в добрячка.)
Фривольно подцепив нарцисс из вазочки на столе, он заявляет, что решил поручить мне финал договора с пенсионным фондом на триста миллионов долларов. Финалы в нашей сфере — это своего рода конкурсы красоты, где в борьбе за потенциального клиента соперничают самые рисковые… пардон, самые ответственные менеджеры по инвестициям. Ах да, Род к тому же о финале вспомнил лишь сегодня, поэтому на все про все у меня двенадцать дней, и в этом только моя вина, так как в противном случае придется признать ошибку Рода. А Род — мужчина, следовательно, о какой ошибке речь?
Чувствую, как жалобный призыв к справедливости рвется наружу. Но Род прет как танк:
— Мы должны доказать, что в «ЭМФ» нет проблем с дискриминацией — ни по половому, ни по национальному признаку! Так что представлять нас будешь ты, Кэти, и эта китаяшка из новеньких.
— Что?
— Мома, кажется.
— Момо не из Китая. Она шриланкийка.
— Да какая разница, черт ее дери. — Он пожимает плечами. — Узкоглазая — значит, сойдет.
— Род, я не могу. У Момо совершенно нет опыта. Ты не можешь вот так…
Шеф явно пытается свернуть несчастному нарциссу шею, и тот беззвучно роняет сухие желтые слезы на ковер.
— Что еще за «не могу»? Мы таких слов не знаем, куколка. «Не могу» для муженька оставь.
Думаете, я была в шоке от выходки Рода? Скорее это вы будете в шоке, узнав, до чего я была не в шоке.
Шовинизм — это воздух, которым я дышу: бодрящий аромат кожаных аксессуаров от Гуччи с легкой солоноватой ноткой азартной испарины. В Сити этот запах жалит сильнее, чем вонючий кубик ароматизатора в «Пегасе» Уинстона; он терзает ваш нос, проникает в мозг и очень скоро становится для вас единственным. Запахи молока, яблок, мыла бледнеют в сравнении с ним. Впервые оказавшись в Сити, я сделала глубокий вдох и распознала запах власти.
Откровенно говоря, я ничего не имею против скабрезных реплик насчет моих ног, если благодаря этим ногам мы с детьми сыты, одеты, обуты. Правда, обидно за женщин постарше — вроде Клэр Мейнуэринг из операционного отдела, — чей возраст висит над ними дамокловым мечом, и девчонок вроде Момо, пока пребывающих в уверенности, что менеджеру «ЭМФ» никто не посмеет заглядывать под юбку.
В Сити существует лишь три типа женщин. Как сказал мне однажды за рюмкой Крис Бюнс (во дни не угасшей надежды заполучить меня в постель), «здесь ты либо крошка, либо мамуля, либо бабуля».
Тогда я еще сходила за крошку.
Закон о равных правах, говорите? Не ахти какое утешение: загнал женоненавистничество в подполье, в бездонные пещеры Интернета, — только и всего. Мы, конечно, отпускаем в сети шуточки в адрес мужиков — каверзные, злые, беспомощные, — но вы взгляните на мужские опусы! Гинекологу впору повеситься. Законов можно накропать бессчетно; можно даже законодательно запретить петуху кукарекать — а толку?
Мне лично женщины в Сити видятся переселенцами в первом поколении. Ступив на чужую землю, они не смеют лишний раз поднять глаза, они работают как волы и изо всех сил стараются не замечать издевок невежд-аборигенов, которые ненавидят их просто за то, что они иначе выглядят, от них иначе пахнет и они могут отнять работу. А еще они верят и надеются. На их долю лучшей жизни не достанется, они это знают, но сам факт их присутствия или появление в туалете автомата с «тампаксом» — все это облегчит жизнь наших последовательниц. Много лет назад, еще школьницей, я прочитала книжку Уильяма Гол-динга о соборе, который строили несколько поколений. Представляете? Тот, кто сделал чертеж, понимал, что не только он сам или его дети, но даже внуки и правнуки не увидят храма во всем его величии. Вот так же и женщины в Сити: все мы — лишь кирпичики фундамента, и вряд ли о нас вспомнят бизнес-леди будущего, но они будут ходить по нашим костям.
В прошлом году, во время съемок для рекламного проспекта, руководству «ЭМФ» пришлось брать сотрудников «взаймы» из подвального буфета, чтобы в буклете появились фото женщин и представителей этнических меньшинств. На липовом заседании я сидела напротив официантки-колумбийки, на которую нацепили красный пиджак Селии Хармсуорт и велели «изучать» фондовый отчет. Фотографу пришлось перевернуть бумаги — она держала их вверх ногами.
Спустившись чуть позже в буфет за рогаликом, я надеялась обменяться с ней если не парой слов, то хоть взглядами, так сказать, женской солидарности — мужчины, мол, что с ними поделаешь. Но она даже глаза не подняла от своей бадьи со сливками.
16.53
Пенсионный финал горит, но мои мысли скачут от букета Джека к дню рождения дочери. До знаменательной даты еще три с половиной месяца, а Эмили уже считает дни. (В шесть лет ты так же страстно мечтаешь приблизить день рождения, как в тридцать шесть — отодвинуть, по возможности до бесконечности.) Чувствуя себя настоящей матерью — в кои-то веки, — нахожу и набираю номер Роджера-Радуги, клоуна высочайшей репутации среди членов мамафии. Автоответчик Роджера сообщает, что по выходным занят под завязку до конца года, но на Хэллоуин еще есть несколько «окон». Что за дьявольщина! Может, проще мировую троицу теноров выписать? Угораздило тебя, Кейт, завести детей в эпоху, когда дни рождения внесли в список олимпийских видов спорта.
— Э-э… Прошу прощения… Кейт Редди?
— Слушаю.
Я поднимаю голову. Очаровательную особу, что возникла у моего стола, забыть трудно. На презентации перед Рождеством она дала мне прикурить. Сейчас она тоже цветет румянцем, только отнюдь не от нервов или страха. В тихом омуте, что называется. Похоже, сдержанный нрав юной шриланкийки ковали из прочного, но упругого металла.
— Прошу прощения, если не ошибаюсь, мы будем работать вместе над… э-э… пенсионным финалом. Мистер Тэск сказал, что, по его мнению, я могу внести существенный вклад…
Мистер Тэск так сказал. Кто бы сомневался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89