:
– Расскажи эту коротенькую историю о тележке. Вы должны знать, – обратился Хансхааз к присутствующим, – что мы с ним одновременно были стажерами в палате председателя окружного суда Адама. Он ничем не походил на провинциального судью, хотя был тучен и вечно исходил потом во время процессов. Только со временем мы убедились, как блестяще он мог вести заседание суда. Расскажи о…
– …тележке, – докончил за своего коллегу земельный прокурор доктор Ф., – о той самой тележке. Этот случай не принадлежал к числу серьезных и разбирался отделением по уголовным делам суда земли, а не участковым судом только потому, что тогда речь шла о краже металла и сие деяние наказывалось куда суровее, чем нынче. Преступник об этом не задумывался, но я сейчас не хочу затрагивать проблематику того, что считалось мелкой кражей, а что крупной. В сознании населения, мыслившего еще категориями Первой мировой войны, каждый кусок металла был ценнее всего остального… Ну ладно, дело попало в отделение по уголовным делам суда земли. Обвиняемый… Ты не помнишь, как его звали?
– Нет, – ответил Хансхааз.
– И я не помню. Он все отрицал. Кража произошла на территории фирмы, огражденной, но легкодоступной, речь шла о каком-то особом двигателе. Обвиняемый когда-то работал в этой же фирме, поэтому прилично ориентировался на ее территории, а возможно, хотя никаких доказательств тому не было, даже располагал ключом от ворот. Двигатель был обнаружен в небольшом доме обвиняемого, ранее неоднократно подвергавшегося наказанию. Но обвиняемый отрицал свою причастность к краже: нет, двигатель ему принес Герд, прозванный Пивохлебом, и попросил оставить его на пару деньков. Кто такой Герд? Увы, ему об этом человеке ничего не известно. Разве что тот захаживает в пивнушку у кладбища Вальдфридхоф, по крайней мере раньше захаживал, потому что сам обвиняемый уже давно там не показывался.
Все это, как можно догадаться, являлось ложью от начала и до конца. Но опровергнуть ее было нельзя.
Опросили свидетелей. Установили, когда было совершено преступление; обвиняемый не смог представить алиби, разве что самое хилое: дескать, он весь вечер и до глубокой ночи находился в пивной «Цур линденвиртин» в Мильберсхофене. Кража была совершена на Арнульф-штрассе, за несколько километров от упомянутой пивнушки. А хозяйка той самой пивной «Цур линденвиртин», я хорошо помню ее, особа весьма приземленная, и этот тип, как бишь его, ах да, Лаки, он действительно был у нее в тот день, вернее, в тот вечер… Позже, правда, когда ее удалось припереть к стенке, она вынуждена была признать, что всего лишь думает, что он был тогда в ее заведении, потому что каждый вечер туда забегал. Но все-таки да, верно, случались вечера, в которые Лаки не появлялся, – короче говоря, алиби рухнуло, а тут еще и обнаруженный у него краденый двигатель, и над Лаки нависло подозрение.
Были и еще свидетели, двое рабочих, проживавших в бараке неподалеку от территории фирмы, где произошла кража, которые – причем каждый в отдельности – показали, что видели, как некто погрузил какой-то тяжелый предмет на ручную тележку и стал увозить. Тут как раз появилась зацепка. Один из рабочих утверждал, что неизвестный толкал тележку перед собой, увозя ее с территории фирмы, а другой, напротив, уверял следователей, что, мол, преступник, тащил ее за собой. В остальном же показания обоих свидетелей сходились, хотя разнились в том, что касалось способа приведения в движение упомянутой тележки. И вот председатель с непонятным нам, стажерам, упорством стал настаивать на проведении более тщательного допроса этих двух свидетелей, устроив чуть ли не перекрестный допрос. Первое: почему они тут же не сообщили в полицию о происшествии? Один из рабочих, смущаясь, заявил:
– Не оказалось телефона поблизости.
Другой:
– Двигатель не мой, а я с полицией предпочитаю не иметь дел. – И добавил: – Это было не ночью, а вечером. Будь это ночью, тогда…
В общем, и так далее в том же духе. Но наш председатель продолжал наседать, требуя дать ответ на вопрос: «Был ли этот человек подозреваемым, или нет?» И я привожу слова председателя окружного суда Адама дословно: «Так тащил он ее за собой или же толкал перед собой?» Тащил, утверждал один рабочий, нет, толкал, настаивал другой. В общем, они неизвестно сколько так препирались, будто главнее ничего не было и речь шла об установлении личности убийцы. Даже обвиняемый и тот подивился этой нескончаемой перепалке, а когда председатель окружного суда Адам как бы вскользь и чуть ли не дружелюбно обратился к обвиняемому, о котором в пылу спора все позабыли, и чуть ли не со вздохом спросил его: «Так вы тащили ее или подталкивали?», обвиняемый, не раздумывая долго, ответил: «Подталки…» – и тут же, побагровев, осекся.
Физиономия председателя окружного суда Адама оставалась каменной, секретарша, которая вела протокол, прыснула, но тут же опомнилась, примерно так же отреагировали и мы, стажеры, прокурор ухмыльнулся, а защитник вскочил и закричал:
– Это недопустимые методы ведения допроса – я настаиваю на том, чтобы это было вычеркнуто из протокола!
– Нет необходимости, – невозмутимо ответил председатель окружного суда Адам, – это и не было внесено в протокол, а служит лишь для убеждения членов суда.
Последовавший приговор можно было расценить как мягкий. Именно мне было поручено подготовить официальный текст приговора. Я во всех подробностях описал «перекрестный допрос», не упустив и обычного юридического пустословия; словом, иного от зеленого стажера и ожидать было нечего. Председатель окружного суда Адам с отеческой улыбкой вымарал весь абзац.
– Ничего, ничего, уважаемый коллега, написано прекрасно, но мы все-таки напишем одну-единственную фразу: «При вынесении приговора суд принял во внимание помощь, оказанную обвиняемым следствию».
На этом заканчивается двадцать первый четверг нашего земельного прокурора доктора Ф. А герр доктор Хансхааз получил от хозяйки дома приглашение бывать у нее даже тогда, когда его виолончель не участвует, поскольку он наверняка разохотит своего коллегу земельного прокурора доктора Ф. на новые истории.
Двадцать второй четверг земельного прокурора д-ра Ф., когда он наконец завершает «Историю домоправителя Зондермайера»
– О чем не могла знать чета Зондермайеров, так это о том, что Хольцберг вот уже несколько месяцев задерживал оплату за свое жилище в пентхаусе, что в судебном порядке был расторгнут договор жилищного найма и что речь шла о выселении его из квартиры. Зондермайеры не ведали и о том, что против герра Хольцберга были возбуждены уголовные дела сразу по нескольким статьям, причем некоторые не только против него, но и против его сообщников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
– Расскажи эту коротенькую историю о тележке. Вы должны знать, – обратился Хансхааз к присутствующим, – что мы с ним одновременно были стажерами в палате председателя окружного суда Адама. Он ничем не походил на провинциального судью, хотя был тучен и вечно исходил потом во время процессов. Только со временем мы убедились, как блестяще он мог вести заседание суда. Расскажи о…
– …тележке, – докончил за своего коллегу земельный прокурор доктор Ф., – о той самой тележке. Этот случай не принадлежал к числу серьезных и разбирался отделением по уголовным делам суда земли, а не участковым судом только потому, что тогда речь шла о краже металла и сие деяние наказывалось куда суровее, чем нынче. Преступник об этом не задумывался, но я сейчас не хочу затрагивать проблематику того, что считалось мелкой кражей, а что крупной. В сознании населения, мыслившего еще категориями Первой мировой войны, каждый кусок металла был ценнее всего остального… Ну ладно, дело попало в отделение по уголовным делам суда земли. Обвиняемый… Ты не помнишь, как его звали?
– Нет, – ответил Хансхааз.
– И я не помню. Он все отрицал. Кража произошла на территории фирмы, огражденной, но легкодоступной, речь шла о каком-то особом двигателе. Обвиняемый когда-то работал в этой же фирме, поэтому прилично ориентировался на ее территории, а возможно, хотя никаких доказательств тому не было, даже располагал ключом от ворот. Двигатель был обнаружен в небольшом доме обвиняемого, ранее неоднократно подвергавшегося наказанию. Но обвиняемый отрицал свою причастность к краже: нет, двигатель ему принес Герд, прозванный Пивохлебом, и попросил оставить его на пару деньков. Кто такой Герд? Увы, ему об этом человеке ничего не известно. Разве что тот захаживает в пивнушку у кладбища Вальдфридхоф, по крайней мере раньше захаживал, потому что сам обвиняемый уже давно там не показывался.
Все это, как можно догадаться, являлось ложью от начала и до конца. Но опровергнуть ее было нельзя.
Опросили свидетелей. Установили, когда было совершено преступление; обвиняемый не смог представить алиби, разве что самое хилое: дескать, он весь вечер и до глубокой ночи находился в пивной «Цур линденвиртин» в Мильберсхофене. Кража была совершена на Арнульф-штрассе, за несколько километров от упомянутой пивнушки. А хозяйка той самой пивной «Цур линденвиртин», я хорошо помню ее, особа весьма приземленная, и этот тип, как бишь его, ах да, Лаки, он действительно был у нее в тот день, вернее, в тот вечер… Позже, правда, когда ее удалось припереть к стенке, она вынуждена была признать, что всего лишь думает, что он был тогда в ее заведении, потому что каждый вечер туда забегал. Но все-таки да, верно, случались вечера, в которые Лаки не появлялся, – короче говоря, алиби рухнуло, а тут еще и обнаруженный у него краденый двигатель, и над Лаки нависло подозрение.
Были и еще свидетели, двое рабочих, проживавших в бараке неподалеку от территории фирмы, где произошла кража, которые – причем каждый в отдельности – показали, что видели, как некто погрузил какой-то тяжелый предмет на ручную тележку и стал увозить. Тут как раз появилась зацепка. Один из рабочих утверждал, что неизвестный толкал тележку перед собой, увозя ее с территории фирмы, а другой, напротив, уверял следователей, что, мол, преступник, тащил ее за собой. В остальном же показания обоих свидетелей сходились, хотя разнились в том, что касалось способа приведения в движение упомянутой тележки. И вот председатель с непонятным нам, стажерам, упорством стал настаивать на проведении более тщательного допроса этих двух свидетелей, устроив чуть ли не перекрестный допрос. Первое: почему они тут же не сообщили в полицию о происшествии? Один из рабочих, смущаясь, заявил:
– Не оказалось телефона поблизости.
Другой:
– Двигатель не мой, а я с полицией предпочитаю не иметь дел. – И добавил: – Это было не ночью, а вечером. Будь это ночью, тогда…
В общем, и так далее в том же духе. Но наш председатель продолжал наседать, требуя дать ответ на вопрос: «Был ли этот человек подозреваемым, или нет?» И я привожу слова председателя окружного суда Адама дословно: «Так тащил он ее за собой или же толкал перед собой?» Тащил, утверждал один рабочий, нет, толкал, настаивал другой. В общем, они неизвестно сколько так препирались, будто главнее ничего не было и речь шла об установлении личности убийцы. Даже обвиняемый и тот подивился этой нескончаемой перепалке, а когда председатель окружного суда Адам как бы вскользь и чуть ли не дружелюбно обратился к обвиняемому, о котором в пылу спора все позабыли, и чуть ли не со вздохом спросил его: «Так вы тащили ее или подталкивали?», обвиняемый, не раздумывая долго, ответил: «Подталки…» – и тут же, побагровев, осекся.
Физиономия председателя окружного суда Адама оставалась каменной, секретарша, которая вела протокол, прыснула, но тут же опомнилась, примерно так же отреагировали и мы, стажеры, прокурор ухмыльнулся, а защитник вскочил и закричал:
– Это недопустимые методы ведения допроса – я настаиваю на том, чтобы это было вычеркнуто из протокола!
– Нет необходимости, – невозмутимо ответил председатель окружного суда Адам, – это и не было внесено в протокол, а служит лишь для убеждения членов суда.
Последовавший приговор можно было расценить как мягкий. Именно мне было поручено подготовить официальный текст приговора. Я во всех подробностях описал «перекрестный допрос», не упустив и обычного юридического пустословия; словом, иного от зеленого стажера и ожидать было нечего. Председатель окружного суда Адам с отеческой улыбкой вымарал весь абзац.
– Ничего, ничего, уважаемый коллега, написано прекрасно, но мы все-таки напишем одну-единственную фразу: «При вынесении приговора суд принял во внимание помощь, оказанную обвиняемым следствию».
На этом заканчивается двадцать первый четверг нашего земельного прокурора доктора Ф. А герр доктор Хансхааз получил от хозяйки дома приглашение бывать у нее даже тогда, когда его виолончель не участвует, поскольку он наверняка разохотит своего коллегу земельного прокурора доктора Ф. на новые истории.
Двадцать второй четверг земельного прокурора д-ра Ф., когда он наконец завершает «Историю домоправителя Зондермайера»
– О чем не могла знать чета Зондермайеров, так это о том, что Хольцберг вот уже несколько месяцев задерживал оплату за свое жилище в пентхаусе, что в судебном порядке был расторгнут договор жилищного найма и что речь шла о выселении его из квартиры. Зондермайеры не ведали и о том, что против герра Хольцберга были возбуждены уголовные дела сразу по нескольким статьям, причем некоторые не только против него, но и против его сообщников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99