И подобная манера, надо сказать, свойственная не только немецкому чинуше, в послевоенные годы спасла от наказания очень многих кабинетных работников, удачно прикрывшихся щитом формулировки «Я всего лишь исполнял приказ».
Но я ухожу в сторону.
Шеф составил об имевшем место инциденте отчет, включив его в разряд «Персональное дело. Конфиденциально», и переслал его в вышестоящую финансовую инстанцию. Потом до него дошли неясные слухи, что, мол, дело отфутболили еще выше, и по прошествии некоторого времени шеф уже почти уверовал, что оно так и не спустится вниз для разбирательства, что, как вы понимаете, было бы ему только на руку. Однако вышло как раз наоборот – дело Маусбайгля шумно плюхнулось шефу на стол. И не просто, а с резолюцией: «Маусбайгля от исполнения служебных обязанностей отстранить ввиду превышения служебных полномочий».
Так и возникло дело против Маусбайгля, даровавшее последнему неограниченное количество свободного времени.
То ли по воле случая, то ли последовав чьему-либо совету, то ли по собственному разумению, точно сказать не могу, да это и не важно, в конце концов, но Маусбайгль взял себе в защитники одного из известнейших в то время адвокатов, а именно Германа Лукса. Лукс пусть и вполне заслуживает отдельного рассказа, был хоть и весьма известным адвокатом – и не только по причине высочайшей юридической квалификации, – но не носил в себе и следа тех, кого принято называть «гвоздем сезона» или «знаменитостью». В том, что это было либо счастливой случайностью, либо вернейшим выбором Маусбайгля, мы еще убедимся.
Ведь с этими так называемыми гвоздями сезона всегда одно и то же. Возможно, в американской юридической системе по-другому, но у нас я не знаю еще ни одного судьи, пусть даже самого что ни есть запуганного или глупого, который бы дрожал мелкой дрожью перед какой-нибудь очередной «знаменитостью» в адвокатской мантии. Временами наблюдается даже противоположный эффект. Если обвиняемый по уголовному делу или же одна из сторон на гражданском берет себе в защитники «знаменитость», то судья нередко даже против собственной воли настроен к клиентам «знаменитости» с известной долей предубежденности. Или, во всяком случае, вынужден преодолевать эту предубежденность.
Естественно, что существуют хорошие, не очень хорошие, слабые и очень слабые адвокаты. Это как в карточной игре: с плохими картами на руках не выиграть даже сверхопытному игроку, и наоборот – если у никудышного игрока все козыри, он обставит кого угодно. Собственно, задача адвоката реально оценить шансы подзащитного.
Все это, разумеется, частности, я неисправим, все время только и норовлю отклониться от темы. Но все обстоит именно так, и коллега Шицер меня поддержит.
– Непременно, – отозвался доктор Шицер, – и я помню этого заметного адвоката по фамилии Лукс, заметного и в смысле физических данных. В свое время он был моим пациентом.
Я, разумеется, не могу перелистывать страницы. То есть могла бы, но после этого на страницах книг остаются противные царапины от моих когтей, и поступай я так, думаю, будущим читателям не доставило бы особой радости считывать с исполосованных когтями страниц.
Таким образом, приходится довольствоваться тем, что есть. И читать через плечо. Если кто-нибудь из моих добрых домашних духов усаживается в кресло с книгой, я устраиваюсь поудобнее у него за спиной и спокойно читаю вместе с ним. К счастью, мне, как всем представителям нашей кошачьей породы, на зрение жаловаться не приходится, посему я в состоянии различить даже мельчайший шрифт с почтительного расстояния. И читаю я быстрее человека. Кошки вообще во всем обгоняют человека – и в жизни, но это так, к слову. Пока человек переворачивает страницу, я успеваю прочесть парочку предложений. Иногда раздражает, если дочитаешь до последнего слова, а оно перенесено на следующую страницу. Вот и жди, пока он наконец перевернет ее.
Правда, мне не дано выбирать для себя чтиво. Я пыталась, призвав на помощь когти, вытаскивать книги и намеренно ронять их на пол, чтобы тем самым заявить о своем желании прочесть ту или иную вещь.
– Не пойму, что стряслось с этой кошкой? Всегда такая аккуратная, никогда ничего не разобьет, но вот взяла в привычку сбрасывать книги на пол. Что на сей раз? Эгон Фридель «История культуры Египта и Древнего Востока»!
Еще бы меня это не заинтересовало! Древний Египет. Но вы опять поставили книгу на место, так и не уловив моего намека. И вообще обращаетесь со мной, как с каким-то несмышленым домашним животным. К сожалению, вам знакомо то самое дело с ударом в затылок…
Оставим это. Таким образом, я всегда вынуждена ориентироваться на выбор других, и поскольку читаю далеко не всегда, а только от случая к случаю, потому что иногда мне просто опостылевает читать, это приводит к полуобразованности.
Писать было бы для меня куда труднее, чем читать, – окунать свои милые коготки в чернила, фу! Можно было бы, конечно, молотить лапами по клавишам пишмашинки, но как вставить в нее лист бумаги? Остается компьютер. Но и он имеет принтер, а с ним та же проблема… И прежде всего: а стоит ли вообще этим заниматься? Оправданны ли, так сказать, затраты энергии? Будучи не обделенной чувством самодостаточности и уверенности в себе кошкой, я не сомневаюсь, что мои произведения нашли бы достаточно широкую читательскую аудиторию. Но насколько широкую? И самое главное, как долго ее увлекали бы мои книги? И кого увлекали бы в первую очередь?
Вот сидит пожилой человек, очень пожилой, от него так и разит старостью, нет, не разит, конечно, скорее, попахивает. Как он ни старается выглядеть моложе, ухоженнее, старость неумолима. Вот он сидит глубокой ночью с моей книжкой в руке. Он пригасил все лампы в зале, все, кроме одной, свет ее падает ему на лысину и на разворот книги. Он читает не очень внимательно и читает не потому, что его так уж заинтересовала моя книга, он читает потому, что страдает бессонницей. Говорю вам: он сидит в зале. Это довольно любопытное помещение большого и старинного дома, зал с рядами окон, в каждом ряду по четыре окна, но все окна только по одну сторону зала, ряд над рядом. Верхний ряд немыслимо сложно поддерживать в чистоте. Впрочем, это уже не тревожит нашего старичка. В зале холодно. Но и этого он не замечает. Он уже продрог изнутри, поэтому и не замечает холода. На нем жилет из темно-серой шерсти, под ней красноватая рубашка. (Мысленно я пытаюсь вообразить себе красный цвет и зеленый, точнее, воссоздать их в воображении.) Он сидит, сгорбившись над столом, а на столе раскрытая книга. Он не берет книгу в руки, предпочитает класть на стол и склониться над ней, сложив руки между колен, едва не касаясь длинной бородой книжных страниц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Но я ухожу в сторону.
Шеф составил об имевшем место инциденте отчет, включив его в разряд «Персональное дело. Конфиденциально», и переслал его в вышестоящую финансовую инстанцию. Потом до него дошли неясные слухи, что, мол, дело отфутболили еще выше, и по прошествии некоторого времени шеф уже почти уверовал, что оно так и не спустится вниз для разбирательства, что, как вы понимаете, было бы ему только на руку. Однако вышло как раз наоборот – дело Маусбайгля шумно плюхнулось шефу на стол. И не просто, а с резолюцией: «Маусбайгля от исполнения служебных обязанностей отстранить ввиду превышения служебных полномочий».
Так и возникло дело против Маусбайгля, даровавшее последнему неограниченное количество свободного времени.
То ли по воле случая, то ли последовав чьему-либо совету, то ли по собственному разумению, точно сказать не могу, да это и не важно, в конце концов, но Маусбайгль взял себе в защитники одного из известнейших в то время адвокатов, а именно Германа Лукса. Лукс пусть и вполне заслуживает отдельного рассказа, был хоть и весьма известным адвокатом – и не только по причине высочайшей юридической квалификации, – но не носил в себе и следа тех, кого принято называть «гвоздем сезона» или «знаменитостью». В том, что это было либо счастливой случайностью, либо вернейшим выбором Маусбайгля, мы еще убедимся.
Ведь с этими так называемыми гвоздями сезона всегда одно и то же. Возможно, в американской юридической системе по-другому, но у нас я не знаю еще ни одного судьи, пусть даже самого что ни есть запуганного или глупого, который бы дрожал мелкой дрожью перед какой-нибудь очередной «знаменитостью» в адвокатской мантии. Временами наблюдается даже противоположный эффект. Если обвиняемый по уголовному делу или же одна из сторон на гражданском берет себе в защитники «знаменитость», то судья нередко даже против собственной воли настроен к клиентам «знаменитости» с известной долей предубежденности. Или, во всяком случае, вынужден преодолевать эту предубежденность.
Естественно, что существуют хорошие, не очень хорошие, слабые и очень слабые адвокаты. Это как в карточной игре: с плохими картами на руках не выиграть даже сверхопытному игроку, и наоборот – если у никудышного игрока все козыри, он обставит кого угодно. Собственно, задача адвоката реально оценить шансы подзащитного.
Все это, разумеется, частности, я неисправим, все время только и норовлю отклониться от темы. Но все обстоит именно так, и коллега Шицер меня поддержит.
– Непременно, – отозвался доктор Шицер, – и я помню этого заметного адвоката по фамилии Лукс, заметного и в смысле физических данных. В свое время он был моим пациентом.
Я, разумеется, не могу перелистывать страницы. То есть могла бы, но после этого на страницах книг остаются противные царапины от моих когтей, и поступай я так, думаю, будущим читателям не доставило бы особой радости считывать с исполосованных когтями страниц.
Таким образом, приходится довольствоваться тем, что есть. И читать через плечо. Если кто-нибудь из моих добрых домашних духов усаживается в кресло с книгой, я устраиваюсь поудобнее у него за спиной и спокойно читаю вместе с ним. К счастью, мне, как всем представителям нашей кошачьей породы, на зрение жаловаться не приходится, посему я в состоянии различить даже мельчайший шрифт с почтительного расстояния. И читаю я быстрее человека. Кошки вообще во всем обгоняют человека – и в жизни, но это так, к слову. Пока человек переворачивает страницу, я успеваю прочесть парочку предложений. Иногда раздражает, если дочитаешь до последнего слова, а оно перенесено на следующую страницу. Вот и жди, пока он наконец перевернет ее.
Правда, мне не дано выбирать для себя чтиво. Я пыталась, призвав на помощь когти, вытаскивать книги и намеренно ронять их на пол, чтобы тем самым заявить о своем желании прочесть ту или иную вещь.
– Не пойму, что стряслось с этой кошкой? Всегда такая аккуратная, никогда ничего не разобьет, но вот взяла в привычку сбрасывать книги на пол. Что на сей раз? Эгон Фридель «История культуры Египта и Древнего Востока»!
Еще бы меня это не заинтересовало! Древний Египет. Но вы опять поставили книгу на место, так и не уловив моего намека. И вообще обращаетесь со мной, как с каким-то несмышленым домашним животным. К сожалению, вам знакомо то самое дело с ударом в затылок…
Оставим это. Таким образом, я всегда вынуждена ориентироваться на выбор других, и поскольку читаю далеко не всегда, а только от случая к случаю, потому что иногда мне просто опостылевает читать, это приводит к полуобразованности.
Писать было бы для меня куда труднее, чем читать, – окунать свои милые коготки в чернила, фу! Можно было бы, конечно, молотить лапами по клавишам пишмашинки, но как вставить в нее лист бумаги? Остается компьютер. Но и он имеет принтер, а с ним та же проблема… И прежде всего: а стоит ли вообще этим заниматься? Оправданны ли, так сказать, затраты энергии? Будучи не обделенной чувством самодостаточности и уверенности в себе кошкой, я не сомневаюсь, что мои произведения нашли бы достаточно широкую читательскую аудиторию. Но насколько широкую? И самое главное, как долго ее увлекали бы мои книги? И кого увлекали бы в первую очередь?
Вот сидит пожилой человек, очень пожилой, от него так и разит старостью, нет, не разит, конечно, скорее, попахивает. Как он ни старается выглядеть моложе, ухоженнее, старость неумолима. Вот он сидит глубокой ночью с моей книжкой в руке. Он пригасил все лампы в зале, все, кроме одной, свет ее падает ему на лысину и на разворот книги. Он читает не очень внимательно и читает не потому, что его так уж заинтересовала моя книга, он читает потому, что страдает бессонницей. Говорю вам: он сидит в зале. Это довольно любопытное помещение большого и старинного дома, зал с рядами окон, в каждом ряду по четыре окна, но все окна только по одну сторону зала, ряд над рядом. Верхний ряд немыслимо сложно поддерживать в чистоте. Впрочем, это уже не тревожит нашего старичка. В зале холодно. Но и этого он не замечает. Он уже продрог изнутри, поэтому и не замечает холода. На нем жилет из темно-серой шерсти, под ней красноватая рубашка. (Мысленно я пытаюсь вообразить себе красный цвет и зеленый, точнее, воссоздать их в воображении.) Он сидит, сгорбившись над столом, а на столе раскрытая книга. Он не берет книгу в руки, предпочитает класть на стол и склониться над ней, сложив руки между колен, едва не касаясь длинной бородой книжных страниц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99