Двадцать два человека играют, а десять, двадцать, сто тысяч за ними наблюдают, отвлекаются от повседневности и соответственно здоровеют. Я в своей жизни присутствовал лишь на одном футбольном матче. Не помню, сколько голов было забито, сколько отбито, кто выиграл, но зрители наверняка помнят и сегодня этот матч. Если, конечно, живы. Одному дожить до наших дней не удалось.
И вообще интересно, а кто из зрителей того матча сейчас жив? Мне только теперь пришла в голову эта мысль. Тогда, как я уже говорил, на стадионе присутствовало шестьдесят – семьдесят тысяч зрителей. Все билеты были проданы. Игра принадлежала к числу так называемых решающих. Либо пан, либо пропал! Кто там пропал, а кому было суждено угодить в паны, об этом я, разумеется, не помню. И все-таки сколько же еще здравствует и поныне из тех шестидесяти или семидесяти тысяч? Прошло много лет, тогда я ходил в свежеиспеченных прокурорах. Сколько? Представляю себе переполненные трибуны стадиона, так, как видишь их сверху, с вертолета, например, и вот постепенно число зрителей начинает уменьшаться. Все больше и больше свободных мест. Включая и трибуну для почетных гостей, откуда я имел честь лицезреть матч. Одно место там точно освободилось бы. Место тогдашнего генерального прокурора, страстного футбольного болельщика и вообще любителя спорта, тем не менее милого, обаятельного и культурного человека.
Он испытывал ко мне симпатию даже невзирая на то, что я никогда не принадлежал к числу любителей спорта. Именно ему я был обязан тем, что сидел на трибуне для почетных гостей, при условии, если чувство благодарности здесь вообще уместно. Генеральный прокурор был не только заядлым болельщиком, но и председателем всех и всяческих спортивных обществ и комитетов, почетным членом команд и близко знакомым со всеми чиновниками от спорта, поэтому ему и было гарантировано место на трибуне для почетных гостей. На той трибуне он наверняка был самым старшим. А я – самым младшим. Наш генеральный был человеком общительным и иногда приглашал кого-нибудь из молодых сотрудников прокуратуры (вероятно, в награду за усердие в работе). Это не было приглашением официальным, отнюдь, просто чисто человеческим жестом, так сказать, частного порядка. Нисколько не сомневаюсь, что он действовал из самых искренних побуждений.
Как все было в тот день: я, разумеется, попытался повежливее отказаться, ссылаясь то на одно, то на другое, в первую очередь на то, что я, мол, спортом не увлекаюсь, предлагал ему пригласить моего предшественника по должности. Увы, тщетно.
– Знаю, знаю, что вы не жалуете спорт, – добродушно сказал тогда мой шеф (между прочим, иногда он мог быть очень даже недобродушным), – но подобное зрелище случается, может быть, раз в жизни. Так что сходить стоит.
Может, он в конце концов и прав, подумал я и согласился. Но то, что это зрелище станет воистину незабываемым, тогда не могли предполагать ни он, ни я.
Как уже говорил, я занимал место на трибуне для почетных гостей во втором ряду, где сидели менее важные персоны, их было не очень много. Передо мной в первом расположились более важные, среди них и генеральный прокурор, мой самый большой начальник. В жизни не приходилось видеть одновременно столько выродков. Я чувствовал себя шиллеровским искателем жемчуга, чуть ли не гением среди всех этих типажей. Естественно, не считая генерального прокурора.
Игра – что за эвфемизм для занятия, построенного на сплошном насилии и вполне серьезной жажде обладания и денег… Впрочем, все или почти все на свете упирается в деньги. Так вот, игра началась. Кривоногие мужчины в коротеньких штанишках стали носиться по зеленому дерну поля. Но что-то не стыковалось, не ладилось. Потому как лемуры от спорта беспокойно зашевелились, занервничали, словно перед концом света. Внезапно зрительская масса взревела, функционеры от спорта, в гуще которых я сидел, тоже впали в бешенство или стали корчиться в судорогах. Насколько я мог понять, судья принял неверное решение, причем настолько неверное, что на него окрысились фанаты и той и другой команды. Разъяренная публика, вскочив со своих мест, устремилась на поле, сметая по пути барьеры заграждений. Громкоговоритель изрыгал угрозы. Возникла полиция, и постепенно все успокоились благодаря полицейским при поддержке громкоговорителя, предупредившего, что, мол, «…если не будет восстановлен порядок на футбольном поле, то игру…», но тут вдруг некто упал на дерн поля – причем вопреки ожиданиям не игрок, нет, и даже не судья, а кто-то из зрителей. Санитары тут же унесли его на носилках.
Генеральный прокурор, тронув меня за локоть, сказал:
– Боюсь, нам придется вмешаться.
И мы вместе с ним и еще парочкой функционеров от спорта поспешили в помещение, куда санитары отнесли пострадавшего.
Пострадавший был мертв. Он погиб от удара ножом в спину, вполне профессионального удара, если можно так выразиться. Убийца знал, как и куда нанести удар, чтобы уложить жертву на месте.
Я забыл упомянуть, что одна команда была из Англии. Я не говорил о том, что это была национальная сборная Англии, нет? Или Шотландии? А может, Ирландии? В общем, команды, сражавшиеся то ли за Кубок Европы, то ли еще за какой-то весомый кубок. А вторая команда, как я позже установил, была из Германии.
Разумеется, я понимал, что от меня требуется, и генеральному прокурору не было нужды наставлять меня. «Пусть вам доложат, как полагается». По моему звонку прибыли судмедэксперт и представители отдела по расследованию Убийств. На поле продолжалось то, что у любителей спорта считается игрой, обернувшейся гибелью для лежавшего на носилках болельщика.
Судмедэксперт установил – впрочем, это было понятно даже таким дилетантам, как мы, – что мужчина мертв. Старший представитель отдела по расследованию убийств был поражен и смущен присутствием генпрокурора. Он был в явной растерянности – то ли заняться обеспечением сохранности следов, то ли осмотром места происшествия? И то и другое исключалось в силу явной бессмысленности. Труп собрались перевезти в бюро судебно-медицинской экспертизы.
Моя книга, моя тяжело читаемая книга будет носить название «Башня Венеры». Большего пока сказать не могу, потому что сама не знаю. Как не знаю и того, что такое «Башня Венеры». Легкий намек на эротизм в этом названии вполне объясним, поскольку автор – кошка. Та самая кошка, по меху которой чрезвычайно трудно определить половую принадлежность. (Котов различают прежде всего по размерам головы.) Что, впрочем, не мешает кошкам быть и слыть в высшей степени эротичными созданиями. Та самая читательница моей книги вообще лишена всяких половых признаков. Но я предпочту об этом промолчать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
И вообще интересно, а кто из зрителей того матча сейчас жив? Мне только теперь пришла в голову эта мысль. Тогда, как я уже говорил, на стадионе присутствовало шестьдесят – семьдесят тысяч зрителей. Все билеты были проданы. Игра принадлежала к числу так называемых решающих. Либо пан, либо пропал! Кто там пропал, а кому было суждено угодить в паны, об этом я, разумеется, не помню. И все-таки сколько же еще здравствует и поныне из тех шестидесяти или семидесяти тысяч? Прошло много лет, тогда я ходил в свежеиспеченных прокурорах. Сколько? Представляю себе переполненные трибуны стадиона, так, как видишь их сверху, с вертолета, например, и вот постепенно число зрителей начинает уменьшаться. Все больше и больше свободных мест. Включая и трибуну для почетных гостей, откуда я имел честь лицезреть матч. Одно место там точно освободилось бы. Место тогдашнего генерального прокурора, страстного футбольного болельщика и вообще любителя спорта, тем не менее милого, обаятельного и культурного человека.
Он испытывал ко мне симпатию даже невзирая на то, что я никогда не принадлежал к числу любителей спорта. Именно ему я был обязан тем, что сидел на трибуне для почетных гостей, при условии, если чувство благодарности здесь вообще уместно. Генеральный прокурор был не только заядлым болельщиком, но и председателем всех и всяческих спортивных обществ и комитетов, почетным членом команд и близко знакомым со всеми чиновниками от спорта, поэтому ему и было гарантировано место на трибуне для почетных гостей. На той трибуне он наверняка был самым старшим. А я – самым младшим. Наш генеральный был человеком общительным и иногда приглашал кого-нибудь из молодых сотрудников прокуратуры (вероятно, в награду за усердие в работе). Это не было приглашением официальным, отнюдь, просто чисто человеческим жестом, так сказать, частного порядка. Нисколько не сомневаюсь, что он действовал из самых искренних побуждений.
Как все было в тот день: я, разумеется, попытался повежливее отказаться, ссылаясь то на одно, то на другое, в первую очередь на то, что я, мол, спортом не увлекаюсь, предлагал ему пригласить моего предшественника по должности. Увы, тщетно.
– Знаю, знаю, что вы не жалуете спорт, – добродушно сказал тогда мой шеф (между прочим, иногда он мог быть очень даже недобродушным), – но подобное зрелище случается, может быть, раз в жизни. Так что сходить стоит.
Может, он в конце концов и прав, подумал я и согласился. Но то, что это зрелище станет воистину незабываемым, тогда не могли предполагать ни он, ни я.
Как уже говорил, я занимал место на трибуне для почетных гостей во втором ряду, где сидели менее важные персоны, их было не очень много. Передо мной в первом расположились более важные, среди них и генеральный прокурор, мой самый большой начальник. В жизни не приходилось видеть одновременно столько выродков. Я чувствовал себя шиллеровским искателем жемчуга, чуть ли не гением среди всех этих типажей. Естественно, не считая генерального прокурора.
Игра – что за эвфемизм для занятия, построенного на сплошном насилии и вполне серьезной жажде обладания и денег… Впрочем, все или почти все на свете упирается в деньги. Так вот, игра началась. Кривоногие мужчины в коротеньких штанишках стали носиться по зеленому дерну поля. Но что-то не стыковалось, не ладилось. Потому как лемуры от спорта беспокойно зашевелились, занервничали, словно перед концом света. Внезапно зрительская масса взревела, функционеры от спорта, в гуще которых я сидел, тоже впали в бешенство или стали корчиться в судорогах. Насколько я мог понять, судья принял неверное решение, причем настолько неверное, что на него окрысились фанаты и той и другой команды. Разъяренная публика, вскочив со своих мест, устремилась на поле, сметая по пути барьеры заграждений. Громкоговоритель изрыгал угрозы. Возникла полиция, и постепенно все успокоились благодаря полицейским при поддержке громкоговорителя, предупредившего, что, мол, «…если не будет восстановлен порядок на футбольном поле, то игру…», но тут вдруг некто упал на дерн поля – причем вопреки ожиданиям не игрок, нет, и даже не судья, а кто-то из зрителей. Санитары тут же унесли его на носилках.
Генеральный прокурор, тронув меня за локоть, сказал:
– Боюсь, нам придется вмешаться.
И мы вместе с ним и еще парочкой функционеров от спорта поспешили в помещение, куда санитары отнесли пострадавшего.
Пострадавший был мертв. Он погиб от удара ножом в спину, вполне профессионального удара, если можно так выразиться. Убийца знал, как и куда нанести удар, чтобы уложить жертву на месте.
Я забыл упомянуть, что одна команда была из Англии. Я не говорил о том, что это была национальная сборная Англии, нет? Или Шотландии? А может, Ирландии? В общем, команды, сражавшиеся то ли за Кубок Европы, то ли еще за какой-то весомый кубок. А вторая команда, как я позже установил, была из Германии.
Разумеется, я понимал, что от меня требуется, и генеральному прокурору не было нужды наставлять меня. «Пусть вам доложат, как полагается». По моему звонку прибыли судмедэксперт и представители отдела по расследованию Убийств. На поле продолжалось то, что у любителей спорта считается игрой, обернувшейся гибелью для лежавшего на носилках болельщика.
Судмедэксперт установил – впрочем, это было понятно даже таким дилетантам, как мы, – что мужчина мертв. Старший представитель отдела по расследованию убийств был поражен и смущен присутствием генпрокурора. Он был в явной растерянности – то ли заняться обеспечением сохранности следов, то ли осмотром места происшествия? И то и другое исключалось в силу явной бессмысленности. Труп собрались перевезти в бюро судебно-медицинской экспертизы.
Моя книга, моя тяжело читаемая книга будет носить название «Башня Венеры». Большего пока сказать не могу, потому что сама не знаю. Как не знаю и того, что такое «Башня Венеры». Легкий намек на эротизм в этом названии вполне объясним, поскольку автор – кошка. Та самая кошка, по меху которой чрезвычайно трудно определить половую принадлежность. (Котов различают прежде всего по размерам головы.) Что, впрочем, не мешает кошкам быть и слыть в высшей степени эротичными созданиями. Та самая читательница моей книги вообще лишена всяких половых признаков. Но я предпочту об этом промолчать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99