Я слышала, как они говорили между собой, что у нее семь пятниц на неделе. Меня забавляло, что хотя бабушка и отбыла в мир иной, персонал называл мать «миссис Катлер младшая», она никогда не выйдет из тени величественной свекрови, и не имеет значения, насколько высокомерно она себя ведет.
Рэндольф все это время вел себя тихо, из состояния меланхолии он не выходил со дня смерти бабушки Катлер. Но однажды вечером, проходя мимо бабушкиной комнаты, я услышала доносящиеся оттуда звуки и остановилась. Мне показалось, что это был голос Рэндольфа. Я постучала, к двери никто не подошел. Я не осознавала всю глубину его помешательства, пока не произошел такой случай. Я работала в кабинете, внезапно в дверь тихонько постучали, и вошел Рэндольф.
– О, ты здесь? Я так и подумал. Ты занята? Занята?
– Нет, – улыбнулась я. – Что-то случилось?
– Нет, – ответил он, прижимая к груди папку с бумагами. – Я проходил мимо, ты действительно была права.
– В чем? – спросила я, откидываясь на спинку кресла.
У Рэндольфа был вид ребенка, нашедшего среди хлама замечательную игрушку. Он высыпал на стол бумаги.
– Это то, о чем ты говорила. Ты была права насчет этих людей. Они обманывают нас по мелочам. Смотри что я нашел. Каждый из этих людей держит примерно по сто накладных, и у каждого не хватает пяти или шести! И мы доверяем им в делах! Я не забыл этого разговора, и думаю, ты будешь счастлива снова слышать о нем.
– Разговора? Какого разговора?
Он, не моргнув глазом, стал снова складывать бумаги в папку. Я поняла, что он ждал похвалы, но не знала, что сказать.
– Извини, Рэндольф, я не знаю, о чем ты говоришь.
– О да, я тут начал просматривать расписки мясников, – он полез в карман и вытащил пачку очень старых счетов, – они обсчитывали нас на говядине и птице, на сколько точно обсчитали, я не знаю, но скоро обязательно выясню. Еще я хотел кое-что обсудить с тобой в конце недели.
– Хорошо, тогда и поговорим.
– Я не буду тебя больше отвлекать, мама, – произнес он, направляясь к двери.
– Мама?
Он обернулся.
– Увидимся за обедом, мама, – сказал он и ушел.
Я была в шоке. Он не смирился со смертью бабушки Катлер и представляет, что она все еще жива. Но говорить мне, что я – бабушка Катлер! Это уже слишком. Может, это просто потому, что я сидела в бывшем ее кабинете. Я испугалась, мне показалось, что он действительно беседовал с духом своей матери. Я решила поговорить о нем с мамой и отправилась наверх в ее кабинет, но, увидев Рэндольфа, который только оторвался от разговора с кем-то и направился ко мне, подумала: интересно посмотреть, как он будет вести себя в присутствии людей.
– Привет, – он смотрел на меня так, словно мы не виделись только что в кабинете. – Лаура Сю сказала, что день свадьбы уже назначен.
Я уставилась на него. Все было в порядке, но как он сумел так быстро переключиться? Неужели дух бабушки все еще там?
– Разве ты не рада?
– Рада, – ответила я, но на моем лице отразился скорее испуг, чем радость. Я испугалась, как быстро меняется этот человек.
– Ты не представляешь, все будет хорошо. Мама любит устраивать большие приемы и собрания. Я дал маме обещание, обещание... – Он вдруг, задумавшись, отошел, я проводила его глазами.
Маму я нашла в кабинете, она беседовала с декоратором о каком-то сюрпризе, который затевался в большом зале после свадебной церемонии.
– Я хочу с тобой поговорить. Извините, но это очень важно.
Декоратор быстро поднялся и ушел.
– Я слушаю тебя, Дон, раз уж ты прервала меня. У меня тоже достаточно важных дел, я сегодня очень занята.
– Уверена, что это может подождать. Мама, почему ты ничего не делаешь для Рэндольфа? Ты не замечаешь, что с ним происходит?
– А, вот ты о чем. Но что я могу сделать? И почему я должна этим заниматься именно сейчас, в разгар подготовки к торжеству?
– Потому что его состояние ухудшается.
Я рассказала, что произошло в кабинете. Она вздохнула.
– Он не смирился со смертью матери. Я пыталась утешить его, но он глух к моим словам. Нам нужно игнорировать его, Дон.
– Как? Как игнорировать, мама? Как тебе это удается? Может, лучше показать его доктору?
– Зачем? Он всего лишь скучает по матери, – равнодушно проговорила она. И добавила: – Что может сделать доктор? Он не сможет ее воскресить. Слава Богу.
– Но что-то нужно делать, ему будет все хуже и хуже! Над ним уже сейчас смеется персонал. Посмотри, как изменилась его внешность, он похудел так, что одежда висит на нем мешком, появились темные круги под глазами. Как можно не замечать этого?
– С ним скоро все будет в порядке, – отвечала мать.
– Не будет.
– Ладно, если состояние его будет ухудшаться, я поговорю с доктором Мадео, и он осмотрит его. Ты довольна?
– Я надеюсь, мама, что этот человек небезразличен и тебе, хотя он мне не отец, тебе он муж.
– Пожалуйста, не начинай все сначала, у нас так много работы, лучше пригласи сюда декоратора, – сказала она, трогая виски.
Этот жест означал, что разговор исчерпан, она видела и слышала лишь то, что хотела, и тогда, когда хотела. Так мать провела всю свою сознательную жизнь, никакое потрясение не смогло бы изменить ее поведение. Неудовлетворенной я покинула кабинет матери.
Мистер Апдайк предложил список гостей, которые должны были быть приглашены на свадьбу. Он подчеркнул, что это будет мой выход в свет. Я должна быть представлена высшему обществу Вирджинии. После его слов мать преисполнилась достоинства от осознания важности своих трудов. Нам нужна была хорошая репутация, мы должны были показать миру, что мы отпрыски одной из самых лучших семей Вирджинии. Мы с Джимми добавили в список приглашенных еще несколько имен. Я внесла туда имя Триши, моей лучшей подруги по школе имени Сары Бернар. В приглашении было указано, что она приглашается как свидетель со стороны невесты. Также мы послали приглашение папе Лонгчэмпу, но он позвонил, чтобы сообщить нам, что он не может присутствовать, так как его новая жена беременна и возникли некоторые осложнения.
– Снова беременна?
Для нас обоих это было шоком. Нам тяжело было осознавать, что папа Лонгчэмп имеет новую семью, тем более что Эдвина совсем недавно, примерно за месяц до рождения Кристи, родила ему сына, которого они назвали Гейвином.
– Мне так хотелось, чтобы ты побывал на нашей свадьбе, папа, – сказал Джимми.
– Я не буду обещать, но если Эдвине будет хуже, я не приеду, понял, сынок?
Когда Джимми повесил трубку, по его лицу было видно, что он ничего не понял. Кто способен понять этот мир, в котором мы появились на свет, в котором живут наши родители, братья и сестры, в котором рождаются и умирают? Для чего? Для того, чтобы узнать, что все это неправда, чтобы увидеть своего отца с другой семьей. Так же, как Рэндольф, мы видим перед собой тех, кого любим, и отворачиваемся от всех остальных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84