И меня разбудила миссис Бостон, держащая в руках бутылку с едой для ребенка.
– По-моему, пора, – сказала она.
– Как это мило с вашей стороны, миссис Бостон.
Я любовалась дочерью, когда она ела. Глаза Михаэля, а губы и нос мои. Сжав свои маленькие кулачки, широко раскрытыми глазами она уставилась на меня.
Боже! Кажется, это было так давно, ее взгляд напомнил то время, когда мне приходилось заботиться одновременно о Ферн, новорожденной дочери мамы Лонгчэмп, и о самой маме, которая была тяжело больна. Этот опыт не прошел для меня даром. С Кристи у меня не возникло проблем, мне было уже все заранее известно.
Когда миссис Бостон покинула комнату, неслышно вошла мама.
– Что происходило вчера вечером? – простонала она. – Может быть, это был сон?
– Нет, мама, это был не сон, боюсь, что то были проделки Клэр. Она выкрала Кристи и отнесла в прачечную, а теперь, конечно, все будет отрицать. Я уверена, что это ее рук дело.
Мама всплеснула руками, как будто ее действительно смутили мои слова, и посмотрела на спящую Кристи. Мне было неясно, что у нее на душе, во всех жизненных ситуациях главным для матери оставалась внешность, я не видела ее без макияжа или недостаточно элегантно одетой. Сейчас же на ней была старая, поношенная одежда, волосы были спутаны, впечатление было очень жалкое. Она остановилась в центре комнаты, лицо ее исказила гримаса.
– Разве это не смешно?
– Смешно? Мама, почему мне должно быть смешно?
– Ты деревенская дурочка с ребенком на руках, не замужем, но имеешь столько возможностей, – она глубоко вздохнула. – Мне приходится рассчитывать на твое внимание. Отец Кристи бросил тебя... а ты так молода... Бабушка Катлер поступила правильно, хотя и жестоко и даже незаконно, ребенок рос бы в хорошей семье, а сейчас он обременяет тебя.
– Мама, я не ожидала от тебя других слов, – я пыталась поймать ее взгляд. – Кристи мне очень дорога, я сделаю для нее все, что в моих силах. Ты в свое время поступила просто, убрала меня с глаз долой и не спросила, что я думаю по этому поводу. Ты уважаешь интересы других, но свои уважаешь больше. Ты эгоистка. Ты... Ты... Ты... Если ребенком кто-то обременен, то это только ты. Кристи – мое благословение.
Я бросала слова как камни, а она смотрела на меня немигающими глазами и улыбалась своей детской улыбкой.
– Я не хочу с тобой ссориться, – сказала она, – ни сейчас, ни вообще, думай и поступай так, как считаешь нужным. Я могу лишь пожелать тебе то, что пожелала бы себе. – Она перевела разговор в другое русло. – Самое ужасное в этой ситуации, что ты меня до сорока лет сделала бабушкой. Но будь уверена, я никому не позволю называть себя бабушкой Катлер. Я хочу оградить себя от стирки грязных пеленок.
– О, мама, ты всегда ограждала себя от этого, у тебя всегда были нянька и прачка, а иногда ты ограждала себя другим способом.
– Ты хочешь загнать меня в могилу? Пожалуйста, ради Бога, если это доставляет тебе удовольствие. Тебе не нужны мои извинения, ты не понимаешь, сколько мне пришлось из-за тебя страдать. Неужели ты не видишь, какую жертву я принесла на алтарь твоего благополучия?
– Мама, ты говоришь глупости, – резко оборвала ее я.
Мать не решилась продолжить свою тираду, стоя все там же, в центре комнаты, она плакала. Но вдруг неожиданно, не вытирая слез, посмотрела на меня.
– Что это?
Я решила, что ее смутила моя одежда или прическа, но она показала на палец, где был перстень.
– Это обручальное кольцо?
– Да, мама. Джимми и я теперь официально считаемся помолвленными, – гордо ответила я.
– О! Нет, – она схватилась за голову, и лицо ее стало цвета самого дорогого белого мрамора. – И кто после этого скажет, что ты не дура? Ты хочешь выйти замуж за этого солдафона? За этого нищего юнца? Над тобой будет потешаться весь высший свет.
– Мы с Джимми любим друг друга. То, что мы сделали, ты не сделала за всю жизнь.
– Ох, любовь, – стекла зазвенели от ее хохота. – Такая любовь годится для романов, а не для жизни. Поищи для себя более выгодную партию. Поверь, я извлекла этот урок из своей жизни.
– Я тоже извлекла из своей жизни кое-какие уроки.
– Ты в своем уме? Ты теперь королева побережья Катлеров. За одну ночь ты получила положение, власть и деньги, а теперь ты захлопываешь дверь перед носом самых богатых и респектабельных женихов. Представь себе богатого, элегантного, образованного юношу. Такие ухаживали за мной. И ты властвуешь над ним. Богатые женихи завалят тебя подарками, будут обещать звезды с небес, тебе же останется только снимать сливки, – она искушала меня как змий.
– Нет, мама, я эту музыку не заказывала. Джимми и я... мы любим друг друга, а все остальное: положение, власть, финансы – чепуха, пока мы вместе.
– Мне очень жаль, что ты не прислушиваешься к моим словам.
– Тебе некого любить, кроме себя самой, и мне кажется, что ты себе не очень-то нравишься, особенно в эти дни. Или я ошибаюсь?
– Ты бессердечный ребенок, Дон. – Ее глаза наполнились слезами. – Ты очень похожа на своего отца.
– Как, мама, расскажи. – Я хотела поговорить о нем и о прошлом вообще, но и на этот раз она не стала говорить об этом.
– Я устала, и к тому же очень расстроена, – шептала она. – Поступай как находишь нужным, делай все, что угодно.
С этими словами она захлопнула дверь, я думаю, после этого разговора она еще больше стала себя жалеть.
Филип вернулся в колледж, Клэр Сю – в высшую школу, я тоже решила заняться своим образованием.
После смерти бабушки Катлер, после оглашения завещаний мистер Апдайк и мистер Дорфман занялись проблемами гостиницы на ближайший период, который мистер Апдайк назвал переходным периодом. Я знала, что пройдет не один день, пока я получу знания и опыт, достаточные для управления гостиницей. Мистер Дорфман, невысокий человек в очках с толстыми линзами, был достаточно искушен в этой науке, но неловок в общении. Рассеянность являлась основной его чертой, он никогда не смотрел под ноги, а общаясь с людьми, рассматривал крышку стола или увлеченно смотрел в окно, но только не в глаза собеседнику. Это было очень заметно.
– Я боюсь, что мне нечем вас порадовать, – начал он свою речь во время нашей первой встречи. – Я напомню вам лишь общеизвестные моменты. Вам должно быть известно, что отель давно заложен и миссис Катлер последние годы приходилось выплачивать проценты. – Другой человек без труда заметил бы удивление на моем лице, но не мистер Дорфман. Он, по-видимому, проникшись ко мне симпатией, добавил к фактам общеизвестным гораздо менее известные и стал топить меня в море загадочных терминов.
– Вы хотите сказать, что мы на сегодняшний день бедны? – спросила я.
– Нет. Нет. – Он улыбнулся в первый раз с момента нашей встречи, если это судорожное выражение лица можно назвать улыбкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
– По-моему, пора, – сказала она.
– Как это мило с вашей стороны, миссис Бостон.
Я любовалась дочерью, когда она ела. Глаза Михаэля, а губы и нос мои. Сжав свои маленькие кулачки, широко раскрытыми глазами она уставилась на меня.
Боже! Кажется, это было так давно, ее взгляд напомнил то время, когда мне приходилось заботиться одновременно о Ферн, новорожденной дочери мамы Лонгчэмп, и о самой маме, которая была тяжело больна. Этот опыт не прошел для меня даром. С Кристи у меня не возникло проблем, мне было уже все заранее известно.
Когда миссис Бостон покинула комнату, неслышно вошла мама.
– Что происходило вчера вечером? – простонала она. – Может быть, это был сон?
– Нет, мама, это был не сон, боюсь, что то были проделки Клэр. Она выкрала Кристи и отнесла в прачечную, а теперь, конечно, все будет отрицать. Я уверена, что это ее рук дело.
Мама всплеснула руками, как будто ее действительно смутили мои слова, и посмотрела на спящую Кристи. Мне было неясно, что у нее на душе, во всех жизненных ситуациях главным для матери оставалась внешность, я не видела ее без макияжа или недостаточно элегантно одетой. Сейчас же на ней была старая, поношенная одежда, волосы были спутаны, впечатление было очень жалкое. Она остановилась в центре комнаты, лицо ее исказила гримаса.
– Разве это не смешно?
– Смешно? Мама, почему мне должно быть смешно?
– Ты деревенская дурочка с ребенком на руках, не замужем, но имеешь столько возможностей, – она глубоко вздохнула. – Мне приходится рассчитывать на твое внимание. Отец Кристи бросил тебя... а ты так молода... Бабушка Катлер поступила правильно, хотя и жестоко и даже незаконно, ребенок рос бы в хорошей семье, а сейчас он обременяет тебя.
– Мама, я не ожидала от тебя других слов, – я пыталась поймать ее взгляд. – Кристи мне очень дорога, я сделаю для нее все, что в моих силах. Ты в свое время поступила просто, убрала меня с глаз долой и не спросила, что я думаю по этому поводу. Ты уважаешь интересы других, но свои уважаешь больше. Ты эгоистка. Ты... Ты... Ты... Если ребенком кто-то обременен, то это только ты. Кристи – мое благословение.
Я бросала слова как камни, а она смотрела на меня немигающими глазами и улыбалась своей детской улыбкой.
– Я не хочу с тобой ссориться, – сказала она, – ни сейчас, ни вообще, думай и поступай так, как считаешь нужным. Я могу лишь пожелать тебе то, что пожелала бы себе. – Она перевела разговор в другое русло. – Самое ужасное в этой ситуации, что ты меня до сорока лет сделала бабушкой. Но будь уверена, я никому не позволю называть себя бабушкой Катлер. Я хочу оградить себя от стирки грязных пеленок.
– О, мама, ты всегда ограждала себя от этого, у тебя всегда были нянька и прачка, а иногда ты ограждала себя другим способом.
– Ты хочешь загнать меня в могилу? Пожалуйста, ради Бога, если это доставляет тебе удовольствие. Тебе не нужны мои извинения, ты не понимаешь, сколько мне пришлось из-за тебя страдать. Неужели ты не видишь, какую жертву я принесла на алтарь твоего благополучия?
– Мама, ты говоришь глупости, – резко оборвала ее я.
Мать не решилась продолжить свою тираду, стоя все там же, в центре комнаты, она плакала. Но вдруг неожиданно, не вытирая слез, посмотрела на меня.
– Что это?
Я решила, что ее смутила моя одежда или прическа, но она показала на палец, где был перстень.
– Это обручальное кольцо?
– Да, мама. Джимми и я теперь официально считаемся помолвленными, – гордо ответила я.
– О! Нет, – она схватилась за голову, и лицо ее стало цвета самого дорогого белого мрамора. – И кто после этого скажет, что ты не дура? Ты хочешь выйти замуж за этого солдафона? За этого нищего юнца? Над тобой будет потешаться весь высший свет.
– Мы с Джимми любим друг друга. То, что мы сделали, ты не сделала за всю жизнь.
– Ох, любовь, – стекла зазвенели от ее хохота. – Такая любовь годится для романов, а не для жизни. Поищи для себя более выгодную партию. Поверь, я извлекла этот урок из своей жизни.
– Я тоже извлекла из своей жизни кое-какие уроки.
– Ты в своем уме? Ты теперь королева побережья Катлеров. За одну ночь ты получила положение, власть и деньги, а теперь ты захлопываешь дверь перед носом самых богатых и респектабельных женихов. Представь себе богатого, элегантного, образованного юношу. Такие ухаживали за мной. И ты властвуешь над ним. Богатые женихи завалят тебя подарками, будут обещать звезды с небес, тебе же останется только снимать сливки, – она искушала меня как змий.
– Нет, мама, я эту музыку не заказывала. Джимми и я... мы любим друг друга, а все остальное: положение, власть, финансы – чепуха, пока мы вместе.
– Мне очень жаль, что ты не прислушиваешься к моим словам.
– Тебе некого любить, кроме себя самой, и мне кажется, что ты себе не очень-то нравишься, особенно в эти дни. Или я ошибаюсь?
– Ты бессердечный ребенок, Дон. – Ее глаза наполнились слезами. – Ты очень похожа на своего отца.
– Как, мама, расскажи. – Я хотела поговорить о нем и о прошлом вообще, но и на этот раз она не стала говорить об этом.
– Я устала, и к тому же очень расстроена, – шептала она. – Поступай как находишь нужным, делай все, что угодно.
С этими словами она захлопнула дверь, я думаю, после этого разговора она еще больше стала себя жалеть.
Филип вернулся в колледж, Клэр Сю – в высшую школу, я тоже решила заняться своим образованием.
После смерти бабушки Катлер, после оглашения завещаний мистер Апдайк и мистер Дорфман занялись проблемами гостиницы на ближайший период, который мистер Апдайк назвал переходным периодом. Я знала, что пройдет не один день, пока я получу знания и опыт, достаточные для управления гостиницей. Мистер Дорфман, невысокий человек в очках с толстыми линзами, был достаточно искушен в этой науке, но неловок в общении. Рассеянность являлась основной его чертой, он никогда не смотрел под ноги, а общаясь с людьми, рассматривал крышку стола или увлеченно смотрел в окно, но только не в глаза собеседнику. Это было очень заметно.
– Я боюсь, что мне нечем вас порадовать, – начал он свою речь во время нашей первой встречи. – Я напомню вам лишь общеизвестные моменты. Вам должно быть известно, что отель давно заложен и миссис Катлер последние годы приходилось выплачивать проценты. – Другой человек без труда заметил бы удивление на моем лице, но не мистер Дорфман. Он, по-видимому, проникшись ко мне симпатией, добавил к фактам общеизвестным гораздо менее известные и стал топить меня в море загадочных терминов.
– Вы хотите сказать, что мы на сегодняшний день бедны? – спросила я.
– Нет. Нет. – Он улыбнулся в первый раз с момента нашей встречи, если это судорожное выражение лица можно назвать улыбкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84