Она пошла в ту часть дома, куда Эмили запрещала ходить, открыла сундуки, комоды и шкафы. Она стала пользоваться духами и помадой, когда ей захочется. Но больше всего ей нравилось изготавливать поделки, рисовать и вышивать.
– Тебе нравится рисовать картины, Джефферсон? – спросила она.
– Я никогда этим не занимался, – ответил он.
– О, теперь у тебя есть шанс попробовать, завтра я покажу тебе все свои кисти и краски. Лютер устроил мне студию, правда, Лютер?
– Раньше там был кабинет Эмили, – радостно сказал он. – Я просто убрал все ее вещи в кладовку и перенес туда материалы Шарлотты.
– Ты когда-нибудь вышивал бисером, Джефферсон? – спросила Шарлотта. Он отрицательно замотал головой. – О, тебе понравится, а еще у меня тонны глины.
– Правда?
– Да, – она опять хлопнула в ладоши. – Знаешь что? Мы переделаем какую-нибудь комнату для тебя. Ты сможешь раскрасить в ней все, что пожелаешь.
– Ура! – закричал Джефферсон, и его глаза засияли от восторга.
Тетя Шарлотта села, сложив руки. Некоторое время она наблюдала за нами.
– Итак, – наконец сказала она. – Когда родители ваши приедут за вами?
Я положила свой бутерброд на тарелку.
– Они никогда уже не приедут, тетя Шарлотта. В отеле случился пожар, и они там погибли. Мы больше там не можем жить, – добавила я.
– О, Боже! Ты говоришь, они погибли? – Она посмотрела на Лютера, и тот мрачно кивнул. – Как это печально. – Она с симпатией посмотрела на Джефферсона. – Мы не позволим печали проникнуть в Мидоуз. Мы захлопнем перед ней двери. Мы будем веселиться, мастерить поделки, готовить что-нибудь вкусное вроде печенья и тортов, мы придумаем различные игры и будем слушать музыку.
– Моя сестра играет на фортепиано, – похвастался Джефферсон.
– О, здорово, – хлопнула в ладоши тетя Шарлотта. – У нас в гостиной есть рояль, правда, Лютер?
– Возможно, он расстроен и грязный, но очень хороший, – сказал он. – Мама Шарлотты обычно играла после обеда, – Лютер пристально посмотрел на меня. – Но кто-то должен опекать вас, ребята, не так ли? Они не приедут за вами?
Я посмотрела на Гейвина и отрицательно покачала головой.
– Они не знают, что мы здесь, – объяснила я.
– Вы сбежали, да?
Мне не пришлось отвечать, он понял по выражению наших лиц.
– Пожалуйста, позвольте нам остаться у вас ненадолго, Лютер. Мы не причиним вам беспокойства, – попросила я.
– Да, сэр, не причиним, – подтвердил Гейвин. – Я буду рад помочь вам в работе по дому и на ферме, – добавил он.
– Ты когда-нибудь этим занимался? – спросил Лютер.
– Немного.
– Ну, нам надо собрать сено в стога, собрать урожай, накормить свиней и кур, нарубить дров. Дайка посмотреть на твои ладони, – он наклонился, схватил Гейвина за запястья и повернул ладонями вверх. Затем он показал для сравнения свою ладонь. – Смотри – это мозоли. Они появляются из-за работы на ферме.
– Я не боюсь мозолей, – гордо сказал Гейвин. Лютер кивнул и, улыбнувшись, отошел.
– Мы живем тем, что выращиваем здесь.
– Я тоже хочу помочь, – воскликнул Джефферсон.
Шарлотта засмеялась.
– Его можно научить собирать яйца, – предложила она.
Джефферсон просиял.
– И я могу помочь в работе по дому, – сказала я. Даже при тусклом освещении я видела, что дом требует уборки долгой и тщательной. – Мы не будем в тягость, – пообещала я.
– Конечно, нет, дорогая, – улыбнулась Шарлотта. – Они могут остаться, правда, Лютер?
– Полагаю, что да. Хотя бы на некоторое время.
– Знаете что, – Шарлотта снова хлопнула в ладоши, – как только ты поешь, ты сможешь попробовать сыграть на рояле.
– Они устали, Шарлотта. Им надо лечь спать, – напомнил Лютер.
– Ну немножечко, – захныкала она, как ребенок. – Ты же сможешь немножко поиграть, правда, дорогая?
– Да, – ответила я.
Попив чая и съев булочки с вареньем, оказавшиеся вполне вкусными, мы последовали за Шарлоттой в гостиную, она вела Джефферсона за руку. Я была рада, что он так быстро с ней подружился и больше ничего не боится.
Гостиная была самой поразительной комнатой из всех. Шарлотта перекрасила стены: одна стена была желтой, другая – голубой, третья – зеленой, а четвертая – ярко-розовой. Вместо картин Шарлотта развесила по стенам старую одежду. Ботинки и туфли были привязаны к пуговицам брюк и юбок. В углу была целая выставка украшений. Она раскрасила ножки стульев и столов в четыре цвета, как и стены. То здесь, то там на полу и даже на окнах виднелись кляксы краски. Мы с Гейвином замерли, открыв рот от неожиданности.
– Шарлотта хотела сделать эту комнату комнатой радости, – объяснил Лютер.
– Эмили обычно не разрешала сюда часто заходить, – сказала Шарлотта. – Она боялась, что мы устроим здесь беспорядок, – добавила она со смехом, который больше был похож на икоту.
Джефферсон волчком вертелся, оглядываясь, широко и восторженно улыбаясь.
– Можно, я то же самое сделаю в своей комнате? – спросил он.
– Конечно, – кивнула Шарлотта. – Завтра мы подыщем тебе комнату и возьмем краски.
– Не знаю, сможет ли он, тетя Шарлотта, – засомневалась я.
– Конечно, сможет, дорогая. Он же маленький мальчик, а маленькие мальчики должны делать то, что им полагается. Правда, Лютер?
– Я не против, – сказал он. – Если бы Эмили была здесь, она бы не перенесла этого.
Как он, наверное, ненавидел ее, подумала я.
– А теперь сядем и послушаем, что нам сыграет Кристи, – Шарлотта взяла Джефферсона за руку и повела к дивану.
Гейвин улыбнулся.
– Отрабатывай свой ужин, – прошептал он и сел рядом с Шарлоттой и Джефферсоном. Лютер встал в дверях.
Я подошла к роялю. Шарлотта пожалела его и оставила естественный цвет, она даже не разрисовала стул. Он был пыльный, но когда я пробежала пальцами по клавиатуре, то была удивлена, что он еще настроен.
– Ты можешь сыграть «С днем рождения?» – спросила Шарлотта – Мне уже давно никто не играл эту песенку.
– Да. – Я заиграла.
К моему удивлению, Лютер вдруг запел, а когда я доиграла до места, где поется имя именинника, он пророкотал:
– Дорогая Шарлотта, с днем рождения!
Она засмеялась и захлопала в ладоши, и я заметила, с какой любовью смотрит на нее Лютер. Я заиграла «Колыбельную» Брамса, и глаза Джефферсона начали закрываться. Шарлотта обняла его, и он положил голову на ее мягкое плечо. Когда я закончила, он крепко спал. Я кивнула в его сторону, и Шарлотта, округлив глаза, шепнула:
– Тсс.
Гейвин взял Джефферсона на руки и понес его наверх. Шарлотта последовала за нами.
– Я достану одну из чистых ночных рубашек Лютера для него, – сказала она и поспешила.
Я сняла с Джефферсона ботинки, носки, и Гейвин помог раздеть его. Он так устал, что его веки едва приоткрылись, когда мы его раздевали. Шарлотта принесла фланелевую ночную рубашку. Она была слишком велика Джефферсону, но я решила, что в ней ему будет тепло и уютно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
– Тебе нравится рисовать картины, Джефферсон? – спросила она.
– Я никогда этим не занимался, – ответил он.
– О, теперь у тебя есть шанс попробовать, завтра я покажу тебе все свои кисти и краски. Лютер устроил мне студию, правда, Лютер?
– Раньше там был кабинет Эмили, – радостно сказал он. – Я просто убрал все ее вещи в кладовку и перенес туда материалы Шарлотты.
– Ты когда-нибудь вышивал бисером, Джефферсон? – спросила Шарлотта. Он отрицательно замотал головой. – О, тебе понравится, а еще у меня тонны глины.
– Правда?
– Да, – она опять хлопнула в ладоши. – Знаешь что? Мы переделаем какую-нибудь комнату для тебя. Ты сможешь раскрасить в ней все, что пожелаешь.
– Ура! – закричал Джефферсон, и его глаза засияли от восторга.
Тетя Шарлотта села, сложив руки. Некоторое время она наблюдала за нами.
– Итак, – наконец сказала она. – Когда родители ваши приедут за вами?
Я положила свой бутерброд на тарелку.
– Они никогда уже не приедут, тетя Шарлотта. В отеле случился пожар, и они там погибли. Мы больше там не можем жить, – добавила я.
– О, Боже! Ты говоришь, они погибли? – Она посмотрела на Лютера, и тот мрачно кивнул. – Как это печально. – Она с симпатией посмотрела на Джефферсона. – Мы не позволим печали проникнуть в Мидоуз. Мы захлопнем перед ней двери. Мы будем веселиться, мастерить поделки, готовить что-нибудь вкусное вроде печенья и тортов, мы придумаем различные игры и будем слушать музыку.
– Моя сестра играет на фортепиано, – похвастался Джефферсон.
– О, здорово, – хлопнула в ладоши тетя Шарлотта. – У нас в гостиной есть рояль, правда, Лютер?
– Возможно, он расстроен и грязный, но очень хороший, – сказал он. – Мама Шарлотты обычно играла после обеда, – Лютер пристально посмотрел на меня. – Но кто-то должен опекать вас, ребята, не так ли? Они не приедут за вами?
Я посмотрела на Гейвина и отрицательно покачала головой.
– Они не знают, что мы здесь, – объяснила я.
– Вы сбежали, да?
Мне не пришлось отвечать, он понял по выражению наших лиц.
– Пожалуйста, позвольте нам остаться у вас ненадолго, Лютер. Мы не причиним вам беспокойства, – попросила я.
– Да, сэр, не причиним, – подтвердил Гейвин. – Я буду рад помочь вам в работе по дому и на ферме, – добавил он.
– Ты когда-нибудь этим занимался? – спросил Лютер.
– Немного.
– Ну, нам надо собрать сено в стога, собрать урожай, накормить свиней и кур, нарубить дров. Дайка посмотреть на твои ладони, – он наклонился, схватил Гейвина за запястья и повернул ладонями вверх. Затем он показал для сравнения свою ладонь. – Смотри – это мозоли. Они появляются из-за работы на ферме.
– Я не боюсь мозолей, – гордо сказал Гейвин. Лютер кивнул и, улыбнувшись, отошел.
– Мы живем тем, что выращиваем здесь.
– Я тоже хочу помочь, – воскликнул Джефферсон.
Шарлотта засмеялась.
– Его можно научить собирать яйца, – предложила она.
Джефферсон просиял.
– И я могу помочь в работе по дому, – сказала я. Даже при тусклом освещении я видела, что дом требует уборки долгой и тщательной. – Мы не будем в тягость, – пообещала я.
– Конечно, нет, дорогая, – улыбнулась Шарлотта. – Они могут остаться, правда, Лютер?
– Полагаю, что да. Хотя бы на некоторое время.
– Знаете что, – Шарлотта снова хлопнула в ладоши, – как только ты поешь, ты сможешь попробовать сыграть на рояле.
– Они устали, Шарлотта. Им надо лечь спать, – напомнил Лютер.
– Ну немножечко, – захныкала она, как ребенок. – Ты же сможешь немножко поиграть, правда, дорогая?
– Да, – ответила я.
Попив чая и съев булочки с вареньем, оказавшиеся вполне вкусными, мы последовали за Шарлоттой в гостиную, она вела Джефферсона за руку. Я была рада, что он так быстро с ней подружился и больше ничего не боится.
Гостиная была самой поразительной комнатой из всех. Шарлотта перекрасила стены: одна стена была желтой, другая – голубой, третья – зеленой, а четвертая – ярко-розовой. Вместо картин Шарлотта развесила по стенам старую одежду. Ботинки и туфли были привязаны к пуговицам брюк и юбок. В углу была целая выставка украшений. Она раскрасила ножки стульев и столов в четыре цвета, как и стены. То здесь, то там на полу и даже на окнах виднелись кляксы краски. Мы с Гейвином замерли, открыв рот от неожиданности.
– Шарлотта хотела сделать эту комнату комнатой радости, – объяснил Лютер.
– Эмили обычно не разрешала сюда часто заходить, – сказала Шарлотта. – Она боялась, что мы устроим здесь беспорядок, – добавила она со смехом, который больше был похож на икоту.
Джефферсон волчком вертелся, оглядываясь, широко и восторженно улыбаясь.
– Можно, я то же самое сделаю в своей комнате? – спросил он.
– Конечно, – кивнула Шарлотта. – Завтра мы подыщем тебе комнату и возьмем краски.
– Не знаю, сможет ли он, тетя Шарлотта, – засомневалась я.
– Конечно, сможет, дорогая. Он же маленький мальчик, а маленькие мальчики должны делать то, что им полагается. Правда, Лютер?
– Я не против, – сказал он. – Если бы Эмили была здесь, она бы не перенесла этого.
Как он, наверное, ненавидел ее, подумала я.
– А теперь сядем и послушаем, что нам сыграет Кристи, – Шарлотта взяла Джефферсона за руку и повела к дивану.
Гейвин улыбнулся.
– Отрабатывай свой ужин, – прошептал он и сел рядом с Шарлоттой и Джефферсоном. Лютер встал в дверях.
Я подошла к роялю. Шарлотта пожалела его и оставила естественный цвет, она даже не разрисовала стул. Он был пыльный, но когда я пробежала пальцами по клавиатуре, то была удивлена, что он еще настроен.
– Ты можешь сыграть «С днем рождения?» – спросила Шарлотта – Мне уже давно никто не играл эту песенку.
– Да. – Я заиграла.
К моему удивлению, Лютер вдруг запел, а когда я доиграла до места, где поется имя именинника, он пророкотал:
– Дорогая Шарлотта, с днем рождения!
Она засмеялась и захлопала в ладоши, и я заметила, с какой любовью смотрит на нее Лютер. Я заиграла «Колыбельную» Брамса, и глаза Джефферсона начали закрываться. Шарлотта обняла его, и он положил голову на ее мягкое плечо. Когда я закончила, он крепко спал. Я кивнула в его сторону, и Шарлотта, округлив глаза, шепнула:
– Тсс.
Гейвин взял Джефферсона на руки и понес его наверх. Шарлотта последовала за нами.
– Я достану одну из чистых ночных рубашек Лютера для него, – сказала она и поспешила.
Я сняла с Джефферсона ботинки, носки, и Гейвин помог раздеть его. Он так устал, что его веки едва приоткрылись, когда мы его раздевали. Шарлотта принесла фланелевую ночную рубашку. Она была слишком велика Джефферсону, но я решила, что в ней ему будет тепло и уютно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98