Я проследил за ней и видел, как она оставила младенца в поле возле дома Дугласов. Когда она ушла, я пришел к Карлону Дугласу и его жене и сказал им, что кто-то оставил младенца на их земле. Они с радостью взяли его. Дугласы назвали его Хомером и заботились о нем, как только могли. Эмили относилась к нему довольно недоброжелательно и всегда прогоняла его из дома.
– Но Шарлотта наверняка понимает, кто он, да? – спросила я.
– Даже если это так, она никогда об этом не говорила.
– Ты никогда ей не говорил об этом? – спросил Гейвин.
Лютер посмотрел на нас и отрицательно покачал головой.
– Я считал, что это будет слишком жестоко для нее и принесет ей слишком много боли. Вместо этого, когда Эмили наконец отправилась в ад, я все чаще стал приводить Хомера к нам, пока он не стал частью нашей жизни, и теперь, вы видите, он проводит у нас почти все время.
– Шарлотта должна была заметить родимое пятно, если я его увидела, – сказала я.
– О, я думаю она догадывается, кто на самом деле Хомер. Она не заявляет это вслух, но ей это и не нужно.
– А Хомер знает? – спросил Гейвин.
– Не так подробно. Он так же, как и она… чувствует окружающее, он познает все вокруг быстрее через чувства, чем через слова. Он часть здешней природы. Хомер чувствует себя как дома на этих полях, с этими животными, деревьями и холмами, да и со всем, что живет здесь. Ну, – он снова наклонился к мотору своего грузовика, – вот и вся история. Вы хотели узнать ее, и вы узнали. Я не могу гордиться семейной историей Буфов. Все, что я могу сказать, так это то, что даже их предки были жестокие, подлые люди. Они были теми владельцами плантаций, которые всегда плохо обращались с рабами. Мужчины насиловали и били их, а женщины заставляли их работать до изнеможения. Западное поле – поле смерти рабов. Там нет табличек, но я знаю, где их кладбище. Мой папа показывал его мне. Если раб заболевал, рассказывал мне папа, они закапывали его живьем.
– О, как ужасно! – воскликнула я.
– Ну как, хочется еще быть частью этой семьи? – спросил он.
– Я не хочу отрекаться от Шарлотты, – сказала я.
Он кивнул.
– Да, думаю так оно и есть.
Лютер вытер шею тряпкой.
– Ну и жара сегодня, да?
Гейвин рассмеялся.
– У нас тут есть пруд, в котором можно поплавать, там, за холмом, напротив Хаудли Фред, – показал он. – Пройдете по тропинке и держитесь левее, пока не увидите большой дуб. Там есть небольшой причал с лодками. Вода поступает из подземных родников, и поэтому она холодная. – Он улыбнулся. – Мы с Шарлоттой любили украдкой убегать туда.
– Здорово! – сказал Гейвин.
– Да, думаю поместье не может отвечать за тех, кто им владеет. Хотя это бремя должно чувствоваться, – добавил он и кивнул. – Должно.
Затем наступило долгое молчание, и мы на мгновение задумались.
– Нам лучше пойти проверить, чем занимается Джефферсон, – напомнила я.
– Хорошо, – согласился Гейвин.
– Лютер?
Он взглянул на нас.
– Спасибо за то, что доверил нам эту историю.
– Я решил, раз ты тоже прошла через боль, то поймешь.
– Да.
– Мне нужно смазать этот грузовик, – сказал Лютер. – Это моя обязанность. На случай, если Шарлотта будет обо мне спрашивать, – добавил он.
– Мы сообщим ей, – обещала я. Гейвин взял меня за руку, и мы направились назад к дому.
В дверях нас встретила Шарлотта и рассказала, что Джефферсон так устал от сегодняшнего тяжелого рабочего дня, что уснул на диване.
– И Хомер снова отнес его наверх в постель. Но хотя Хомер казался таким нежным и милым, я все равно забеспокоилась, и мы поторопились наверх.
Джефферсон крепко спал в своей кровати. Он был переодет в ночную рубашку, а одеяло было аккуратно подоткнуто со всех сторон, даже у подбородка. Мы вздрогнули, увидев Хомера, тихо сидевшего в углу комнаты в темноте.
– Я просто слежу за ним, чтобы все было в порядке, – объяснил Хомер. – Пока вас не было.
– Спасибо, Хомер. Очень мило с твоей стороны.
– Мне лучше тоже пойти домой, так как мы хотим встать рано, чтобы покрасить сарай.
Он направился к двери.
– Спокойной ночи, Хомер, – сказала я.
– Спокойной ночи. – Он словно тень выскользнул из комнаты.
– С ним все в порядке, – произнес Гейвин, когда я подошла к Джефферсону и посмотрела на его маленькое ангельское личико.
Я не могла не улыбнуться, вспомнив, что любил говорить папа: «Джефферсон просто ангел, хотя бы на несколько часов в сутки, когда спит». Гейвин подошел ко мне и прошептал:
– Как насчет того озера, о котором говорил Лютер? Сегодня довольно жарко. – Я почувствовала, как кровь прилила к моим щекам. – Возьмем полотенца и фонарь, чтобы освещать дорогу, – продолжал он.
– Джефферсон может проснуться и испугаться, – неуверенно проговорила я.
– Он не просыпается сразу после того, как уснул, и к тому же он знает, где находится. Идем, – сказал Гейвин. – Мы заслужили немного отдыха.
– Хорошо. Я только возьму полотенца. Несмотря на то, что мы шли как обычно, я не могла избавиться от ощущения, что мы тайком крадемся куда-то в ночи. Гейвин не зажигал фонарь, пока мы не оказались в дюжине ярдов, а то и больше, от дома. Мы нашли тропинку, о которой рассказывал Лютер, и пошли по ней, огибая небольшой холм. За ним открылось небольшое озеро, вода которого была иссиня-черной, а на его поверхности сверкали отражения звезд.
Мы прошли по причалу и сняли обувь и носки, чтобы проверить воду.
– Холодная, – пожаловалась я.
– Это только кажется. Мы будем купаться совсем без одежды? – спросил Гейвин. – Я могу погасить фонарь, если тебе так будет спокойней.
– Нет. Лучше оставь.
– Прекрасно, – сказал он и начал раздеваться. Мое сердце глухо забилось. Мы уже спали в одной постели прошлой ночью, но тогда было совершенно темно. Теперь наши тела были освещены светом фонаря и звезд. Несмотря на нашу близость той ночью, я все равно стеснялась и была очень взволнована. Если мое сердце будет биться быстрее, я наверняка потеряю сознание, подумала я. Гейвин уже разделся и стоял спиной ко мне, а я только сняла юбку.
Он повернулся и посмотрел на меня.
– Я первым нырну, – сказал он и прыгнул в воду. – Здорово! – крикнул он мне. На поверхности воды был виден только темный силуэт его головы. – Давай, стеснительная!
– Не дразни меня, а то я развернусь и уйду, – предупредила я.
– На моих устах печать молчания, – быстро сказал он и заработал ногами, вспенивая воду и повернувшись на спину.
Я расстегнула блузку и сняла бюстгальтер. Когда я, наконец, совершенно разделась, по моей коже побежали мурашки. Я снова ступила в воду и поискала взглядом Гейвина, но его не было. Я не слышала плеска воды и не видела его головы на поверхности.
– Гейвин?
Над водой кружили светлячки, их лимонно-желтые отсветы вспыхивали то там, то здесь. На ветвях деревьев, склонившихся над озером, сонно чирикали птицы в своих гнездах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
– Но Шарлотта наверняка понимает, кто он, да? – спросила я.
– Даже если это так, она никогда об этом не говорила.
– Ты никогда ей не говорил об этом? – спросил Гейвин.
Лютер посмотрел на нас и отрицательно покачал головой.
– Я считал, что это будет слишком жестоко для нее и принесет ей слишком много боли. Вместо этого, когда Эмили наконец отправилась в ад, я все чаще стал приводить Хомера к нам, пока он не стал частью нашей жизни, и теперь, вы видите, он проводит у нас почти все время.
– Шарлотта должна была заметить родимое пятно, если я его увидела, – сказала я.
– О, я думаю она догадывается, кто на самом деле Хомер. Она не заявляет это вслух, но ей это и не нужно.
– А Хомер знает? – спросил Гейвин.
– Не так подробно. Он так же, как и она… чувствует окружающее, он познает все вокруг быстрее через чувства, чем через слова. Он часть здешней природы. Хомер чувствует себя как дома на этих полях, с этими животными, деревьями и холмами, да и со всем, что живет здесь. Ну, – он снова наклонился к мотору своего грузовика, – вот и вся история. Вы хотели узнать ее, и вы узнали. Я не могу гордиться семейной историей Буфов. Все, что я могу сказать, так это то, что даже их предки были жестокие, подлые люди. Они были теми владельцами плантаций, которые всегда плохо обращались с рабами. Мужчины насиловали и били их, а женщины заставляли их работать до изнеможения. Западное поле – поле смерти рабов. Там нет табличек, но я знаю, где их кладбище. Мой папа показывал его мне. Если раб заболевал, рассказывал мне папа, они закапывали его живьем.
– О, как ужасно! – воскликнула я.
– Ну как, хочется еще быть частью этой семьи? – спросил он.
– Я не хочу отрекаться от Шарлотты, – сказала я.
Он кивнул.
– Да, думаю так оно и есть.
Лютер вытер шею тряпкой.
– Ну и жара сегодня, да?
Гейвин рассмеялся.
– У нас тут есть пруд, в котором можно поплавать, там, за холмом, напротив Хаудли Фред, – показал он. – Пройдете по тропинке и держитесь левее, пока не увидите большой дуб. Там есть небольшой причал с лодками. Вода поступает из подземных родников, и поэтому она холодная. – Он улыбнулся. – Мы с Шарлоттой любили украдкой убегать туда.
– Здорово! – сказал Гейвин.
– Да, думаю поместье не может отвечать за тех, кто им владеет. Хотя это бремя должно чувствоваться, – добавил он и кивнул. – Должно.
Затем наступило долгое молчание, и мы на мгновение задумались.
– Нам лучше пойти проверить, чем занимается Джефферсон, – напомнила я.
– Хорошо, – согласился Гейвин.
– Лютер?
Он взглянул на нас.
– Спасибо за то, что доверил нам эту историю.
– Я решил, раз ты тоже прошла через боль, то поймешь.
– Да.
– Мне нужно смазать этот грузовик, – сказал Лютер. – Это моя обязанность. На случай, если Шарлотта будет обо мне спрашивать, – добавил он.
– Мы сообщим ей, – обещала я. Гейвин взял меня за руку, и мы направились назад к дому.
В дверях нас встретила Шарлотта и рассказала, что Джефферсон так устал от сегодняшнего тяжелого рабочего дня, что уснул на диване.
– И Хомер снова отнес его наверх в постель. Но хотя Хомер казался таким нежным и милым, я все равно забеспокоилась, и мы поторопились наверх.
Джефферсон крепко спал в своей кровати. Он был переодет в ночную рубашку, а одеяло было аккуратно подоткнуто со всех сторон, даже у подбородка. Мы вздрогнули, увидев Хомера, тихо сидевшего в углу комнаты в темноте.
– Я просто слежу за ним, чтобы все было в порядке, – объяснил Хомер. – Пока вас не было.
– Спасибо, Хомер. Очень мило с твоей стороны.
– Мне лучше тоже пойти домой, так как мы хотим встать рано, чтобы покрасить сарай.
Он направился к двери.
– Спокойной ночи, Хомер, – сказала я.
– Спокойной ночи. – Он словно тень выскользнул из комнаты.
– С ним все в порядке, – произнес Гейвин, когда я подошла к Джефферсону и посмотрела на его маленькое ангельское личико.
Я не могла не улыбнуться, вспомнив, что любил говорить папа: «Джефферсон просто ангел, хотя бы на несколько часов в сутки, когда спит». Гейвин подошел ко мне и прошептал:
– Как насчет того озера, о котором говорил Лютер? Сегодня довольно жарко. – Я почувствовала, как кровь прилила к моим щекам. – Возьмем полотенца и фонарь, чтобы освещать дорогу, – продолжал он.
– Джефферсон может проснуться и испугаться, – неуверенно проговорила я.
– Он не просыпается сразу после того, как уснул, и к тому же он знает, где находится. Идем, – сказал Гейвин. – Мы заслужили немного отдыха.
– Хорошо. Я только возьму полотенца. Несмотря на то, что мы шли как обычно, я не могла избавиться от ощущения, что мы тайком крадемся куда-то в ночи. Гейвин не зажигал фонарь, пока мы не оказались в дюжине ярдов, а то и больше, от дома. Мы нашли тропинку, о которой рассказывал Лютер, и пошли по ней, огибая небольшой холм. За ним открылось небольшое озеро, вода которого была иссиня-черной, а на его поверхности сверкали отражения звезд.
Мы прошли по причалу и сняли обувь и носки, чтобы проверить воду.
– Холодная, – пожаловалась я.
– Это только кажется. Мы будем купаться совсем без одежды? – спросил Гейвин. – Я могу погасить фонарь, если тебе так будет спокойней.
– Нет. Лучше оставь.
– Прекрасно, – сказал он и начал раздеваться. Мое сердце глухо забилось. Мы уже спали в одной постели прошлой ночью, но тогда было совершенно темно. Теперь наши тела были освещены светом фонаря и звезд. Несмотря на нашу близость той ночью, я все равно стеснялась и была очень взволнована. Если мое сердце будет биться быстрее, я наверняка потеряю сознание, подумала я. Гейвин уже разделся и стоял спиной ко мне, а я только сняла юбку.
Он повернулся и посмотрел на меня.
– Я первым нырну, – сказал он и прыгнул в воду. – Здорово! – крикнул он мне. На поверхности воды был виден только темный силуэт его головы. – Давай, стеснительная!
– Не дразни меня, а то я развернусь и уйду, – предупредила я.
– На моих устах печать молчания, – быстро сказал он и заработал ногами, вспенивая воду и повернувшись на спину.
Я расстегнула блузку и сняла бюстгальтер. Когда я, наконец, совершенно разделась, по моей коже побежали мурашки. Я снова ступила в воду и поискала взглядом Гейвина, но его не было. Я не слышала плеска воды и не видела его головы на поверхности.
– Гейвин?
Над водой кружили светлячки, их лимонно-желтые отсветы вспыхивали то там, то здесь. На ветвях деревьев, склонившихся над озером, сонно чирикали птицы в своих гнездах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98