Просто я вижу, что у вас огромный творческий потенциал и вы на редкость преданы своему делу.
Николь зарделась от смешанного чувства гордости и страха. Конечно, ей было приятно слышать такие слова, но перед ней сидел коллекционер, а значит, в какой-то степени ее враг.
– Если честно, то это вы, коллекционеры, идете на сговор с владельцами галерей и обманываете бедных художников…
– Сейчас у меня перед глазами встают великолепные холмы Рима, прекрасные виллы Флоренции, а вы напоминаете мне вулкан на горе Этна.
– Простите, – смутилась Николь, а потом рассмеялась, живо представив себе нарисованную им картину.
– Я хочу помочь вам добиться успеха, к которому вы так стремитесь, – сказал он, вмиг посерьезнев. – А для этого нужно прежде всего вернуть ваши деньги.
– Очень благодарна вам за помощь, но пусть останется все как есть. Это трудно объяснить, но… понимаете, я не могу, занимаясь любимым искусством, еще и выколачивать честно заработанные деньги.
Эдвард Харрингтон наклонился через стол и уставился на нее внезапно сузившимися и похолодевшими глазами.
– Деньги – это огромная сила, которая заставляет мир вертеться. На них можно купить необходимые для нормальной жизни вещи, можно купить время и даже этот скромный обед.
Николь вскочила с места и гневно сверкнула глазами.
– Я верну вам долг, как только получу очередную зарплату!
Эдвард даже не предпринял попытки удержать собеседницу. У двери Николь остановилась и стала нервно рыться в сумочке, чтобы заплатить четверть доллара за свое пальто.
И все же после нескольких дней напряженных размышлений по поводу этого гнусного обмана она пришла к выводу, что за свои права надо бороться. Черт бы их всех побрал, с какой это стати она должна дарить кому-то свои деньги?! Повинуясь порыву, Николь отправилась в галерею и попыталась выяснить там обстоятельства продажи своих произведений.
– Не понимаю, о чем вы говорите, – невозмутимо ответила ей жена владельца галереи, выслушав эту душещипательную историю. – Мы продали ваши вещи по той цене, о которой договорились ранее.
Когда Николь, рьяно доказывая свою правоту, сослалась на Харрингтона и пригрозила пригласить его для дальнейшего разбирательства, на пороге галереи появился Берт.
– Ну хорошо, хорошо, – произнес он ровным тоном. – Мы действительно пошли на такую сделку.
Николь гневно посмотрела на него и даже растерялась поначалу от такой наглости.
– Но почему? Почему? Это такое же воровство, как если бы вы ограбили банк. А я так доверяла вам!
Тот молча пожал плечами и порылся в кармане.
– Вот вам пятьдесят долларов. Это все, что у меня сегодня есть. Приходите через неделю и получите оставшуюся сумму. Договорились?
– Ладно, – с трудом выдавила Николь и поспешила прочь. Столь откровенная наглость вызвала у нее такое отвращение, что она тут же впала в глубокую депрессию, не прекращавшуюся вплоть до указанного ими срока. Вновь явившись в галерею па следующей неделе, Николь с удивлением обнаружила, что внутри пусто, а на двери висит огромный замок.
– О'Кейси? – без тени удивления переспросил ее владелец расположенного по соседству магазина. – Они уехали еще на прошлой неделе. Куда? Кажется, в Калифорнию. Они должны вам деньги? – Он громко рассмеялся и сочувственно похлопал ее по плечу. – Забудьте про них. Они должны всей округе и именно поэтому смылись отсюда.
Немного поразмыслив, Николь решила рассказать эту неприятную историю Эдварду Харрингтону. Он не стал ни в чем упрекать ее, выразил сочувствие и даже предложил некоторую сумму в качестве временной компенсации за досадную потерю, от чего она, естественно, отказалась. А несколько недель спустя она снова увидела его в своем ресторане. Он подозвал ее и выложил на стол двести долларов.
– Берите, это ваши деньги. Я выследил О'Кейси в Сан-Франциско, а потом попросил своих людей выбить из них причитающуюся вам сумму. Кстати, они и там весьма успешно занимаются своим грязным бизнесом.
С тех пор она стала с большим уважением относиться к этому добродушному и отзывчивому человеку и уже не противилась, когда он приглашал ее на ужин. Конечно, она прекрасно понимала, что его интерес к ней вряд ли можно назвать чисто платоническим, однако он не предпринимал никаких попыток затащить ее в постель.
А еще через пару месяцев он преподнес ей самый настоящий сюрприз. Однажды вечером он сообщил, что недавно открывшаяся на Десятой улице галерея живописи Маршалла Фэйбера готова устроить ее персональную выставку.
– Не может быть! – удивленно воскликнула Николь. – Меня же никто не знает!
– Фэйберу понравились твои работы, и к тому же он хочет воспользоваться случаем и заявить о себе. Давно уже стало традицией, что новая галерея зарабатывает себе добрую репутацию, открывая никому еще не известные таланты, к числу которых, несомненно, принадлежишь и ты.
Николь чуть было не подпрыгнула от радости. Выставка прошла успешно, Эдвард обеспечил ей надлежащую рекламу, потратил на нее много денег, и через шесть месяцев она дала согласие стать его женой.
***
– А ты любила его, мама?
– В то время мне казалось, что любила, хотя и не так, как Гаррета. Наверное, не надо было выходить замуж за твоего отца, – подвела Николь печальный итог.
– Мама, ты ведь все еще любишь Пола, так? Скажи откровенно, ты бросила его из-за меня?
– Он был слишком молод для меня, – едва слышно прошептала Николь.
– Чепуха! Слишком уж старомодное утверждение, – хмыкнула Джулия. – Если, конечно, вы действительно любили друг друга.
– Мы… мы смотрелись как-то странно, неестественно, и к тому же это вызывало у тебя искреннее негодование.
Джулия взмахнула рукой, как бы извиняясь за прошлые ошибки.
– Я говорила так только потому, что ужасно ревновала тебя к нему. Боже, мне и в голову не приходило, что это доставляет тебе массу страданий! Знаешь, для меня ты всегда была верхом совершенства и воплощением творческого успеха. Короче говоря, я не буду возражать, если ты вернешься к нему. Вся моя ревность уже в прошлом, а мое нынешнее счастье затмило все остальное. И вообще я готова всех простить – и тебя, и папу, и весь мир.
– А отца-то за что? Разве он в чем-то виноват перед тобой? – Николь пожалела, что задала дочери этот провокационный вопрос, но было уже поздно.
– Да просто так, ни за что, – смутилась Джулия и мгновенно сменила тему разговора. – Знаешь, Люк очень хочет познакомиться с тобой. Он просто в восторге от твоих работ, а его мама, кстати сказать, занимает довольно высокий пост в приличной рекламной фирме. Очень милая женщина и прекрасно ко мне относится. Может быть, пригласим как-нибудь Люка на ужин? Я помогу тебе на кухне.
После этого разговора Николь не могла уснуть и то и дело утирала стекавшие по щекам слезы – слезы, в которых растворилась радость за дочь и печаль за собственную несчастную судьбу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Николь зарделась от смешанного чувства гордости и страха. Конечно, ей было приятно слышать такие слова, но перед ней сидел коллекционер, а значит, в какой-то степени ее враг.
– Если честно, то это вы, коллекционеры, идете на сговор с владельцами галерей и обманываете бедных художников…
– Сейчас у меня перед глазами встают великолепные холмы Рима, прекрасные виллы Флоренции, а вы напоминаете мне вулкан на горе Этна.
– Простите, – смутилась Николь, а потом рассмеялась, живо представив себе нарисованную им картину.
– Я хочу помочь вам добиться успеха, к которому вы так стремитесь, – сказал он, вмиг посерьезнев. – А для этого нужно прежде всего вернуть ваши деньги.
– Очень благодарна вам за помощь, но пусть останется все как есть. Это трудно объяснить, но… понимаете, я не могу, занимаясь любимым искусством, еще и выколачивать честно заработанные деньги.
Эдвард Харрингтон наклонился через стол и уставился на нее внезапно сузившимися и похолодевшими глазами.
– Деньги – это огромная сила, которая заставляет мир вертеться. На них можно купить необходимые для нормальной жизни вещи, можно купить время и даже этот скромный обед.
Николь вскочила с места и гневно сверкнула глазами.
– Я верну вам долг, как только получу очередную зарплату!
Эдвард даже не предпринял попытки удержать собеседницу. У двери Николь остановилась и стала нервно рыться в сумочке, чтобы заплатить четверть доллара за свое пальто.
И все же после нескольких дней напряженных размышлений по поводу этого гнусного обмана она пришла к выводу, что за свои права надо бороться. Черт бы их всех побрал, с какой это стати она должна дарить кому-то свои деньги?! Повинуясь порыву, Николь отправилась в галерею и попыталась выяснить там обстоятельства продажи своих произведений.
– Не понимаю, о чем вы говорите, – невозмутимо ответила ей жена владельца галереи, выслушав эту душещипательную историю. – Мы продали ваши вещи по той цене, о которой договорились ранее.
Когда Николь, рьяно доказывая свою правоту, сослалась на Харрингтона и пригрозила пригласить его для дальнейшего разбирательства, на пороге галереи появился Берт.
– Ну хорошо, хорошо, – произнес он ровным тоном. – Мы действительно пошли на такую сделку.
Николь гневно посмотрела на него и даже растерялась поначалу от такой наглости.
– Но почему? Почему? Это такое же воровство, как если бы вы ограбили банк. А я так доверяла вам!
Тот молча пожал плечами и порылся в кармане.
– Вот вам пятьдесят долларов. Это все, что у меня сегодня есть. Приходите через неделю и получите оставшуюся сумму. Договорились?
– Ладно, – с трудом выдавила Николь и поспешила прочь. Столь откровенная наглость вызвала у нее такое отвращение, что она тут же впала в глубокую депрессию, не прекращавшуюся вплоть до указанного ими срока. Вновь явившись в галерею па следующей неделе, Николь с удивлением обнаружила, что внутри пусто, а на двери висит огромный замок.
– О'Кейси? – без тени удивления переспросил ее владелец расположенного по соседству магазина. – Они уехали еще на прошлой неделе. Куда? Кажется, в Калифорнию. Они должны вам деньги? – Он громко рассмеялся и сочувственно похлопал ее по плечу. – Забудьте про них. Они должны всей округе и именно поэтому смылись отсюда.
Немного поразмыслив, Николь решила рассказать эту неприятную историю Эдварду Харрингтону. Он не стал ни в чем упрекать ее, выразил сочувствие и даже предложил некоторую сумму в качестве временной компенсации за досадную потерю, от чего она, естественно, отказалась. А несколько недель спустя она снова увидела его в своем ресторане. Он подозвал ее и выложил на стол двести долларов.
– Берите, это ваши деньги. Я выследил О'Кейси в Сан-Франциско, а потом попросил своих людей выбить из них причитающуюся вам сумму. Кстати, они и там весьма успешно занимаются своим грязным бизнесом.
С тех пор она стала с большим уважением относиться к этому добродушному и отзывчивому человеку и уже не противилась, когда он приглашал ее на ужин. Конечно, она прекрасно понимала, что его интерес к ней вряд ли можно назвать чисто платоническим, однако он не предпринимал никаких попыток затащить ее в постель.
А еще через пару месяцев он преподнес ей самый настоящий сюрприз. Однажды вечером он сообщил, что недавно открывшаяся на Десятой улице галерея живописи Маршалла Фэйбера готова устроить ее персональную выставку.
– Не может быть! – удивленно воскликнула Николь. – Меня же никто не знает!
– Фэйберу понравились твои работы, и к тому же он хочет воспользоваться случаем и заявить о себе. Давно уже стало традицией, что новая галерея зарабатывает себе добрую репутацию, открывая никому еще не известные таланты, к числу которых, несомненно, принадлежишь и ты.
Николь чуть было не подпрыгнула от радости. Выставка прошла успешно, Эдвард обеспечил ей надлежащую рекламу, потратил на нее много денег, и через шесть месяцев она дала согласие стать его женой.
***
– А ты любила его, мама?
– В то время мне казалось, что любила, хотя и не так, как Гаррета. Наверное, не надо было выходить замуж за твоего отца, – подвела Николь печальный итог.
– Мама, ты ведь все еще любишь Пола, так? Скажи откровенно, ты бросила его из-за меня?
– Он был слишком молод для меня, – едва слышно прошептала Николь.
– Чепуха! Слишком уж старомодное утверждение, – хмыкнула Джулия. – Если, конечно, вы действительно любили друг друга.
– Мы… мы смотрелись как-то странно, неестественно, и к тому же это вызывало у тебя искреннее негодование.
Джулия взмахнула рукой, как бы извиняясь за прошлые ошибки.
– Я говорила так только потому, что ужасно ревновала тебя к нему. Боже, мне и в голову не приходило, что это доставляет тебе массу страданий! Знаешь, для меня ты всегда была верхом совершенства и воплощением творческого успеха. Короче говоря, я не буду возражать, если ты вернешься к нему. Вся моя ревность уже в прошлом, а мое нынешнее счастье затмило все остальное. И вообще я готова всех простить – и тебя, и папу, и весь мир.
– А отца-то за что? Разве он в чем-то виноват перед тобой? – Николь пожалела, что задала дочери этот провокационный вопрос, но было уже поздно.
– Да просто так, ни за что, – смутилась Джулия и мгновенно сменила тему разговора. – Знаешь, Люк очень хочет познакомиться с тобой. Он просто в восторге от твоих работ, а его мама, кстати сказать, занимает довольно высокий пост в приличной рекламной фирме. Очень милая женщина и прекрасно ко мне относится. Может быть, пригласим как-нибудь Люка на ужин? Я помогу тебе на кухне.
После этого разговора Николь не могла уснуть и то и дело утирала стекавшие по щекам слезы – слезы, в которых растворилась радость за дочь и печаль за собственную несчастную судьбу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85