И вообще для тебя ценно лишь то, что имеет стоимостное выражение…
Да, будь я проклят, если ты не права! А кто, скажи на милость, придерживается других критериев? Я действительно заплатил за тебя очень большие деньги, проталкивая повсюду твой так называемый талант, а теперь, когда ты оказалась на гребне славы и добилась заметного успеха, вдруг обнаружилось, что мои методы тебе не подходят. Почему же ты раньше не протестовала? Когда только взбиралась по крутой лестнице вверх?
Николь изумленно вытаращила на него глаза.
– Не понимаю, что ты хочешь этим сказать. Конечно, я не могу не признать, что на первом этапе ты здорово мне помог, так как именно ты покупал мои первые работы. Но если бы я знала тогда, что…
Эдвард выпучил от негодования глаза и вконец потерял терпение.
– Послушай, ты, сучка чертова, не надо смотреть на меня с таким презрением! Ты использовала меня много лет, а теперь строишь из себя невинную добродетель! – Он стал угрожающе надвигаться на нее, вынуждая пятиться к двери. – Не бойся, я не стану бить тебя. Просто хочу, чтобы ты наконец поумнела. Если бы не я, то ты сейчас вырезала бы фигурки для дебилов в каком-нибудь задрипанном детском саду. Ты была бы полным ничтожеством!
– Это не совсем так, – глухо прошептала Николь. – Если ты помнишь, первые мои работы были отобраны супругами О'Кейси…
Черта с два! Это я их отобрал. Собственноручно. Я узнал, кто ты такая и чем занимаешься, а потом убедил их, что твои работы непременно будут проданы. Более того, я купил все твои произведения, кроме одного, и заплатил за них гораздо больше, чем они тебе обещали. А когда они тебя все-таки надули, на сцене появился я, главный герой этой мелодрамы, и вернул тебе твои деньги. Думаешь, я действительно заставил их заплатить тебе причитающуюся сумму? Как бы не так! Я никогда больше не видел этих мерзавцев и возместил тебе твои потери из собственного кармана.
– Почему? – невольно вырвалось у нее.
– Потому что хотел во что бы то ни стало заполучить тебя, – спокойно объяснил Эдвард. – Я был заинтригован твоим поведением. Множество красивых женщин даже за банку пива готовы были расставить для меня ноги, а ты вела себя совершенно по-иному. Я воспринял это как своеобразный вызов и в то время действительно думал, что ты обладаешь недюжинным талантом. Однако иметь талант и сделать так, чтоб его заметили, – далеко не одно и то же.
Николь почувствовала такую резкую боль в груди, что чуть было не упала в обморок.
– А когда Маршалл Фэйбер предложил мне персональную выставку?
– Боже мой, да никакой галереи Маршалла Фэйбера нет и в помине! Какая же ты наивная! Маршалл просто был моим доверенным лицом и готов был мне пятки лизать, чтобы я позволил ему вывесить на двери табличку с его именем. Я сам покупал твои работы, укрепляя в тебе веру в свой пресловутый талант.
– Господи, какой кошмар! – Николь откинулась на спинку кресла и закрыла лицо руками.
– Вот это и есть реальность, – злорадно произнес Эдвард, приблизившись к ней. – У вас, художников, мозги не в голове, а на кончиках пальцев. Искусство – это прежде всего бизнес, такой же сложный, как, например, производство или банковское дело. Просто надо ухватить свою удачу за хвост…
Но Николь уже не слышала его. В голове ее все смешалось и покрылось густым туманом. Все эти годы она считала себя талантливой, находя подтверждение тому в материализованных признаках успеха. А теперь что? Она медленно поднялась на ноги и с трудом подняла глаза на мужа.
– Не надо смотреть на меня с такой ненавистью! – выпалил он. – Лучше подумай о том, что я очень любил тебя и именно поэтому поддерживал все твои начинания. А сколько денег я потратил на всю эту армию критиков,
искусствоведов и еще бог знает кого! Да если хочешь знать, я даже подвергал риску свою репутацию, а она для меня бесценна. Я любил тебя всей душой, готов был на любые жертвы, и вот теперь ты отвергаешь меня, ссылаясь на то, что вся твоя сексуальность ушла в так называемое искусство. Меня утешает только то, что твой малолетний молокосос, вероятно, сказал тебе то же самое. Ты выставила меня на посмешище и хочешь оставить… Николь стремглав выскочила из комнаты.
– Если ты оставишь меня, – закричал он вдогонку, – то вскоре превратишься в стервозную старуху, с которой никто и никогда не захочет иметь дела! Где твое хваленое искусство? За последние месяцы ты не сделала даже какой-нибудь вшивой скульптурки. И помни: отныне на Маршалла лучше не рассчитывай.
Уже за дверью Николь повернула к мужу покрасневшее от слез и гнева лицо.
– Ты собираешься поступить со мной так же, как и с Полом?
– Нет, с тобой и так будет покончено. Весь твой пресловутый талант умещается на кончике мизинца. Посмотрим, как далеко ты уйдешь без моей помощи.
Глава 6
Николь купила себе достаточно просторную квартиру – студию в районе Западного Бродвея, и, к счастью, со значительной скидкой, так как заплатила почти пятьдесят тысяч долларов наличными. И хотя новое жилище было почти в два раза меньше прежнего, на Одиннадцатой авеню, все же потолки здесь были высокие и пространства, которое вполне можно было превратить в уютное гнездышко, хватало. Вскоре она пригласила Джулию и Люка на обед по поводу новоселья, решив отметить это событие в небольшом уютном ресторане.
Совершенно очевидное счастье молодых было для нее спасительной отдушиной, смягчавшей горечь от потери Пола. Люк оказался на удивление приятным молодым человеком с веснушчатым лицом и широкой улыбкой. Он очень бережно относился к Джулии, предугадывал все ее желания и, как показалось Николь, восхищался ее красотой.
– Мам, – обратилась к ней Джулия во время разговора, – мне удалось-таки поладить с отцом, и он дал мне деньги на поездку в Африку. Знаешь, я очень сожалею, что невольно стала причиной вашей ссоры.
– Нет, Джулия, – успокоила ее мать, – ты была не причиной, а поводом, а это не одно и то же. Рано или поздно мы должны были окончательно выяснить отношения. Я даже рада, что это случилось сейчас.
Джулия задумалась и пристально посмотрела на мать.
– Мы уезжаем на следующей неделе, а когда вернемся, я непременно заеду к тебе и даже останусь на выходные, если ты, конечно, не возражаешь.
Николь грустно улыбнулась:
– Разумеется, не возражаю, но теперь у меня совсем не так, как на Одиннадцатой улице. Моя новая студия даже отдаленно не напоминает прежние хоромы.
К разговору подключился и Люк:
– Знаете, мой отец с детства прививал мне любовь к медицине и постоянно подталкивал к мысли, что я должен стать врачом. Поначалу я отчаянно сопротивлялся, но после курса групповой терапии, когда увидел все своими глазами, мое мнение о медицине резко изменилось.
– Ну что ж, – поделилась Николь с дочерью, когда Люк на минутку вышел, – не буду скрывать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Да, будь я проклят, если ты не права! А кто, скажи на милость, придерживается других критериев? Я действительно заплатил за тебя очень большие деньги, проталкивая повсюду твой так называемый талант, а теперь, когда ты оказалась на гребне славы и добилась заметного успеха, вдруг обнаружилось, что мои методы тебе не подходят. Почему же ты раньше не протестовала? Когда только взбиралась по крутой лестнице вверх?
Николь изумленно вытаращила на него глаза.
– Не понимаю, что ты хочешь этим сказать. Конечно, я не могу не признать, что на первом этапе ты здорово мне помог, так как именно ты покупал мои первые работы. Но если бы я знала тогда, что…
Эдвард выпучил от негодования глаза и вконец потерял терпение.
– Послушай, ты, сучка чертова, не надо смотреть на меня с таким презрением! Ты использовала меня много лет, а теперь строишь из себя невинную добродетель! – Он стал угрожающе надвигаться на нее, вынуждая пятиться к двери. – Не бойся, я не стану бить тебя. Просто хочу, чтобы ты наконец поумнела. Если бы не я, то ты сейчас вырезала бы фигурки для дебилов в каком-нибудь задрипанном детском саду. Ты была бы полным ничтожеством!
– Это не совсем так, – глухо прошептала Николь. – Если ты помнишь, первые мои работы были отобраны супругами О'Кейси…
Черта с два! Это я их отобрал. Собственноручно. Я узнал, кто ты такая и чем занимаешься, а потом убедил их, что твои работы непременно будут проданы. Более того, я купил все твои произведения, кроме одного, и заплатил за них гораздо больше, чем они тебе обещали. А когда они тебя все-таки надули, на сцене появился я, главный герой этой мелодрамы, и вернул тебе твои деньги. Думаешь, я действительно заставил их заплатить тебе причитающуюся сумму? Как бы не так! Я никогда больше не видел этих мерзавцев и возместил тебе твои потери из собственного кармана.
– Почему? – невольно вырвалось у нее.
– Потому что хотел во что бы то ни стало заполучить тебя, – спокойно объяснил Эдвард. – Я был заинтригован твоим поведением. Множество красивых женщин даже за банку пива готовы были расставить для меня ноги, а ты вела себя совершенно по-иному. Я воспринял это как своеобразный вызов и в то время действительно думал, что ты обладаешь недюжинным талантом. Однако иметь талант и сделать так, чтоб его заметили, – далеко не одно и то же.
Николь почувствовала такую резкую боль в груди, что чуть было не упала в обморок.
– А когда Маршалл Фэйбер предложил мне персональную выставку?
– Боже мой, да никакой галереи Маршалла Фэйбера нет и в помине! Какая же ты наивная! Маршалл просто был моим доверенным лицом и готов был мне пятки лизать, чтобы я позволил ему вывесить на двери табличку с его именем. Я сам покупал твои работы, укрепляя в тебе веру в свой пресловутый талант.
– Господи, какой кошмар! – Николь откинулась на спинку кресла и закрыла лицо руками.
– Вот это и есть реальность, – злорадно произнес Эдвард, приблизившись к ней. – У вас, художников, мозги не в голове, а на кончиках пальцев. Искусство – это прежде всего бизнес, такой же сложный, как, например, производство или банковское дело. Просто надо ухватить свою удачу за хвост…
Но Николь уже не слышала его. В голове ее все смешалось и покрылось густым туманом. Все эти годы она считала себя талантливой, находя подтверждение тому в материализованных признаках успеха. А теперь что? Она медленно поднялась на ноги и с трудом подняла глаза на мужа.
– Не надо смотреть на меня с такой ненавистью! – выпалил он. – Лучше подумай о том, что я очень любил тебя и именно поэтому поддерживал все твои начинания. А сколько денег я потратил на всю эту армию критиков,
искусствоведов и еще бог знает кого! Да если хочешь знать, я даже подвергал риску свою репутацию, а она для меня бесценна. Я любил тебя всей душой, готов был на любые жертвы, и вот теперь ты отвергаешь меня, ссылаясь на то, что вся твоя сексуальность ушла в так называемое искусство. Меня утешает только то, что твой малолетний молокосос, вероятно, сказал тебе то же самое. Ты выставила меня на посмешище и хочешь оставить… Николь стремглав выскочила из комнаты.
– Если ты оставишь меня, – закричал он вдогонку, – то вскоре превратишься в стервозную старуху, с которой никто и никогда не захочет иметь дела! Где твое хваленое искусство? За последние месяцы ты не сделала даже какой-нибудь вшивой скульптурки. И помни: отныне на Маршалла лучше не рассчитывай.
Уже за дверью Николь повернула к мужу покрасневшее от слез и гнева лицо.
– Ты собираешься поступить со мной так же, как и с Полом?
– Нет, с тобой и так будет покончено. Весь твой пресловутый талант умещается на кончике мизинца. Посмотрим, как далеко ты уйдешь без моей помощи.
Глава 6
Николь купила себе достаточно просторную квартиру – студию в районе Западного Бродвея, и, к счастью, со значительной скидкой, так как заплатила почти пятьдесят тысяч долларов наличными. И хотя новое жилище было почти в два раза меньше прежнего, на Одиннадцатой авеню, все же потолки здесь были высокие и пространства, которое вполне можно было превратить в уютное гнездышко, хватало. Вскоре она пригласила Джулию и Люка на обед по поводу новоселья, решив отметить это событие в небольшом уютном ресторане.
Совершенно очевидное счастье молодых было для нее спасительной отдушиной, смягчавшей горечь от потери Пола. Люк оказался на удивление приятным молодым человеком с веснушчатым лицом и широкой улыбкой. Он очень бережно относился к Джулии, предугадывал все ее желания и, как показалось Николь, восхищался ее красотой.
– Мам, – обратилась к ней Джулия во время разговора, – мне удалось-таки поладить с отцом, и он дал мне деньги на поездку в Африку. Знаешь, я очень сожалею, что невольно стала причиной вашей ссоры.
– Нет, Джулия, – успокоила ее мать, – ты была не причиной, а поводом, а это не одно и то же. Рано или поздно мы должны были окончательно выяснить отношения. Я даже рада, что это случилось сейчас.
Джулия задумалась и пристально посмотрела на мать.
– Мы уезжаем на следующей неделе, а когда вернемся, я непременно заеду к тебе и даже останусь на выходные, если ты, конечно, не возражаешь.
Николь грустно улыбнулась:
– Разумеется, не возражаю, но теперь у меня совсем не так, как на Одиннадцатой улице. Моя новая студия даже отдаленно не напоминает прежние хоромы.
К разговору подключился и Люк:
– Знаете, мой отец с детства прививал мне любовь к медицине и постоянно подталкивал к мысли, что я должен стать врачом. Поначалу я отчаянно сопротивлялся, но после курса групповой терапии, когда увидел все своими глазами, мое мнение о медицине резко изменилось.
– Ну что ж, – поделилась Николь с дочерью, когда Люк на минутку вышел, – не буду скрывать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85