— Надо похудеть…
Я думаю, не нужно, но мне необходимо выяснить вопрос об отпуске, тему менять не стану: неизвестно, чем это может закончиться.
— А когда он вернется?
Ханна смотрит на меня, как на идиота.
— Откуда мне знать, когда мой шеф вернется из отпуска? Я что, слежу за ним? Я на него работаю или он на меня? Разве я его шеф? Я его начальник? Или начальница? — Опускает руки и на мгновение задумывается. — Эй, послушай, если бы шеф был моим подчиненным, то я была бы его начальником или начальницей? — Она вдруг заинтересовалась этим нелегким вопросом.
— О чем речь? — спрашиваю я, перестав ощущать вкус чипсов.
— Если бы я была его шефом, то… — продолжает Ханна.
Прерываю ее:
— А какое отношение это имеет к отпуску?
— Гипотетический вопрос: начальником я была бы или начальницей?
К своему огромному сожалению, вижу: не удастся выяснить, когда поедем. Решаю обратить разговор в шутку.
— Начальницей чего? — весело спрашиваю я, а Ханна смотрит на меня осуждающе.
— Только я соберусь с тобой поговорить серьезно, ты шутить начинаешь.
— Начальником, — вздохнул я, — хотя феминистки сказали бы «начальницей». — Я смеюсь.
— А ты имеешь что-то против прав женщин? — ощетинилась моя сладенькая.
Переходить к разговору о преимуществе пасхальных праздников перед рождественскими у меня не было желания.
— Разве я что-то сказал? — сделал я попытку замять разговор так вежливо, как только мог.
— Все смеешься, когда мы о важном говорим? Если бы шеф был женщиной, я бы знала, куда он поехал, с кем и когда вернется.
Прошу прощения, хочу лишь прояснить вопрос.
— Я тебя спросил, когда ты собираешься взять отпуск.
— Вот именно! — обрадовалась она. — Ты же меня совершенно не слушаешь! Я тебе говорю: не знаю, когда он вернется. Мужчина! Он мужчина. Никому не докладывает. Может, он вообще не вернется, — размечталась она, подарив мне улыбку. — В конце концов, история не знает случая, чтобы женщина пошла за сигаретами и не вернулась, оставив отчаявшегося мужа одного с двумя маленькими детьми на руках, без средств к существованию. А он плачет от одиночества, не может снова жениться, поскольку неизвестно, что с ней стало. Так поступают только мужчины!
— Твой шеф пошел за сигаретами? — осторожно интересуюсь я. Может, она знает что-то, чего не знаю я.
— Почему ты все время придираешься?
Ну вот, дождался. Человек спокойно спрашивает об отпуске: «когда?», не «где?», не «почему?», не «зачем?», а его воспринимают как врага. Не знаю, что и сказать. Если начну сначала, то есть постараюсь объяснить, что просто хочу знать, когда мы поедем в отпуск, то никогда этот разговор не закончится. Теперь остается интеллигентно выпутаться из этой кошмарной ситуации и никогда больше к ней не возвращаться.
— Новости начались, — сказал я и включил телевизор.
Я никогда не возражал, чтобы она встречалась с этой своей Габрысей.
Они вместе работают, дружат, ради Бога. Но я постоянно слышал:
— Я знаю, что ты Габрысю не любишь.
Не я же с ней дружу, зачем мне ее любить? Однако когда собираются вместе, они глупеют. Устроили себе бабский вечер. Что мне было делать? Попытался договориться с Рафалом пойти выпить немного пива, но Рафал — подкаблучник, ничего не вышло. Посидели немного с Анджеем в баре, прихожу домой: Ханна и Габрыся устроились перед компьютером и хохочут. Ничего удивительного, что не мог дозвониться, сидят, черт побери, в Интернете. Подумать только, я сам Ханну этому научил.
Увидев меня, они, конечно, замолкают, переглядываются и снова начинают глупо смеяться. Рассерженный, я иду на кухню. Я знаю, что они обо мне говорят, иначе не замолчали бы по-идиотски. Женщины всегда так делают: входишь, они обрывают себя на полуслове и делают вид, будто вовсе не говорили о тебе, а о ком-то другом.
Ханна через мгновение приходит, улыбка до ушей — интересно, почему она со мной такой не бывает? — и говорит:
— Иди к нам.
А что я буду с бабами делать?
Пошел.
Габрыся сидит перед экраном, машет мне рукой:
— Иди, иди сюда, посмотри, как здорово! — И читает: — «Курсы для мужчин, первый курс, зимний семестр». Послушайте: «Борьба с глупостью», «Ты тоже можешь справиться с работой по дому», «Стирка — лучшие способы», «Не хотим дурацкого нижнего белья в цветочек»…
Мне становится не по себе. Я над женщинами так не потешаюсь.
— Не относи это на свой счет, это же шутка, — смеется Ханна. — Я ведь никогда не покупаю тебе дурацкое белье!
Когда женщины одни, они глупеют. Ничего удивительного. Вижу, что в бутылке с джином осталась какая-то капля. Ну да, бутылка была неполная, но могли бы что-нибудь и мне оставить.
И это курьезное замечание, что я будто бы принимаю шутки на свой счет!
— Читай, читай! — Ханна встает за Габрысей. — У Янека есть чувство юмора!
Конечно, у меня есть чувство юмора. Но над чем тут смеяться?
А Габрыся продолжает:
— Так вот, первый семестр: «Убедительные объяснения возвращения домой в четыре утра», «Наслаждайся жизнью», «Помой посуду после еды»…
Смотрит на меня и едва не лопается от смеха у компьютера. Делаю гримасу, если их это обрадует — пожалуйста.
— Читаю дальше. — Габрыся даже икает от радости, а Ханна так веселится, словно меня рядом нет. — «Понимание своей некомпетентности», «Сто поводов подарить цветы», «Почувствовал желание — прими душ»…
Ну что в этом смешного? Слегка теплый душ — самое лучшее средство. Женщинам этого не понять.
— Смотри, смотри, Ханна: «Как не заснуть после секса…»
Ухожу в спальню. Мне еще поработать надо, почитать, да и вообще. Но и читать не могу, потому что из соседней комнаты доносятся радостные восклицания:
— «Как попросить совета?», «Как сделать вид, что ты слушаешь?..»
Больше я ничего не слышу, потому что они, вероятно, идут на кухню или переходят на шепот. Им бы только кости мужчинам перемывать. Я точно знаю: они обо мне говорят. Только не знаю, что именно. Ведь женщины говорят только о сексе и о мужчинах. Это как раз те темы, которые я больше всего не люблю. Какие, например, у парня ягодицы. Я никогда особого внимания на свои ягодицы не обращал, но они у меня ничего, нормальные. Подобная чушь меня совершенно не трогает. Но есть что-то унизительное в том, что человек в собственном доме является объектом обсуждения.
Двери приоткрываются, входит Ханна:
— Ну что ты, зайчик мой, не в настроении? Не веди себя как дикарь…
— Мне хочется почитать, я устал. Желаю хорошо повеселиться.
— Ой, мы можем встречаться у Габрыси, если ты против.
Я против? С чего бы это? Пожалуйста, обсуждайте меня, сколько вам влезет.
Но я, конечно, пошел к ним слегка разрядить обстановку, хотя они, возможно, немножко огорчились, что я не дал им побыть вдвоем.
А вечером я изучил в зеркале свои ягодицы, они и вправду оказались безукоризненными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Я думаю, не нужно, но мне необходимо выяснить вопрос об отпуске, тему менять не стану: неизвестно, чем это может закончиться.
— А когда он вернется?
Ханна смотрит на меня, как на идиота.
— Откуда мне знать, когда мой шеф вернется из отпуска? Я что, слежу за ним? Я на него работаю или он на меня? Разве я его шеф? Я его начальник? Или начальница? — Опускает руки и на мгновение задумывается. — Эй, послушай, если бы шеф был моим подчиненным, то я была бы его начальником или начальницей? — Она вдруг заинтересовалась этим нелегким вопросом.
— О чем речь? — спрашиваю я, перестав ощущать вкус чипсов.
— Если бы я была его шефом, то… — продолжает Ханна.
Прерываю ее:
— А какое отношение это имеет к отпуску?
— Гипотетический вопрос: начальником я была бы или начальницей?
К своему огромному сожалению, вижу: не удастся выяснить, когда поедем. Решаю обратить разговор в шутку.
— Начальницей чего? — весело спрашиваю я, а Ханна смотрит на меня осуждающе.
— Только я соберусь с тобой поговорить серьезно, ты шутить начинаешь.
— Начальником, — вздохнул я, — хотя феминистки сказали бы «начальницей». — Я смеюсь.
— А ты имеешь что-то против прав женщин? — ощетинилась моя сладенькая.
Переходить к разговору о преимуществе пасхальных праздников перед рождественскими у меня не было желания.
— Разве я что-то сказал? — сделал я попытку замять разговор так вежливо, как только мог.
— Все смеешься, когда мы о важном говорим? Если бы шеф был женщиной, я бы знала, куда он поехал, с кем и когда вернется.
Прошу прощения, хочу лишь прояснить вопрос.
— Я тебя спросил, когда ты собираешься взять отпуск.
— Вот именно! — обрадовалась она. — Ты же меня совершенно не слушаешь! Я тебе говорю: не знаю, когда он вернется. Мужчина! Он мужчина. Никому не докладывает. Может, он вообще не вернется, — размечталась она, подарив мне улыбку. — В конце концов, история не знает случая, чтобы женщина пошла за сигаретами и не вернулась, оставив отчаявшегося мужа одного с двумя маленькими детьми на руках, без средств к существованию. А он плачет от одиночества, не может снова жениться, поскольку неизвестно, что с ней стало. Так поступают только мужчины!
— Твой шеф пошел за сигаретами? — осторожно интересуюсь я. Может, она знает что-то, чего не знаю я.
— Почему ты все время придираешься?
Ну вот, дождался. Человек спокойно спрашивает об отпуске: «когда?», не «где?», не «почему?», не «зачем?», а его воспринимают как врага. Не знаю, что и сказать. Если начну сначала, то есть постараюсь объяснить, что просто хочу знать, когда мы поедем в отпуск, то никогда этот разговор не закончится. Теперь остается интеллигентно выпутаться из этой кошмарной ситуации и никогда больше к ней не возвращаться.
— Новости начались, — сказал я и включил телевизор.
Я никогда не возражал, чтобы она встречалась с этой своей Габрысей.
Они вместе работают, дружат, ради Бога. Но я постоянно слышал:
— Я знаю, что ты Габрысю не любишь.
Не я же с ней дружу, зачем мне ее любить? Однако когда собираются вместе, они глупеют. Устроили себе бабский вечер. Что мне было делать? Попытался договориться с Рафалом пойти выпить немного пива, но Рафал — подкаблучник, ничего не вышло. Посидели немного с Анджеем в баре, прихожу домой: Ханна и Габрыся устроились перед компьютером и хохочут. Ничего удивительного, что не мог дозвониться, сидят, черт побери, в Интернете. Подумать только, я сам Ханну этому научил.
Увидев меня, они, конечно, замолкают, переглядываются и снова начинают глупо смеяться. Рассерженный, я иду на кухню. Я знаю, что они обо мне говорят, иначе не замолчали бы по-идиотски. Женщины всегда так делают: входишь, они обрывают себя на полуслове и делают вид, будто вовсе не говорили о тебе, а о ком-то другом.
Ханна через мгновение приходит, улыбка до ушей — интересно, почему она со мной такой не бывает? — и говорит:
— Иди к нам.
А что я буду с бабами делать?
Пошел.
Габрыся сидит перед экраном, машет мне рукой:
— Иди, иди сюда, посмотри, как здорово! — И читает: — «Курсы для мужчин, первый курс, зимний семестр». Послушайте: «Борьба с глупостью», «Ты тоже можешь справиться с работой по дому», «Стирка — лучшие способы», «Не хотим дурацкого нижнего белья в цветочек»…
Мне становится не по себе. Я над женщинами так не потешаюсь.
— Не относи это на свой счет, это же шутка, — смеется Ханна. — Я ведь никогда не покупаю тебе дурацкое белье!
Когда женщины одни, они глупеют. Ничего удивительного. Вижу, что в бутылке с джином осталась какая-то капля. Ну да, бутылка была неполная, но могли бы что-нибудь и мне оставить.
И это курьезное замечание, что я будто бы принимаю шутки на свой счет!
— Читай, читай! — Ханна встает за Габрысей. — У Янека есть чувство юмора!
Конечно, у меня есть чувство юмора. Но над чем тут смеяться?
А Габрыся продолжает:
— Так вот, первый семестр: «Убедительные объяснения возвращения домой в четыре утра», «Наслаждайся жизнью», «Помой посуду после еды»…
Смотрит на меня и едва не лопается от смеха у компьютера. Делаю гримасу, если их это обрадует — пожалуйста.
— Читаю дальше. — Габрыся даже икает от радости, а Ханна так веселится, словно меня рядом нет. — «Понимание своей некомпетентности», «Сто поводов подарить цветы», «Почувствовал желание — прими душ»…
Ну что в этом смешного? Слегка теплый душ — самое лучшее средство. Женщинам этого не понять.
— Смотри, смотри, Ханна: «Как не заснуть после секса…»
Ухожу в спальню. Мне еще поработать надо, почитать, да и вообще. Но и читать не могу, потому что из соседней комнаты доносятся радостные восклицания:
— «Как попросить совета?», «Как сделать вид, что ты слушаешь?..»
Больше я ничего не слышу, потому что они, вероятно, идут на кухню или переходят на шепот. Им бы только кости мужчинам перемывать. Я точно знаю: они обо мне говорят. Только не знаю, что именно. Ведь женщины говорят только о сексе и о мужчинах. Это как раз те темы, которые я больше всего не люблю. Какие, например, у парня ягодицы. Я никогда особого внимания на свои ягодицы не обращал, но они у меня ничего, нормальные. Подобная чушь меня совершенно не трогает. Но есть что-то унизительное в том, что человек в собственном доме является объектом обсуждения.
Двери приоткрываются, входит Ханна:
— Ну что ты, зайчик мой, не в настроении? Не веди себя как дикарь…
— Мне хочется почитать, я устал. Желаю хорошо повеселиться.
— Ой, мы можем встречаться у Габрыси, если ты против.
Я против? С чего бы это? Пожалуйста, обсуждайте меня, сколько вам влезет.
Но я, конечно, пошел к ним слегка разрядить обстановку, хотя они, возможно, немножко огорчились, что я не дал им побыть вдвоем.
А вечером я изучил в зеркале свои ягодицы, они и вправду оказались безукоризненными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47