Тот уже махал ему рукой. Значит, о спокойном завтраке можно забыть. И газеты тоже не посмотришь. Ну что ж… В это утро он ощущал необыкновенное великодушие. Чувствовал, что готов без сожаления делиться и своим временем, и самим собой.
Он не спеша прошел к столу, сел, взял меню. Метрдотель уже спешил к нему.
— Ну, как ты сегодня себя чувствуешь, старина? — Манни, одетый, как всегда, с иголочки, поднял глаза от газеты. Сегодня на нем был полосатый костюм а-ля банкир-дипломат. — Лучше, я надеюсь?
— Намного лучше. Мне просто необходимо было как следует выспаться. Похоже, этот перелет и концерт выпотрошили меня сильнее, чем я думал.
Манни указал на газеты:
— Оно того стоило. Будут, конечно, и еще статьи, но эта — лучше не придумаешь!
Подошел официант. Миша заказал ветчину, сосиски, глазунью из трех яиц, жареный картофель, гренки, апельсиновый сок и кофе. Он ощущал зверский голод, как всегда на следующее утро после концерта.
— Кто это написал, Манни?
— Гертлер. Вот, посмотри.
Он протянул Мише газету через стол. Тот отмахнулся:
— Нет, просто расскажи мне коротко, о чем там. Я не хочу ее читать.
— О чем? Я уже сказал, это просто превосходный обзор. Миша размешал сахар и сливки в кофе.
— Послушай, Манни, я вовсе не хочу показаться слишком самонадеянным, но вчера вечером я был на высоте своих возможностей. Мы оба это знаем. И черт с ними, с критиками.
Манни хмыкнул:
— Ты прав. Но с ними никогда ничего нельзя знать. Могут послать своего мясника и располосовать тебя на части только потому, что ты кому-то там чем-нибудь не понравился.
Миша ничего не ответил.
— Как бы там ни было, — продолжал Манни, — статья герра Гертлера изобилует словечками типа «потрясающая», «виртуоз в духе старых времен», «сочная», «создающая настроение». Улавливаешь картину?
— Улавливаю.
В этот момент подошел официант с заказом. Миша жадно набросился на еду.
— Итак, чем ты собираешься заняться? У нас сегодня свободное время до самого вечера у князя и княгини Валленберг.
— Я подумал, может быть, Вере захочется посмотреть Хоффбург. Знаешь, драгоценности Габсбургов и все такое. — Миша сделал глоток кофе. — А потом, во второй половине дня, я хочу пройтись по магазинам. Один. Надо кое-что купить.
— Ты хочешь пройтись по магазинам?!
— А почему бы кет? Хочу посмотреть что-нибудь для Ники. И может быть, какой-нибудь сюрприз для Веры.
Манни все так же вопросительно смотрел на него. Это совершенно не похоже на Мишу. Лишь крайняя необходимость может заставить его отправиться в магазин.
— Что происходит?
— Ничего не происходит. Я просто хочу походить в одиночестве, впитать в себя здешнюю атмосферу, купить кое-что.
— Да брось ты это! — Манни внезапно забыл о своих хороших манерах и снова стал парнем с улиц Бруклина. — Уж я-то тебя знаю. У тебя что-то на уме. Со вчерашнего дня, с самого ленча, ты на себя не похож. Ну, говори, в чем дело?
Миша смотрел на роскошный сад отеля «Палас-Шварценберг». Вот и солнце пробивается сквозь тучи. День, кажется, будет ясным, хотя и холодным. Он снова перевел взгляд на Манни. На губах его появилась загадочная улыбка, однако он не произнес ни слова.
— Ох! — выдохнул Манни. — Я нутром чую, нас ждут большие неприятности.
Миша сделал глоток кофе. Поставил чашку.
— После ленча позаботься о том, чтобы Вера не скучала. Сделаешь?
— Ах, черт! Так это какая-то баба? Миша ничего не ответил. Продолжал есть.
— Миш… скажи мне! Это же я, Манни.
Миша молча жевал гренок. Манни шумно вздохнул:
— Черт! Конечно, я позабочусь о Вере. Надеюсь только, что мне не придется сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь.
Миша продолжал есть, чувствуя полное удовлетворение. Манни сделает в точности то, что нужно.
— Еще чуть левее подвиньтесь, пожалуйста. Начались суматоха, смех, толкотня, как и все сегодняшнее утро. Сирина яростно махнула рукой:
— Левее, джентльмены, левее!
Джейсон — один из ее ассистентов — бросился помогать. Сирина с трудом подавила раздражение. И это главы государств! Задницы это, а никакие не главы! Многие из них понимают английский и даже прилично говорят на нем, так что о языковом барьере тут речи нет. Проблема в том, что они не воспринимают ни ее, ни ее съемки всерьез. Клоуны несчастные! Если бы снимать их по отдельности, трудностей наверняка бы не возникло, в этом она не сомневалась. Но это невозможно. Ее объект — «Группа», нравится ей это или нет. И как большинство людей, образующих группу, они непроизвольно заводят друг друга. И ее заодно.
Подбоченившись, она изучала мужчин, выстроившихся в шеренгу в одном из тронных залов дворца Хоффбург. Их современная, пусть и невзрачная внешность производит впечатление на фоне роскоши мрамора и позолоты в стиле барокко.
— Так хорошо. Просто прекрасно. Не меняйте позы. — Сирина взглянула в объектив фотоаппарата. — Не двигайтесь!
Раздался щелчок, потом жужжание. Она снимала один кадр за другим. Новые лица Центральной и Восточной Европы… Сейчас ей хотелось садануть по этим новым лицам кулаком. Она снимает уже больше двух часов почти без всякой помощи. Если, конечно, не считать Джейсона и Беннета — самых знающих и любимых ее ассистентов, которых она привезла с собой из Нью-Йорка. Она сделала уже более чем достаточно вполне приемлемых снимков, но полного удовлетворения все еще не испытывала. Невзирая на все перестановки, ее не оставляло ощущение, что все получилось слишком банально, обыденно. Ничто не приковывает внимания. Надо признаться хотя бы самой себе — сегодня чуда не получилось. Отчасти из-за самих «объектов». Они воспринимают ее прежде всего как женщину и только потом как фотографа. По какой-то причине ее обычная тактика сегодня не сработала. Так же как и ее «рабочий» облик.
Много лет назад Сирина придумала себе облик для фотосъемок. Он включал нарочито невзрачную, не привлекающую внимания одежду. Отчасти это диктовалось практическими соображениями. Фотосъемки означают многочасовую работу на ногах, и зачастую это довольно грязная работа, даже в таком шикарном месте, как Хоффбург. Этот роскошный мрамор вовсе не такой чистый, каким кажется. Если же оставить в стороне эти чисто практические соображения, она давно уже поняла одну важную вещь. Независимо от того, где и когда проводятся съемки и кого снимают, успех будет тем большим, чем незаметнее личность фотографа. Следовательно, надо сделать так, чтобы ее собственная экзотическая внешность как можно меньше бросалась в глаза. Как выяснилось много лет назад, ее внешность только отвлекает клиентов, до того, что они просто не в состоянии ей помогать. Женщины видят в ней опасную соперницу, мужчины — желанную добычу, которую стремятся завоевать.
Сегодня Сирина скрыла свою привлекательность под старой смятой рабочей рубашкой, поношенными джинсами в пятнах, старой изношенной бейсбольной шапочкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Он не спеша прошел к столу, сел, взял меню. Метрдотель уже спешил к нему.
— Ну, как ты сегодня себя чувствуешь, старина? — Манни, одетый, как всегда, с иголочки, поднял глаза от газеты. Сегодня на нем был полосатый костюм а-ля банкир-дипломат. — Лучше, я надеюсь?
— Намного лучше. Мне просто необходимо было как следует выспаться. Похоже, этот перелет и концерт выпотрошили меня сильнее, чем я думал.
Манни указал на газеты:
— Оно того стоило. Будут, конечно, и еще статьи, но эта — лучше не придумаешь!
Подошел официант. Миша заказал ветчину, сосиски, глазунью из трех яиц, жареный картофель, гренки, апельсиновый сок и кофе. Он ощущал зверский голод, как всегда на следующее утро после концерта.
— Кто это написал, Манни?
— Гертлер. Вот, посмотри.
Он протянул Мише газету через стол. Тот отмахнулся:
— Нет, просто расскажи мне коротко, о чем там. Я не хочу ее читать.
— О чем? Я уже сказал, это просто превосходный обзор. Миша размешал сахар и сливки в кофе.
— Послушай, Манни, я вовсе не хочу показаться слишком самонадеянным, но вчера вечером я был на высоте своих возможностей. Мы оба это знаем. И черт с ними, с критиками.
Манни хмыкнул:
— Ты прав. Но с ними никогда ничего нельзя знать. Могут послать своего мясника и располосовать тебя на части только потому, что ты кому-то там чем-нибудь не понравился.
Миша ничего не ответил.
— Как бы там ни было, — продолжал Манни, — статья герра Гертлера изобилует словечками типа «потрясающая», «виртуоз в духе старых времен», «сочная», «создающая настроение». Улавливаешь картину?
— Улавливаю.
В этот момент подошел официант с заказом. Миша жадно набросился на еду.
— Итак, чем ты собираешься заняться? У нас сегодня свободное время до самого вечера у князя и княгини Валленберг.
— Я подумал, может быть, Вере захочется посмотреть Хоффбург. Знаешь, драгоценности Габсбургов и все такое. — Миша сделал глоток кофе. — А потом, во второй половине дня, я хочу пройтись по магазинам. Один. Надо кое-что купить.
— Ты хочешь пройтись по магазинам?!
— А почему бы кет? Хочу посмотреть что-нибудь для Ники. И может быть, какой-нибудь сюрприз для Веры.
Манни все так же вопросительно смотрел на него. Это совершенно не похоже на Мишу. Лишь крайняя необходимость может заставить его отправиться в магазин.
— Что происходит?
— Ничего не происходит. Я просто хочу походить в одиночестве, впитать в себя здешнюю атмосферу, купить кое-что.
— Да брось ты это! — Манни внезапно забыл о своих хороших манерах и снова стал парнем с улиц Бруклина. — Уж я-то тебя знаю. У тебя что-то на уме. Со вчерашнего дня, с самого ленча, ты на себя не похож. Ну, говори, в чем дело?
Миша смотрел на роскошный сад отеля «Палас-Шварценберг». Вот и солнце пробивается сквозь тучи. День, кажется, будет ясным, хотя и холодным. Он снова перевел взгляд на Манни. На губах его появилась загадочная улыбка, однако он не произнес ни слова.
— Ох! — выдохнул Манни. — Я нутром чую, нас ждут большие неприятности.
Миша сделал глоток кофе. Поставил чашку.
— После ленча позаботься о том, чтобы Вера не скучала. Сделаешь?
— Ах, черт! Так это какая-то баба? Миша ничего не ответил. Продолжал есть.
— Миш… скажи мне! Это же я, Манни.
Миша молча жевал гренок. Манни шумно вздохнул:
— Черт! Конечно, я позабочусь о Вере. Надеюсь только, что мне не придется сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь.
Миша продолжал есть, чувствуя полное удовлетворение. Манни сделает в точности то, что нужно.
— Еще чуть левее подвиньтесь, пожалуйста. Начались суматоха, смех, толкотня, как и все сегодняшнее утро. Сирина яростно махнула рукой:
— Левее, джентльмены, левее!
Джейсон — один из ее ассистентов — бросился помогать. Сирина с трудом подавила раздражение. И это главы государств! Задницы это, а никакие не главы! Многие из них понимают английский и даже прилично говорят на нем, так что о языковом барьере тут речи нет. Проблема в том, что они не воспринимают ни ее, ни ее съемки всерьез. Клоуны несчастные! Если бы снимать их по отдельности, трудностей наверняка бы не возникло, в этом она не сомневалась. Но это невозможно. Ее объект — «Группа», нравится ей это или нет. И как большинство людей, образующих группу, они непроизвольно заводят друг друга. И ее заодно.
Подбоченившись, она изучала мужчин, выстроившихся в шеренгу в одном из тронных залов дворца Хоффбург. Их современная, пусть и невзрачная внешность производит впечатление на фоне роскоши мрамора и позолоты в стиле барокко.
— Так хорошо. Просто прекрасно. Не меняйте позы. — Сирина взглянула в объектив фотоаппарата. — Не двигайтесь!
Раздался щелчок, потом жужжание. Она снимала один кадр за другим. Новые лица Центральной и Восточной Европы… Сейчас ей хотелось садануть по этим новым лицам кулаком. Она снимает уже больше двух часов почти без всякой помощи. Если, конечно, не считать Джейсона и Беннета — самых знающих и любимых ее ассистентов, которых она привезла с собой из Нью-Йорка. Она сделала уже более чем достаточно вполне приемлемых снимков, но полного удовлетворения все еще не испытывала. Невзирая на все перестановки, ее не оставляло ощущение, что все получилось слишком банально, обыденно. Ничто не приковывает внимания. Надо признаться хотя бы самой себе — сегодня чуда не получилось. Отчасти из-за самих «объектов». Они воспринимают ее прежде всего как женщину и только потом как фотографа. По какой-то причине ее обычная тактика сегодня не сработала. Так же как и ее «рабочий» облик.
Много лет назад Сирина придумала себе облик для фотосъемок. Он включал нарочито невзрачную, не привлекающую внимания одежду. Отчасти это диктовалось практическими соображениями. Фотосъемки означают многочасовую работу на ногах, и зачастую это довольно грязная работа, даже в таком шикарном месте, как Хоффбург. Этот роскошный мрамор вовсе не такой чистый, каким кажется. Если же оставить в стороне эти чисто практические соображения, она давно уже поняла одну важную вещь. Независимо от того, где и когда проводятся съемки и кого снимают, успех будет тем большим, чем незаметнее личность фотографа. Следовательно, надо сделать так, чтобы ее собственная экзотическая внешность как можно меньше бросалась в глаза. Как выяснилось много лет назад, ее внешность только отвлекает клиентов, до того, что они просто не в состоянии ей помогать. Женщины видят в ней опасную соперницу, мужчины — желанную добычу, которую стремятся завоевать.
Сегодня Сирина скрыла свою привлекательность под старой смятой рабочей рубашкой, поношенными джинсами в пятнах, старой изношенной бейсбольной шапочкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87