— Ну, что ты об этом думаешь, Дима? — наконец спросила она.
— Что я думаю? — Он долго смотрел на нее, не в силах сдержать радость. — Я думаю, что чудеса существуют, вот что я думаю. Я верю в чудеса!
Он снова крепко прижал ее к себе, и они безудержно расхохотались, как дети.
От возбуждения Соня не могла усидеть на месте.
— Надо сказать Мише.
— Я сейчас ему позвоню. — Дмитрий обернулся к жене. — Или ты думаешь, лучше подождать, пока у него закончится урок? Соня взглянула на часы.
— Урок сейчас должен закончиться. Давай лучше подождем, пока он вернется домой. Как ты?
— Правильно. Тогда он сам сможет прочитать письмо.
Дверь хлопнула. Вошел Миша.
— Мама! Па! Где вы?
— Мы здесь, — ответил Дмитрий из гостиной. Миша вошел, скрипя кроссовками, с рюкзаком, набитым до отказа. Остановился, с любопытством глядя на родителей.
— Что происходит? И в честь чего вино? Вы что-нибудь празднуете?
Он сбросил рюкзак на пол, склонился к родителям, поцеловал в щеку мать, потом отца.
— Сядь, — произнесла Соня.
— А в чем дело?
Миша сел на кресло, перевесил ноги поверх подлокотников.
Соня подала ему конверт:
— Вот, читай.
Миша быстро пробежал письмо глазами. Вскочил. Пробежался в танце по комнате, подпрыгнул.
— Вот здорово! Вот здорово! Мы едем в Нью-Йорк! Наконец-то!
Он по очереди обнял и поцеловал родителей. Соня и Дмитрий молча наблюдали за сыном. Сколько лет они мечтали об этом моменте!
— Когда мы едем? — спросил Миша.
— Нам тут надо еще кое-что закончить, — ответил Дмитрий. — Но я думаю, это не займет много времени.
— Мистер Буним пишет, что мы можем приехать в любое время.
— Да, — ответила Соня. — Но мы с папой посоветовались и решили, что сначала надо, чтобы университет нашел для нас замену.
Потом надо подыскать квартиру в Нью-Йорке, и… Миша расхохотался:
— Да на ваши места в один момент выстроится очередь из желающих. На это больше одного дня не понадобится.
— Ты прав, — ответил Дмитрий. — Но университет наверняка захочет отобрать самых лучших.
— И кроме того, — вмешалась Соня, — надо продать машину, мебель, упаковать вещи. Много времени это не займет.
— Но ведь Буним пишет, что они все оплатят. Мы можем просто оставить все кому-нибудь…
— Он готов предоставить нам ссуду. Это ссуда, Миша. Ты ведь прочитал письмо. Он дает нам деньги на переезд и на обустройство в Нью-Йорке, но это не безвозмездный дар. Поэтому мы не можем просто сняться с места и уехать. Мы должны быть осмотрительны, сынок.
Миша внезапно замолчал. Задумался.
— Почему именно сейчас? Почему он не сделал этого раньше? Почему ждал столько лет?
— Миша, ты слишком возбужден. Ты невнимательно прочел письмо. Он пишет, что хотел быть уверен в том, что учение в Нью-Йорке пойдет тебе на пользу. В том, что ты созрел для этого.
— Он давно уже мог быть в этом уверен.
— Послушай, сынок, — заговорил Дмитрий. — Бунимы очень щедро помогали нам здесь, в Тель-Авиве, через Хаима. Ты ведь это знаешь.
— Да, знаю.
— И мы им вернули долг, также через Хаима. Но вероятно, как и большинство богатых людей, они хотят, чтобы их деньги окупались. Поэтому мистер Буннм ждал, хотел удостовериться, что мы стоим этих денег.
— Иными словами, он хотел быть уверен, что я достаточно одарен для Нью-Йорка?
— Совершенно верно, — кивнула Соня.
Миша устремил пристальный взгляд сначала на отца, потом на мать. Соне стало не по себе от этого взгляда. Никогда еще она не видела в чьих-либо глазах такой решимости. Такой пугающей решимости. Это, наверное, просто эффект яркого израильского солнца, пыталась она успокоить себя.
— Ну, я ему покажу! — отрывисто бросил Миша. — Вот увидите, я ему покажу.
Глава 12
Нью-Йорк, 1986 год
Швейцар придержал дверь. Кивнул в знак приветствия:
— Хэллоу, Майкл. Хороший денек, а?
— Привет, Сэм. Да, денек отличный, это точно.
Миша вошел в просторный, тускло освещенный вестибюль, направился к лифту. С плеча его свисала большая кожаная спортивная сумка.
— Майкл! — крикнул Сэм ему вслед.
— Да?
Сэм поднял руку в приветственном жесте.
— Успеха тебе сегодня вечером.
— Спасибо, Сэм.
Хлопая кроссовками, Миша прошел по мраморному вестибюлю к лифту. Как всегда, здесь стояли три огромных букета свежих цветов. Один — на элегантном комоде французского стиля у стены; другой — на кофейном столике, окруженном мягкими креслами; третий — на столе менаду лифтами. Густой запах розовых и белых лилий наполнял вестибюль. Приятное разнообразие после улицы…
Миша нажал кнопку лифта. Южная часть Центрального парка считается одним из самых престижных районов Нью-Йорка, однако здесь почти всегда пахнет конским навозом. Особенно теплым весенним днем, вот как сегодня. Миша сочувствовал бедным старым конягам, которых давно надо бы выпустить попастись на травке. А между тем они постоянно стоят, выстроившись в ряд вдоль улицы, ожидая, когда кому-нибудь из туристов захочется прокатиться верхом по парку. В этом городе вообще плохое повсюду соседствует с хорошим. Приходится принимать и то и другое. Вот, например, прелести Центрального парка — и лошадиный навоз. За все приходится платить, и все имеет свою цену. Нью-Йорк — это город крайностей и контрастов. Как ни старайся, от них никуда не уйти.
Пришел лифт. Миша отступил в сторону, пропуская элегантно одетую женщину. Крашеные белокурые волосы, все в мелких и крупных завитках, тщательно уложены. Лицо без единой морщинки — несомненно, результат искусных подтяжек — представляет собой целую гамму красок: результат искусно наложенной косметики.
Миша блеснул белозубой улыбкой:
— Добрый день.
Пронизывающие голубые глаза окинули быстрым взглядом его пропотевший спортивный костюм, длинные, еще влажные волосы. Женщина вскинула подбородок, устремила надменный взгляд вперед, сквозь него, и величественно прошествовала мимо.
Он в очередной раз рассеянно задал себе вопрос, почему она не ответила. Почему она вообще никогда с ним не разговаривает? Он уже не первый раз случайно встречается с ней. Казалось бы, она должна уже узнавать его. Может быть, ей не понравилось, как он выглядит? Как он одет? Нет, вряд ли. Она видела его в самой разной одежде — от потертых голубых джинсов до фрака с белым галстуком. Наверняка она знает, кто он такой, но почему-то делает вид, что не знает.
Он чувствовал острое любопытство. Чем больше росла его известность, тем больше людей, самых разных, старались завязать с ним знакомство. Миша тешил себя надеждой, что его самого слава не изменила, однако она, безусловно, изменила отношение к нему окружающих.
Он вошел в лифт, нажал кнопку пентхауса, с наслаждением повторяя в уме это слово… Пентхаус… роскошная квартира на верхнем этаже, выходит окнами на Центральный парк. Восточная часть обращена на Лонг-Айленд, через Ист-Ривер, западная — на Нью-Джерси, через Гудзон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87